Россия собирает своих евреев - Дж. Клиер

Если ранее ограничения на перемещение евреев не вводились специально с целью их дискриминации, то нельзя сказать того же о новом Налоговом уставе, распространенном на евреев 23 июня 1794 г. Согласно ему выросло число территорий, где евреи могли вступать в городские сословия, но зато при этом на них возлагалось двойное налоговое бремя:

«Позволив евреям отправлять мещанские и купеческие промыслы их в губерниях: Минской, Изъяславской, Брацлавской, Полоцкой, Могилевской, Киевской, Черниговской, Новгород-Северской, Екатеринославской и Области Таврической, записываться по городам в мещанство и купечество, повелеваем с тех из упомянутых евреев, которые таковым дозволением пользоваться желают, собирать с 1 числа следующего июля установленные подати вдвое противу положенных с мещан и купцов христианского закона разных исповеданий; которые же не похотят остаться, таковым дать свободу, на основании Положения о городах, по заплате трехлетней двойной подати, выехать из империи нашей» [284].

В отличие от решения не допускать евреев в Москву, вызванного их экономическим соперничеством с русскими купцами, а не принадлежностью к иноверцам, этот новый указ, по сути дела, означал наказание за веру. И даже если закон был, в основном, мотивирован экономическими соображениями, как утверждает большинство комментаторов, при этом он, предоставляя особые исключения для караимов, являлся дискриминационным в отношении численно превосходившего их традиционного еврейства.

Российские законодатели и раньше, прибегая к двойному налогообложению, сочетали фискальные цели с религиозными. При Петре I был введен такой налог со староверов, чтобы увеличить их бремя, а заодно и пополнить казну государства (последней цели служили многие петровские начинания) [285]. Екатерининское постановление преследовало те же цели. Сам по себе двойной налог не являлся наказанием за иноверчество. Однако 8 июня 1795 г. власти отменили налог с караимов, оговорив при этом, что ни традиционные евреи, ни хасиды от него не освобождаются.

К караимам, первоначально расселенным в Крыму, российское законодательство часто относилось по-особому, что становилось заметнее со временем, когда основная масса русского еврейства подвергалась все более суровой правовой дискриминации. Согласно караимским легендам, они появились в России еще во времена дохристианской диаспоры, что позволяло им отстаивать свою непричастность к «убийству Христа евреями». К счастью для этой секты, она отвергала также и Талмуд, который чем дальше, тем больше казался русским властям сводом вредных для общества суеверий, средоточием фанатизма и невежества [286]. Впрочем, при освобождении караимов от налога в 1795 г. ни один из этих факторов не учитывался. Скорее всего, здесь сыграло роль ходатайство генерал-губернатора Новороссии, влиятельного фаворита императрицы графа Платона Зубова, к которому обратилась с прошением депутация караимов, прибывшая из Крыма. Поскольку освобождение караимов от двойного налогообложения последовало почти через год после выхода указа, дело выглядело так, как будто власти внезапно спохватились [287]. Вряд ли здесь были иные причины, кроме удачного стечения обстоятельств. Благосклонный прием, оказанный караимской делегации в Петербурге, наводит на мысль о том, что их удача во многом объясняется кстати поднесенными щедрыми «подарками». К тому же, учитывая малочисленность караимов, их освобождение от двойных налогов было позволительной роскошью (по данным Министерства внутренних дел, в 1790 г. караимов в России насчитывалось не более пяти тысяч человек) [288]. То, что все дело носило характер частного случая, подтверждается и другими льготами, дарованными караимам: они получили подтверждение своих прав на собственность в Крыму и освобождение от постоя при расквартировании армии [289]. Стоит подчеркнуть, что от двойного налога освободили только крымских караимов, а не караимские общины в Луцке на Волыни и в Троках в Литве. Крымские собратья по вере посоветовали обеим этим общинам также ходатайствовать об отмене двойного налога, и те в конце концов добились своего [290].

