О Сюзанна! - Ли Райкер

— Он не прав. «Ты меня любишь?» и так на самом верху хит-парада. Я совсем не собираюсь снова запеть.

Мак сдвинул брови и скривил губы. Бриз обожала его нижнюю губу, особенно когда та прижималась к ее губе, а сильные мозолистые руки Мака ласкали ее тело.

— Пойдем в постель, — сказала она и протянула ему руку. Общей у них была только постель.

Вернувшись в темную спальню. Бриз постаралась стряхнуть с себя чувство вины. Как бы там ни было, а то, что Мак так хочет ее, служит некоторым утешением, по крайней мере для Бриз.

Когда любовное слияние кончилось, на комнату вновь опустилась тишина, прерываемая только тихим храпом Мака Нортона. В эти самые мрачные и томительные для нее предрассветные часы Бриз лежала без сна, устремив взгляд в темный потолок.

Сейчас она снова была в Атланте, в гостиничном номере, и ждала прибытия своих ребят. Она приехала туда пораньше, чтобы дать интервью журналу «Пипл» («Благодаря Бриз Мейнард музыка кантри не умрет» — так было написано после катастрофы, как раз перед ее уходом), и скучала в одиночестве. Ей недоставало смеха и взаимных подначек, недоставало той атмосферы радостного ожидания, которая складывается в автобусе перед каждым большим концертом. А потом кто-то постучал в ее дверь.

«Войдите!» — с улыбкой сказала Бриз. В этот момент портниха как раз подгоняла ей новое платье, и Бриз вся была утыкана иголками. В таком виде она и открыла дверь.

Неподходящая одежда для подобных новостей.

Они погибли. Все до одного. Чейни, Бер, Док, Уилсон… Все.

Автобус был разбит вдребезги. На дороге, в кустах, в траве — везде валялось битое стекло. А еще кровь и куски тел, которые даже невозможно было опознать.

Она сначала увидела снимки, а затем побывала на месте катастрофы сама. Бриз не верила случившемуся до тех пор, пока не увидела все собственными глазами. А ведь она смотрела уже после уборки. Спасибо за это милосердному Богу.

Сердце Бриз забилось чаще, к рукам и ногам подступила слабость. Перекатившись поближе к Маку, она теснее прижалась щекой к его теплой руке.

Больше такое не повторится. На этот раз она сохранит их всех живыми. И удержит на вершине. И в первую очередь — Джеба.

Глава 7

Джон Юстас закрыл за собой входную дверь, надеясь, что правильно настроил новую охранную систему. Джеб попросил ее установить, чтобы противостоять вандализму охотников за сувенирами, способных разнести старый дом до основания, однако Джон Юстас с подозрением относился к техническим новинкам, принципа действия которых не понимал. Пройдя по узкой веранде, он спустился по ступенькам, чувствуя, как скрипят суставы. За неделю до смерти Клэри ему исполнилось семьдесят восемь, и теперь Джон Юстас чувствовал каждый прожитый год. В довершение ко всему сейчас, в конце апреля, в Кентукки стояла холодная и влажная погода.

Выйдя на ведущую к дому дорожку, он немного постоял, глядя на пробивающиеся сквозь каменные плиты редкие травинки и стараясь убедить себя в том, что ему не нужен отдых. Потом повернулся и вновь посмотрел на свой простой деревянный дом. Угол дома и ограда веранды требовали ремонта. Летом придется кого-нибудь нанять, чтобы покрасить дом заново. Джон Юстас хотел, чтобы к возвращению Джеба все было в порядке.

Поправив потрепанную соломенную шляпу, он сделал несколько шагов и понял, что машинально направился к тропинке на склоне холма, которая вела к ручью. С тех пор как Джеб уехал из дому, старик часто приходил туда. Сначала потому, что его покойная дочь, мать Джеба, была очень похожа на его собственную жену; потом — чтобы присмотреть за младшими детьми, пока они еще здесь жили. Его просил это делать Джеб, но Джон Юстас приходил бы туда и без его просьбы.

Семья — это главное.

Стараясь осторожнее ставить ноги, он двинулся вниз по заросшему коричневой травой склону, который с каждым шагом становился все круче. Левое бедро начало болеть, но Джон Юстас старался не обращать на это внимания. Годы уходят, и каждый их шаг ему отдается болью. Все меняется. Джон Юстас сопротивлялся этому как мог.

Спустившись до середины холма, он фыркнул, глядя на расстилавшийся впереди, покрытый травой узкий пригорок. Клэри считала, что здесь они с Джебом похоронили свои ошибки, однако, вспомнив об этом, Джон Юстас не засмеялся. Клэри больше нет, и вместе с ней исчезли все ее мысли и представления.

Не было в живых и матери Клэри, добрейшей, милейшей женщины, являвшейся полной противоположностью его жене. В нем шевельнулось чувство вины. Раньше Джон Юстас часто желал, чтобы его дочь и Клэри поменялись местами. Теперь же, считал он, хотя его дочь наверняка мечтала навеки воссоединиться с Клэри на небесах, внучке сейчас наверняка очень жарко — жарче, чем в летний день в Эльвире.

«Сколько их уже ушло, — подумал он. — И плохих, и хороших. У старости есть очень неприятная сторона — все от тебя уходят. Ушли даже младшие. Кто вышел замуж, кто устроился на работу в другой, более благополучный экономически штат, а самые младшие, которым сейчас восемнадцать и двадцать лет, учатся в колледже. Джеб оплачивает учебу Этана в Университете Кентукки и Мерилл в Университете Огайо».

Покачиваясь на каблуках, Джон Юстас стоял и слушал сонное бормотание ручья и птичье пение в лесу на другом берегу. Засунув руки в карманы своих широких коричневых брюк, он обнаружил в одном из них недавно присланный Джебом чек с припиской: «По-По, я за неделю зарабатываю больше, чем ты, наверно, получал за год в лучшие времена своей практики в Эльвире. Пожалуйста, трать их, а?»

Рот Джона Юстаса слегка скривился, и находящийся перед ним ландшафт начал расплываться. Нужно будет снова проверить глаза. Возможно, это катаракта. Слава Богу, Джеб унаследовал материнскую заботливость, а не подлый характер отца. Хотя Клэри удачно вышла замуж — за этого модного хирурга, который годился ей в отцы (по мнению Джона Юстаса, Клэри и искала себе отца, а не мужа), — она никогда не предлагала деду лишних денег, ни копейки не прислала для младших и не помогала своей матери, когда та заболела.

Джеб уже тогда оплачивал ее больничные счета. Когда еще жил в Нэшвилле, еще до того, что он называл прорывом. Каждый месяц он присылал Джону Юстасу чек вроде того, что сейчас лежал в кармане брюк, и каждый месяц Джон Юстас добавлял его к пачке необналиченных чеков в ящике своего письменного стола.

Когда-нибудь Джебу могут понадобиться эти деньги. Так же как его дед, которого, может быть, скоро не станет.

«Ты всю жизнь работал, — постоянно твердил ему Джеб. — Пора уже угомониться. Почему бы тебе не продать свою практику и не поехать со мной? Ты сможешь поздно вставать, глазеть на хорошеньких девочек, нюхать цветы и толстеть… Составь мне компанию».