Крест королевы. Изабелла I - Лоренс Шуновер

Глава 11

Сонная стража на границе Кастилии, чьей обязанностью было выявлять контрабандные восточные сокровища: перец и пурпурный краситель, слоновую кость и нефрит, — проверила сундуки путешествующих торговцев Арагона и разрешила им проехать. Несколько дешёвых горшков и кастрюль не стоили того, чтобы обращать на них внимание и требовать взятку.

—    Не понимаю, почему кто-то должен ехать ночью, чтобы не давать спать другим, — заметил старший стражник.

—    Эти дни были достаточно трудными для нас, едва удавалось наскрести несколько мараведи, чтобы купить еду, не говоря уж о выпивке, — ответил один из торговцев.

Слуга, который вёл лошадей через границу, добавил:

—                              Сеньор стражник, ночью гостиницы гораздо дешевле, когда в них не ждут новых постояльцев.

—                               Ты должен говорить только тогда, когда к тебе обращаются! — грубо прикрикнул торговец.

—                               Я прошу прощения, ваша милость, — смиренно отозвался слуга.

Стражник махнул им, чтобы они проезжали, сопроводив этот жест прощальным ответом:

—                              Вы должны научить вашего слугу приличным манерам.

Когда их уже не могли услышать, старший торговец произнёс:

—                               Тысяча извинений, ваше величество. Просто когда вы заговорили, то ваша речь совсем не напоминала речь слуги. Я боялся, что стражник заглянет в наши сундуки.

Фердинанд пропустил его слова мимо ушей.

—                               Я подумал, что вы собираетесь дать ему отступного. Что же касается сундуков, то он слишком хотел спать, чтобы обнаружить в них двойное дно. Хотя, Франсиско, ты прав. Я должен был придерживать язык, даже если бы ты отдал ему все наши деньги.

Они продолжили путь, погоняя лошадей. Шпат не являлся для лошадей серьёзной болезнью, собственно, это и не болезнь вовсе, а уродливые искривления форм — результат прошлого напряжения, проявляющийся в костлявых наростах. Эти искривления делали лошадь непривлекательными и заведомо неприемлемыми для продажи, но никоим образом не выводили их из строя. Лошади были специально отобраны, хорошо накормлены и получили отдых перед дорогой.

—                               Если нам повезёт, то сегодня мы будем в Осме, — сказал Вальдес.

Ночь была холодная и ясная; звёзды сверкали совсем близко, колющий ветер обдувал высокое плато. Под светом звёзд местность, по которой были разбросаны редкие, построенные из камня крестьянские фермы, казалась суровой и дикой. Но холодный воздух бодрил Фердинанда, даже когда мороз пробирал его до костей: это была суровая страна, земля камней и святых, где не признавались полутона и полумеры.

И это была родина смелых кабальеро — Вальдеса и Карденаса. Вальдеса Изабелла спасла от службы у короля Генриха, но теперь он вёл Фердинанда прямо к своему бывшему повелителю, — король обязательно постарается найти предлог, чтобы заключить его в темницу. Карденаса же Фердинанд собирался хитростью заставить надеть королевские одежды, но ему не пришлось этого делать. Когда Карденас узнал, что должен возглавить группу — приманку из кабальеро, он сам предложил переодевание, весело смеясь, как будто это было лишь пикантное приключение. Он сказал только:

— Я буду вести себя так, как, мне кажется, могли бы вести себя вы, ваше величество, исключая только, что в случае нападения я постараюсь убежать, чего вы никогда бы не сделали. Но это ещё больше запутает их!

Фердинанд, обладавший практичным и аналитическим умом, частенько размышлял о том, какая именно черта в характере Изабеллы могла вызвать такую преданность её подданных. Мужчина должен знать свою жену, знать, как с ней обращаться. Что вызывало у её приверженцев такую любовь к ней? Ясно, что не только одна красота. Герцогиня Эболи была необычайно красива, но он не так уж сильно любил её, вернее, вообще не любил, хотя она была очень милой компаньонкой в путешествии по Италии, по владениям её отца, а затем, забеременев, последовала за ним в Арагон. Но всё это должно остаться в прошлом. Он должен постараться понять Изабеллу и понять Кастилию — эту страну камней и святых. Эта суровая страна взрастила таких разных людей: Изабеллу, и Вальдеса, и Карденаса, и короля Генриха, и скользкого старого маркиза Виллену. Терпение. Он должен добиться прочного положения в Кастилии...

Была полночь, когда маленькая группа всадников остановилась, чтобы в первый раз дать передохнуть взмыленным лошадям. Некоторые из них уже стали прихрамывать: полузажившие сухожилия ног протестовали против долгой и трудной скачки.