Несмотря на то, что закон о двойном налогообложении был все же дискриминационным в отношении евреев, экономические интересы государства стояли на первом плане. Одно из свидетельств в пользу этого привел современник событий, Нота Ноткин (упомянутый выше как Нота Хаимов) – еврей-подрядчик, который сообщал русским властям важную информацию о своем народе и был связан с некоторыми представителями высшей бюрократии. По словам Ноткина, власти рассчитывали поощрить евреев к массовым переселениям в районы Новороссии, недавно отнятые у Османской империи, потому что после второго раздела Польши численность евреев в западных губерниях России резко возросла [291]. Перебравшись в Новороссию, они якобы получили бы те послабления, – в том числе и освобождение от налогов, – которые правительство давало всем переселенцам. Ю.И.Гессен подтверждает эту мысль Ноткина, сопоставляя ее с распоряжением центральных властей, поступившим в адрес минского губернатора в 1795 г. В нем говорилось, что пришло время переселять евреев – жителей сельских местностей, которых временно решили не трогать согласно сенатскому декрету 1785 г. Теперь же надлежало расселить их по городам губернии, «дабы сии люди не скитались во вред обществу, но производя торги и размножая рукоделия и ремесла, и себе прибыль, и обществу пользу приносили» [292]. Поскольку города Минской губернии были не более способны справиться с притоком евреев, чем могилевские и полоцкие города десятью годами раньше, то, по мнению Гессена, названное распоряжение и было задумано как средство принудить евреев перебираться в Новороссию [293].

Действительно, правительство стремилось к колонизации пустынного юга, особенно Крыма, который официально вошел в состав России в 1783 г. Но все же при ближайшем рассмотрении доводы Гессена не кажутся достаточно убедительными. Если правительство в самом деле хотело поощрять переселенцев, то почему тогда оно вело себя настолько неопределенно в этом вопросе? Ведь в указе об установлении двойного обложения ни словом не упоминалось о том, что для кого-то (например, для добровольных переселенцев на южные земли) возможны исключения, или о том, как их добиться. Далее, инструкции губернатору Минска по поводу переселения евреев поступили почти через целый год после введения двойного налога и касались только одной из всех губерний, где разрешалось селиться евреям. Наконец, в указе об освобождении караимов от двойного обложения говорилось, что местные власти должны специально проследить за тем, чтобы другие евреи не выдавали себя за членов этой привилегированной общины. Таким образом, согласно положениям указа от 8 июня 1795 г., евреи, переселившиеся на юг, никоим образом не освобождались от двойного налогообложения. Эти факты, как будто, опровергают мысль Ноткина и Гессена о том, что переселение евреев в Новороссию было вызвано желанием избежать двойного налогообложения. Но в таком случае, в чем же на самом деле заключалась причина введения особого «еврейского» налога?

Маттиас Реет высказал убедительные аргументы в пользу того, что истинные причины были чисто экономическими. Он считает, что этот указ являлся составной частью системы налоговых мер, нацеленных на упорядочивание финансового положения России после многолетних войн с Османской империей и Польшей [294]. Указ о двойном обложении входил в состав группы из семи указов, одновременно представленных Екатериной в Сенат. Их взаимосвязь очевидна, поскольку в некоторых из этих документов содержатся ссылки на другие указы той же серии. Первым указом провозглашалось проведение новой подушной ревизии с целью более справедливого начисления податей и унификации обложения. Следующие указы касались, во-первых, крестьянства, затем купечества и, наконец, евреев, причем их сочетание наводит на мысль о логическом движении от общего к частному [295]. Экономическая мотивация очевидна, недостает только объяснения, почему именно евреи оказались удостоены сомнительной чести помочь пополнению казенных сундуков. Можно лишь предполагать, что Екатерине не хотелось публично и откровенно признать, что прогрессивное положение о «безразличии к расе и религии» впредь не будет свойственно ее законодательству. Сам по себе налог время от времени приводил в замешательство даже финансовых чиновников. Власти раз за разом обещали отменить этот налог в следующем десятилетии (при условии хорошего поведения евреев). Но при этом определенная дата никогда не назначалась. Однако когда в 1812г. евреи обратились к властям с петицией об отмене налога, то из Министерства финансов им смогли лишь ответить, что не знали, что этот налог взимается до сих пор! [296]