Фаэтон - Михаил Чернолусский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышь-ка, Крот, ты волшебник. Без коня, поди, перелетишь через горы? И нас бы прихватил. А?
Крот отдал Утяеву кружку из-под чая, поблагодарил и, поглаживая для солидности бороду, пояснил:
— Моя работай под землей. Через горы летай — не моя. В проводники я гожусь, но моя служит ни Джин, ни Джон, а Верховный правитель Пустынь.
— Ох и хитрый же ты старикан, — сказал Ефрем. — Видно, есть у тебя дела в Аграгосе, вот ты нам и втираешь мозги.
Старичок шмыгнул зло носом и встал.
— Воля ваш, — сказал он. — Моя провожай может. Надо — не надо, сам решай. — И отошел от костра.
Ефрем, испугавшись, догнал Крота, схватил за руку.
— Я пошутил, дед. Извини. Характером вредный. Извини.
Крот вернулся к костру.
— Ладна. Спорить не надо. Я провожай буду.
Ефрем подмигнул Людмиле Петровне, и та налила старичку вторую кружку чая. Но Крот отказался.
— В Джин-Джон надо поторапливайся.
— Я готов, — сказал Ефрем. — Только ты дорогу укажи.
— Дорога укажет. Сдай пистолета. — Ефрем переглянулся с Утяевым.
— Сдавая, сдавая! — настаивал Крот. — Лишний пистолета война может начаться. Холодный оружие моя перепишет и оставляй.
— Нет у нас холодного оружия… э-э-э… — сказал Утяев.
— Как нет? А ножи кухонные? Волшебник обмануть? Постыдиться надо… Вытряхивай свои рюкзака! Опись начнем!
— Что за наваждение! — впервые за весь этот день, не выдержав, горько вздохнула Людмила Петровна.
Ефрем наконец согласился.
— Ладно, ножи покажем тебе, дед. Только вот что. У меня к тебе одно секретное дело. — И оба отошли в сторонку. — Послушай, дед. Не могу я остаться без оружия. Мало ли что случится в Аграгосе… Оставь мне пистолет! Отдам я его директору… Ну, Утяеву, стало быть, который чаем тебя угощал. И пойду чистенький в Джин-Джон за лошадьми. А? — Крот хотел было вернуться к костру, но Ефрем удержал его:
— Погоди, дедуля! Погоди! Главное скажу. Есть у меня мешок фаэтовских пуговиц, то есть, прости, денег. Мешок! Настоящих! Тебе отдам! Жратву, поди, покупаешь… Слушай, мешок твой!
Крот покосился на Ефрема:
— Показывай надо.
— Сейчас, дедуля, мигом! — И Ефрем через минуту вернулся со своим последним мешочком с деньгами. — Вот. Твой будет, дедуля. Соглашайся.
Крот взял деньги, поглядел, цела ли пломба. И тяжело вздохнул.
— Эх-ха… Все продавайся — покупайся… Будь моя. — И он ударил посохом о землю. Образовалась воронка. Старичок отстранил Ефрема, дунул три раза в воронку и бросил туда мешок. Тут же воронку затянуло землей. — Тихо, — сказал Крот, закончив таинство, — про деньги я ничего не знай. И ты тоже. Уговор?
— По рукам, — сказал Ефрем.
— Отдай пистолет своему дружка. До Джин-Джона далеко, я тебя провожай.
— А как?
— Не спрашивай. Это моя секрета. Отнеси друга пистолета и возвращайся.
Ефрем исполнил волю Крота.
— Ну, закроя глаза!
Ефрем струхнул. Чувствуя, что в горле пересохло, ноги ослабли, хоть отказывайся от похода.
— Закроя!
Зажмурился Ефрем и слышит — Крот стукнул по твердой земле посохом, и гул необычный. «Два, три, — считает Ефрем, — четыре, пять…»
После пятого удара он и ахнуть не успел, провалился под землю.
* * *— Золотогривых джин-джонских волшебных иноходцев не сравнить, с фаэтовскими, хотя и шла молва, что синтетическая лошадь, которая без седока пойдет куда хочешь, — мечта конь, чудо научно-технической эпохи. Этой молве Ефрем не верил, а когда увидел четырех золотохвостых красавцев гнедой масти, и вовсе сплюнул, вспомнив фаэтовскую беломордую кобылу. Джин-джонские — вот это кони! На таких и деды Ефрема не пахали, бар-господ не возили. Конечно, видал он тонконогих орловских рысаков! И подивился еще Ефрем — смирные были красавцы! Крот один с четырьмя управлялся, подвел к коновязи, привязал и пошел оформлять пропуска.
Ефрем дожидался Крота на контрольном пункте, дальше его не пустили, да и тут чуть не догола раздели, оружие искали.
Ефрем увидел джин-джонский черный забор только из окошка. Вышек с прожекторами насчитал пять. Прохожих разглядывал. Показалось, что люди тут как сонные мухи. Хотелось ему на Джина с Джоном взглянуть, но из сторожки не выпускали. Портреты, правда, над контрольным окошком висели: молодые, холеные, ничего не скажешь.
