Алая печать - Олаф Бьорн Локнит

– Оно любит власть, – задумчиво ответила госпожа Эрде. – Где сердце власти, там его обитель. Затаившееся и холодное.

Она внезапно закружилась посреди темного подвала, раскинув руки и запрокинув голову назад. Сделав два-три круга, остановилась, словно забыв обо мне, гибко опустилась на пол и принялась вполголоса напевать. После некоторого раздумья я узнала язык – разновидность старинного зингарского диалекта. Песни же такой я никогда не слышала.

На холмах зеленый вереск не укроет меня,в синий омут головой я и сама не уйду,не возьмет меня земля, не удостоюсь огня.Впрочем, это безразлично – как я не пропаду…

Она подняла голову и запела громче, явно обращаясь ко мне:

И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру,Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть.Я – сиреневое пламя, я – струна на ветру,Я сияние звезды, что зажигает ночь.И когда я стану пищей для ночных мотыльков,И когда я стану пристанью болотных огней,Назови меня, приду на твой немолкнущий зов,Не отринь меня, поелику ты тех же кровей!..

Я попятилась. Что я здесь делаю, в старом, сыром подвале, в обществе зверообразного громилы и потерявшей разум женщины, поющей на давно забытом наречии и играющей в непонятные загадки? Бежать, скорее бежать отсюда!

Шарахнувшись назад, я едва не опрокинула фонарь и неуклюже побежала к выходу. Вслед мне летел чистый, язвительный смех Ринги Эрде и добродушное ворчание Клейна, уговаривавшего мою матушку вести себя спокойно, тогда он обязательно принесет ей молоденькую, отборную курочку. Их голоса эхом отдавались от стен и потолка, и долго преследовали меня – даже когда я выбралась во двор и вбежала в дом.

Вестри, похоже, видел, как я ходила в подвал, но никому не сказал.

9 день Первой весенней луны.

Перерыла имеющиеся в библиотеке сборники чертежей земель Полуденного Побережья и старательно перелистала записки известных путешественников – от Орибазия Достопочтенного до Саллюстия из Мерано. Искала название «Лан-Гэллом». Такового не обнаружила.

С отчаяния сунулась в редкий толстенный фолиант нордхеймских сказаний – в конце концов, Ванахейм тоже имеет выход к морю и на тамошнем побережье вполне могут расти сосны. Меня вдоволь попотчевали описанием непрекращающихся битв и описанием запутанных семейных склок, однако ничего похожего не нашлось и там.

В самом конце тома, где были вшиты десятка три страниц послесловия, наткнулась на внезапную подсказку. Автор послесловия утверждал, будто когда-то на побережье Нордхейма обитали альбийские племена и стояла огромная цитадель их противника, почти забытого ныне Роты – Черного Всадника. Так вот, после большого сражения с Ротой, разрушения крепости и затопления части береговой линии уцелевшие последователи и воины Всадника Ночи ушли на Полдень, затерявшись где-то на берегах теплого Закатного океана и стигийского Стикса. Исследователь нордхеймских преданий утверждал, будто в сагах иногда встречаются отголоски той давней войны и обрывки языка подданных Всадника. Он приводил кое-какие сохранившиеся словечки, по созвучию весьма напоминавшие не дававший мне покоя «Лан-Гэллом».

Я вновь схватилась за томик Саллюстия. Где тут у нас раздел «Легенды, связанные с древними народами»? Остатки построек атлантов неподалеку от Кордавы, засыпанный песком город кхарийцев к десяти лигах к полудню от Асгалуна, оставленные непонятно кем монументальные сооружения на Черном острове…

И Рабирийские холмы.

«Говоря по правде, – медленно читала я, – создания, обитающие в сиих холмах, трудно отнести к какой-либо определенной культуре. Нет даже убедительных доказательств их существования, не считая устойчивых народных суеверий, сохраняющихся не одну сотню лет, и настойчивого стремления людей избегать этого небольшого участка земли. В народных преданиях эти существа упорно именуются «древними» и «рожденными в начале времен», а также «проклятыми», хотя мне не удалось в точности выяснить характер наложенного на них проклятия или причину его возникновения. Я побывал на полуденной границе Рабирийских лесов и отважусь заметить, что отчетливо ощутил разлитое над этими краями чувство тревоги и беспокойства. Лошади отказываются пересекать определенную незримую границу, прочие домашние животные также стараются не подходить близко к лесам. Следовательно, можно предположить, что в Рабирийских холмах обитает малая часть народности, некогда заселявшей эти земли, однако этот народ не горит желанием налаживать какие-либо связи с людьми, предпочитая добровольное изгнание в пределах своих невеликих земель».

Не сюда ли меня отсылала матушка? В таком случае фраза «ступай к отцу» означает вовсе не моего родителя Мораддина, но деда по материнской линии, отца Ринги Эрде! Ведь должны у нее быть отец и мать? Не из воздуха же она появилась?

Ладно, предположим для простоты, что мать хотела сказать мне именно это – «Съезди в Рабирийские холмы и разыщи там своего деда». Легко сказать! Как я туда попаду и где уверенность, что мне удастся найти в этих, не таких уж и маленьких холмах хоть кого-нибудь? Может, спетая матушкой песня имеет отношение к этому поиску? Допустим, служит условным знаком, означающим своего?

Кажется, я невольно начинаю подражать служащим моего отца. Отыскиваю всюду второй смысл и чьи-то козни. Если бы мать сумела дать мне более точные указания!

«Ты что, действительно собралась прогуляться до Полуденного Побережья? – озадаченно спросила я у внутреннего голоса. – И всерьез намереваешься порыскать в Рабирийских холмах, выкликая: „Дедушка, а дедушка! Внучка приехала!“. Не глупи. Твое место здесь. Особенно сейчас. Никто тебя не отпустит».

Поразмыслила я и над тем, что могло таиться за словами о красном сиянии, любящем власть. К сожалению, теперь книги дали мне слишком много различных ответов. Красный цвет или оттенок имели некоторые прославленные артефакты, оно служило прозвищем десятку живших в различные времена магов, королей и знаменитых воителей, входило в названия городов, рек и лесов. Да что там, жуткая крепость придворного мага короля Страбонуса, к облегчению многих живущих, ныне покойного Тсота-Ланти, тоже звалась Красной Цитаделью!

Обнаружилось также упоминания о по меньшей мере десяти вещах, именовавшихся «Красным» либо «Алым Сиянием». В их число входили два меча, книга заклинаний, удивительной красоты браслет гномской работы, большой магический кристалл, рубин из сокровищницы королев Хорайи, хранящийся в Султанапуре обломок редкой красной яшмы, религиозная постройка, крытые червленым золотом рыцарские доспехи и выполненная из красного стекла уменьшенная копия зингарского нефа, отличившегося в каком-то давнем морском бою.