Девушка с голодными глазами - Маша Царева

– Миш, – наконец не выдержала я, – а ты-то почему так хорошо в этом разбираешься? Тебе часто приходилось проституток покупать?.. Так странно, мы вместе, но я почти ничего о тебе не знаю.

– Ты знаешь, что я хорош в постели, и это главное, – отшутился он, поцеловав меня в шею.

– А тебе раньше приходилось в Таиланде бывать? – гнула я свою линию.

– Пару лет назад. В Бангкоке, – неохотно признался он, – и еще один раз на Ко Самуи.

– И у тебя были тайские женщины???

– Вер, ну что ты начинаешь, – поморщился он.

– Нет, правда! Я не из ревности спрашиваю, а из любопытства.

– Ничего себе любопытство… Ну были, конечно, – он отвернулся и посмотрел на подиум, на котором извивалась беловолосая красотка, – ни один мужчина, который приезжает сюда один, не сможет устоять.

Я удивленно огляделась по сторонам. Вот это заявление. Тайские красотки были похожи на куколок, на экзотических тропических птиц, и что-то в них, несомненно, было, но… У них же фигуры девочек-школьниц, ни груди, ни попки, ничего! Может быть, таким образом мужчины сублимируют желание переспать с малолеткой? Какие крошечные у них ладошки, ступни, какие тонкие высокие голоса, какие детские коленки…

– У них идеальные тела, – тем временем, к моему удивлению, продолжил Миша, – я никогда не встречал такого тела у европейской женщины. Даже наши манекенщицы по сравнению с тайками рыхлые коровы.

Я ушам своим не могла поверить.

– Миш, но… Они, конечно, хорошенькие, но у них нет вторичных половых признаков! По крайней мере, у тех из них, кто не подсуетился насчет силиконовой груди!

– Да все у них есть, – раздраженно поморщился мой спутник, – зато у них до сорока лет кожа гладкая, как у девочек. По их внешности невозможно определить возраст. У них не бывает дебелых ляжек, растяжек, вислой груди. Все такое аккуратное, тугое, плотное.

Я промолчала. Если он из любителей мальчишеской бесполой красоты, то… то какого хрена он делает со мной? Как он мог заинтересоваться такой женщиной, как я, как?! Или я ему и не нравлюсь вовсе, просто со мною весело, легко… Черт побери, опять меня косвенно упрекают лишним весом! Наверное, Нинон права, и мир правда сошел с ума.

– Вер, не грузись, – Миша, видимо, прочитал мои мысли, – ты тоже очень красивая. Поэтому я в тебя и влюбился. Поэтому и приехал сюда с тобой.

– Влюбился? – я подняла на него глаза. – Ты никогда не говорил, что…

– И не думал, что скажу это в такой идиотской ситуации, – рассмеялся он, – но ты сама виновата. А теперь давай выпьем за это шампанского и перейдем в другой бар, а то здесь становится скучновато.

И пусть этот разговор оставил где-то на дне моего сердца нехороший свинцовый осадок, и пусть несмотря на Мишино несвоевременное признание между нами просвистел ледяной сквознячок взаимной неловкости, я постаралась взять себя в руки. Позволила опоить себя дешевой розовой шипучкой. Что-то ему рассказывала, над чем-то мы вместе смеялись. Тему проституции интеллигентно обходили, барных девиц больше не обсуждали, хотя я все равно краем глаза на них посматривала, недоумевая – ну неужели он может считать этих кузнечиков идеалами женщин?

В какой-то момент Миша оставил меня одну, устремившись в глубину бара, где мигали неоновые буквы WC. Воспользовавшись паузой, я извлекла из вечерней бисерной сумочки зеркало, чтобы немного привести в порядок «поплывшее» от удушающей жары лицо. Промокнула лоб влажной салфеткой, подправила подводку на глазах, расчесала слипшуюся от влажного воздуха челку.

И вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд.

Удивленно вскинула глаза – рядом со мною стояла та самая платиновая блондинка в купальнике, на которую я обратила внимание, еще когда она извивалась на шесте. Перехватив мой вопросительный взгляд, она отвернулась, присела на соседний стул и неожиданно низким для азиатки голосом попросила сигарету. Что-то в ее манере поведения меня сразу насторожило, но я не видела иных причин ей отказать, кроме своей дурацкой мнительности, которую вообще лучше не брать в расчет. Я протянула ей открытую пачку Vogue, она с нарочитым простодушием, за которым угадывалась элементарная наглость, вытащила сразу три сигареты – одну томно прикурила, одну через барную стойку протянула подруге, третью спрятала за ухо.

– Спасибо. Я уж думала, время остановилось, и моя смена не закончится никогда. Устала, как чернорабочий.

Она проговорила все это, глядя в пространство прямо перед собой, но я поняла, что обращается девчонка ко мне, ибо других иностранцев поблизости не наблюдалось. Ее английский был безупречным, что нехарактерно для тайцев с их плавным мяукающим произношением, которым они, словно хитроумным шифром, засекречивают чужеземные языки. Понять, что говорят официанты, горничные, пляжные спасатели, было невозможно, а эта девчонка шпарила по-английски так, словно ей довелось учиться в Оксфорде. Подумав, я сказала ей об этом. Она повернула ко мне усталое накрашенное лицо и вдруг улыбнулась так широко, белозубо и искренне, что сразу показалась мне красавицей. У нее было странное, гипнотическое обаяние. Вроде бы еще пять минут назад она казалась мне тощей обезьянкой в неуместно «взрослом» для ее подростковой фигуры купальнике, и если бы не скандинавски платиновая волна волос, я бы вряд ли на нее обратила внимание. Но стоило ей посмотреть на меня своими каре-зелеными бархатными глазами, стоило растянуть полные, липкие от розового блеска губы в улыбке, стоило заговорить, обращаясь непосредственно ко мне, сверля меня одновременно нахальным и бесхитростным взглядом, как я растаяла и пропала.

– Меня зовут Нан, – представилась она, протянув унизанную массивными серебряными перстнями загорелую ручку.

– Вера.

– У тебя медовый месяц? – спросила она.

Я удивилась:

– С чего ты взяла?

– А я, когда танцую, всегда людей рассматриваю, – рассмеялась Нан, – и за вами тоже наблюдала. Твой мужчина симпатичный.

– Спасибо.

– Нет, правда! Очень симпатичный для farang, иностранца. И от него не пахнет.

– Что-о? – в первый момент мне показалось, что я плохо расслышала.

И снова этот глухой гортанный смех.

– Он проходил мимо меня, когда шел в уборную. Обычно от ваших мужчин пахнет так, как будто они таскали камни по солнцепеку, а потом, не сменив рубашку, пришли в бар.

Ее презрительные слова неожиданно всколыхнули волну несвойственного мне патриотизма.

– Если тебе так кажется, что же ты с нашими мужчинами спишь? – спросила я, решив с ней не церемониться.

Нан и не подумала обидеться. Удивленно вытаращив глаза, она пожала смуглыми точеными плечиками:

– Деньги. Мне нужны деньги, у меня три младших брата и сестра. Кто-то ведь должен их содержать. Если бы у моих родителей были деньги отправить меня учиться, я бы зарабатывала как-то по-другому. Но у меня нет образования, а есть только это, – она провела наманикюренной рукой вдоль умащенного пряным массажным маслом тела. – Мое лицо называют красивым. Мое тело считают безупречным. Я зарабатываю, как умею. И я не стыжусь своей работы, хоть и не горжусь ей.