Чернея на горизонте, закрывая яркий свет звёзд своей мрачной треугольной громадой, перед ними возвышался замок. Ни одного проблеска света не было ни в нём, ни в маленькой деревушке, примостившейся у его основания.

—                   Вон там — Осма, — тихо произнёс Вальдес, словно опасаясь, что ветер разнесёт звук его голоса по округе.

—                   Жители поддерживают донью Изабеллу, — отозвался Фердинанд, — и таково же отношение сеньора Тревино, хозяина замка, если я могу доверять сообщениям курьеров от Каррилло и верховного адмирала.

Фердинанд потрепал шею своего коня:

—                   Бедное животное, ты честно послужило мне, хотя и страдало от боли. Если ты поправишься, я подарю тебя Тревино; если нет, обещаю, что пристрелю тебя, не позволю перерезать тебе горло.

Лошади, увидев вдалеке замок и надеясь на отдых, побежали быстрее, спеша преодолеть последнюю, самую длинную милю своего болезненного пути. Вскоре их копыта уже застучали по брусчатке возле замка.

Вальдес закричал, затем к нему присоединился Фердинанд с его громким голосом, который так часто перекрывал шум битвы, но в крепости не было слышно никаких ответных звуков, казалось, что она всеми покинута. Ночь оставалась всё такой же тёмной и враждебной, а всадники замёрзли и устали. И они были голодны, так как не делали остановок, чтобы подкрепиться.

Фердинанд нетерпеливо подъехал к воротам крепости и стал стучать в них рукояткой меча. Сверху высилась громада главной башни с её грозной системой нависающих сторожевых башен, где должны были находиться часовые.

—                   Эй, вы, там, наверху! Откройте и впустите меня! Я — принц Фердинанд Арагонский!

Часовой, которого потревожили в разгар сладкого сна в сторожевой башне, сердито закричал:.

—                   А, так ты принц Фердинанд Арагонский? Ну а я — святой римский император, и у меня есть для тебя подарок!

В воздухе послышался шум, и вниз рухнул камень, брошенный через отверстие в сторожевой башне, он был настолько велик, что мог бы раздавить несколько человек, если бы они стояли плечом к плечу. Камень едва не задел принца.

Фердинанд отпрянул и выдал такие ругательства, какие мог произнести только один испанец, дыхание его пресеклось гораздо раньше, чем закончились имена всех святых. Если бы добрый падре де Кока слышал принца в этот момент, он бы должен был предупредить Изабеллу: «Умеренность — не совсем подходящее слово для описания характера принца Фердинанда. Его вспышки ярости могут быть чрезвычайно сильны».

Вальдес и другие сопровождающие присоединились к крикам принца, убеждая часового, что внизу стоит не только принц Арагонский, но также король Сицилии, а сброшенный камень — неподобающий способ приветствия монарха. Во внутреннем дворе послышался лязг металла и топот ног спешащих людей.

Фердинанд громко рассмеялся:

—                              Эти дураки решили, что подверглись нападению.

Прошло несколько минут. Стоявшие внизу слышали, как башни заполнялись людьми и арбалеты приводились в боевое положение... Тем временем маленькое окошко в главных воротах осторожно приоткрылось, сквозь железную решётку стал виден свет факела; раздался голос:

—                              Пусть тот, кто называет себя принцем, сделает шаг вперёд, чтобы мы могли его узнать.

—                              Это по-арагонски, — произнёс Фердинанд и уверенной поступью направился к окошку.

Выражение лица человека, находившегося за прутьями решётки на достаточном расстоянии, чтобы удар шпаги не мог его достать, внезапно изменилось.

—                              Матерь Божья, да ведь это действительно принц! А говорили, что вы в Калахарре!

—                              А я здесь, — спокойно отозвался Фердинанд.

Внутри забегали и засуетились, послышался тяжёлый стук бревенчатых распоров, отодвигаемых в спешке, металлический скрежет открываемых железных засовов.

—                            В Калахарре? — задумчиво протянул Фердинанд. По-видимому, его узнали поблизости от одной из самых сильных крепостей семьи Мендоса, месте пребывания самого епископа, титулованного главы влиятельнейшей семьи. Верный Карденас! Фердинанд надеялся, что ему удалось миновать опасные места. Это было по-рыцарски; это была самоотверженная преданность высшего порядка; но Карденас вёл себя не совсем так, как действовал бы в этой ситуации принц Фердинанд, — всё-таки нужно было держаться подальше от больших крепостей.