Ангелология - Даниэль Труссони

— В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.[16]

На английском языке отрывок был знаком Эванджелине, и его место в Библии сразу же всплыло в ее памяти.

— Это из Бытия, — сказала она с облегчением, радуясь, что наконец-то поняла хоть что-то из слов Селестины. — Я знаю этот отрывок. Это как раз до Потопа.

— Pardon?

Селестина посмотрела на Эванджелину так, словно никогда прежде ее не видела.

— Отрывок из Бытия, который вы привели, — пояснила Эванджелина. — Я хорошо его помню.

— Нет, — сказала Селестина, взглянув на нее с внезапной враждебностью. — Вы не понимаете.

Эванджелина положила ладонь на руку Селестины, успокаивая, но было поздно — Селестина впала в ярость.

— Изначально отношения между человеком и божественными существами строились на гармонии, — зашептала она. — В мироздании был порядок. Легионы ангелов находились под строгим управлением; мужчина и женщина, возлюбленные дети Божьи, сотворенные по Его образу и подобию, жили в блаженстве, не зная боли. Страданий не существовало; смерти не существовало; времени не существовало. В них не было необходимости. Вселенная была совершенно неподвижной и отказывалась развиваться. Но ангелы не могли оставаться в таком состоянии. Они позавидовали человеку. Темные ангелы соблазнили человечество из гордыни, чтобы разгневать Бога. И ангелы пали, когда пал человек.

Понимая, что Селестина впадет в безумие, если позволить ей продолжать, Эванджелина потянулась за письмом и аккуратно забрала его из дрожащих пальцев Селестины. Свернув бумагу и положив в карман, она встала.

— Простите меня, сестра, — покаялась она. — Я не хотела так растревожить вас.

— Уходи! — крикнула Селестина, яростно тряся головой. — Сейчас же уходи, оставь меня в покое!

Удивленная и слегка напуганная, Эванджелина закрыла дверь в келью Селестины и поспешила по узкому коридору к лестнице.

Обычно сестра Филомена, когда уходила днем поспать, просыпалась только к ужину, поэтому Эванджелина не удивилась, увидев пустую библиотеку. Камин давно погас, было холодно, а возле стола стояла тележка, полная книг, которые надо было расставить по местам. Не обращая внимания на беспорядочно наваленные книги, Эванджелина принялась разводить огонь, чтобы нагреть сырое помещение. Уложив рядышком два полена, она подсунула под них скомканную газету и чиркнула спичкой. Как только огонь начал разгораться, она встала и расправила юбку маленькими замерзшими руками, словно разглаживание ткани могло помочь ей сосредоточиться. Она была уверена в одном: ей необходимо разобраться в рассказе Селестины. Она вытащила из кармана юбки лист бумаги, развернула его и стала читать письмо мистера Верлена.

«Уважаемая представительница монастыря Сент-Роуз!

Проводя расследование для частного клиента, я обнаружил, что миссис Эбигейл Олдрич Рокфеллер, глава семьи Рокфеллер и покровительница искусств, могла состоять в переписке с аббатисой монастыря Сент-Роуз, матерью Инносентой, в 1943–1944 годах».

Обычная вежливая просьба о посещении монастыря Сент-Роуз, одно из писем с упоминанием о собрании редких книг и картин, которые она получала регулярно. На такие письма Эванджелина должна была отвечать быстрым и категорическим отказом и навсегда забывать о них. Но эта невинная просьба перевернула все вверх тормашками. Она была осторожна и в то же время чувствовала жгучее любопытство. Ей хотелось больше узнать о сестре Селестине, миссис Эбигейл Рокфеллер, матери Инносенте и ангелологии. Она мечтала понять, что за работу выполняли ее родители, и в то же время боялась узнать об этом. Слова Селестины отозвались эхом глубоко в ее душе, как будто она приехала в Сент-Роуз только для того, чтобы услышать их собственными ушами. Возможная связь между историей Селестины и ее собственной жизнью глубоко взволновала Эванджелину.

Ее обрадовало, что в библиотеке никого не было. Она села за стол около камина, поставила острые локти на деревянную столешницу и оперлась подбородком на руки, пытаясь привести мысли в порядок. Хотя огонь разгорелся, от камина тянуло морозным воздухом, и смесь жара и резкого холода странно действовала на нее. Эванджелина попыталась восстановить по порядку путаный рассказ Селестины. Она взяла из ящика стола лист бумаги и красный маркер и записала в столбик:

Пещера Глотка Дьявола

Родопские горы

Бытие, глава 6

Ангелологи

Когда Эванджелине требовалось поразмыслить, она становилась больше похожа на черепаху, чем на молодую женщину, — она отступала в прохладное темное место внутри себя, погружалась в тишину и ждала, пока все мысли улягутся по полочкам. Целых полчаса она внимательно смотрела на слова, которые написала: Пещера Глотка Дьявола, Родопские горы, Бытие, глава б, ангелологи. Если бы накануне кто-нибудь сказал ей, что она столкнется с этим тогда, когда меньше всего ожидает, она бы рассмеялась. Но все эти слова были основополагающими в рассказе сестры Селестины. Миссис Эбигейл Рокфеллер играла в этой загадке немаленькую роль — как подразумевалось в письме, — и Эванджелине ничего не оставалось, как разобраться в их отношениях.

Пока ее мозг анализировал список, лежащий на столе, пока устанавливались связи между словами, Эванджелина решила кое-что проверить. Она прошла через натопленную библиотеку и достала с полки огромный атлас мира. Положив на стол, она открыла его, нашла в списке индекс Родопских гор и перевернула соответствующую страницу в середине атласа. Оказалось, что Родопы — это небольшая горная цепь в юго-восточной Европе, она тянулась от северной Греции до южной Болгарии. Эванджелина внимательно изучила карту, надеясь найти какое-нибудь указание на Глотку Дьявола, но вся область представляла собой пятно заштрихованных изгибов и треугольников, обозначающих горную местность.

Она вспомнила слова Селестины о том, что они попали в Родопы через Грецию. Ведя пальцем на юг, в глубь территории Греции, Эванджелина нашла место, где Родопы граничили с равниной. Район возле гор был окрашен серым и зеленым, что указывало на небольшое количество населения. Главные дороги, похоже, начинались от Кавалы — портового города у Эгейского моря, откуда сеть шоссе простиралась до небольших городков и деревень на севере. Еще южнее Эванджелина обнаружила знакомые названия — Афины и Спарту. Об этих древних городах она читала на уроках классической литературы, и они у нее всегда ассоциировались с Грецией, но она никогда не слышала о далекой полоске гор на северной границе с Болгарией.