Когда Крот позвал к лошадям, Ефрем еще раз взглянул на портреты: Джин и Джон показались ему пижонами.
Крот тихонько рассмеялся, а дорогой сказал:
— Не ругай два брата…
— Эх, дедуля. Чего же братья не могут поделить? Богатые ведь они люди-то.
Но Крот был стариком умным.
— Силой меряются. Дурака хитрит, а думает, мудрствует…
Тут подошли они к лошадям, и пора было в путь.
* * *Любил Ефрем верховую езду, недаром кривые ноги себе нажил! Да и какой русский человек, даже теперь.
когда перевелись лошади, не мечтает прокатиться на хорошем коне! Крот ехал впереди, врос в коня, а ведь гном гномом. И подумал тут Ефрем про Людмилу Петровну — побоится ведь сесть, как с ней быть? Да и директор — не храброго десятка мужик. Вот незадача.
Крот разгадал мысли Ефрема. Придержал гнедого, поравнялся, и говорит:
— Не горюй. Научу я твоих конь ездить… — Ну, коли научишь, спасибо.
И поскакали они дальше, через холмы-овраги и озера. Увидел Ефрем звездочку, первую, вечернюю, и обрадовался. Сколько мотает его по этой дьявольской степи, не видел звезд. Горит сейчас звезда, должно быть, и над забарцами. Эх, махнуть бы сразу на родную Брянщину!
Пришпорил Ефрем коня, поравнялся с Кротом и говорит:
— Слышь-ка, дедуля. На таких конях нельзя ли ускакать прямо на родину, в Советский Союз?
— Не хитри, это не можно. Аграгос отвезу — и все.
— Вредный ты человек, дедуля.
— Я не вредная. Закон вредная. На граница пустыня кони падут бездыханный. И меня закопаешь…
— Не врешь, дедуля?
— Зачем врать? Аграгос — больше никуда…
Горькую весть услыхал Ефрем, а лихой старичок рассмеялся.
И понеслись они дальше — по степи…
Растянувшись на земле, спал Ефрем непробудным сном, пока Крот обучал директора и Людмилу Петровну сидеть на конях. Прокатил старичок и Асю с Маратиком. Потом варили кашу из фаэтовских концентратов, готовили чай, а когда проснулся Ефрем — сели ужинать. И все долго слушали рассказ Ефрема у теплого костра. Крот ушел под землю на ночное дежурство. А рано утром старичок всех разбудил и богатырским свистом позвал коней, которые паслись ночью на далеких лугах.
Крот сказал, что с детьми он не отправляется в дальнее путешествие без молитвы. Отошел ровно на десять шагов, пал на колени, вырвал из бороды белый волос и пустил его по ветру. Потом запел на своем языке.
Услыхав песню, Ася приблизилась к старичку и стала слушать. Крот подал ей знак, она опустилась рядом на колени и тоже запела красивую мелодию без слов. А Крот произносил слова, которых никто не знал:
— Лабула, ла-ла-ла, лабула — лабула. Ла-ла-ла, лабула, ла-ла-ла…
Тут вернулись кони. Кончилась молитва.
Ефрем приказал собирать рюкзаки. Он шепнул Асе:
— Зачем ты с ним пела? Бес его знает, что он там колдовал.
— Дядя Ефрем, это очень красивая мелодия, — возразила Ася.
— Китайская, что ли?
— Красивая мелодия.
Ефрем не знал, как на это возразить, и промолчал.
2
Впереди скакали Утяев с Маратиком и Людмила Петровна, которой Ефрем подарил свои брюки от нового костюма, приобретенного в Желтом Дьяволе. А следом не отставали Ефрем с Асей и Крот. Ефрем дивился, что кони сами знают дорогу.
Утро было зябкое, небо — серое. Ефрема беспокоила вчерашняя молитва старичка.
— Слышь-ка, дедуля, — крикнул он скачущему рядом Кроту. — Переведи мне по-русски свою песню.
— Какой?
— Ну, молитву.
— Нельзя, — сказал Крот и отвернул лицо.
— А ей?
Ася держала в руках повод и смотрела вперед, прижимая голову к груди Ефрема.
— А ей? — повторил Ефрем, кивая на Асю.
— Ей не надо.
— Почему это?
— Она и так все понимай.
— Понимает, как же! Откуда ей понять, — усмехнулся Ефрем.
— Пустыня карает плохой людей, а хороший не может дождаться.
— Между прочим, дедуля, я не считаю себя плохим человеком. Признаюсь по секрету, Ася и вовсе у нас золотая. Вот при ней говорю.
— Ты очень хороший человека. Ася тоже хороший.
— Коли так, отчего же нам тут плохо?
— Пустынь не отпускай вас.
Ефрем от удивления по привычке присвистнул:
— Вона тут что, братец ты мой. — И добавил, подумав: — Ну и хитрец же ты, дедуля. Мощно агитируешь.
— Я так и зная. — И Крот пришпорил коня, решив догнать директора и Людмилу Петровну.
Ася первая увидела, что впереди показались горы.