Раса - Андрей Стригин

— Насекомое страшнее, — вспоминаю нечто вздыбленное в той пещере.

— Не скажи, оно охотится почти, не сходя со своей трассы, а милые кошки, они, повсюду, — Аскольд делает жест, и мне почудилось, за зарослями загорается злой огонь глаз, — но, впереди их нет, — неожиданно добавляет друг.

— Почему так решил? — шёпотом спрашиваю я.

— Не слышу, чтоб они жрали нашего Шаляпина, — цинично говорит он.

Князь Аскольд первым скользнул в густую траву, она даже не зашелестела. Точно змей! Едва я делаю шаг, раздаётся хруст, второй — со звоном ломаются сухие стебельки.

— Ты не наступай, а как бы раздвигай траву. Ногу ставь на ребро и, скользяще, чуть вперёд и, на носок, — советует друг, окидывая ласковым взглядом. — Ты должен идти тише степных хищников, не то, они нас сразу вычислят.

— Угу, — соглашаюсь я и, топаю за ним как слон на водопой. Легко сказать, на ребро, так и упасть можно.

— Молодец, стараешься, — с иронией говорит Аскольд.

Как страшно идти в зарослях. Они угрюмо расступаются перед нами и тут же смыкаются за спиной, словно закрывают путь отступления. Что в этой путанице можно понять? Но, Аскольд ведёт уверенно, знает, что делает.

Постепенно, от страха, я научился идти бесшумно. Но, сколько труда и напряжения мне стоит. Стал замечать, больше ощущать, следы Миши Шаляпина. Он вламывался в траву, не думая о последствиях. Где-то она выдрана с корнем, кое-где раздвинута палкой.

— Удивительного везения человек, — замечает Аскольд, — его до сих пор не съели. Стоп! — поднимает руку. Останавливаемся, задерживаем дыхание, вслушиваемся. За гранью сознания слышу неясный шум.

— Миша?

— Нет, это со стороны леса. Пошли быстрее. Шаляпин задел сигнальную линию. Это насекомое почуяло жертву.

Почти бежим и едва не влетаем на тропу монстра. Липкие зеленоватые полосы, слабо светятся призрачным огнём, как фосфор на военных приборах. В отдалении видим сгорбленную фигуру человека. Парень влип в одну из полос, но не дёргается, застыл, почти не дышит. Может, это и спасает ему жизнь. Монстр ждёт трепыхания, подтверждения, что жертва хорошо завязла.

— Миша, — шепчу я, — не двигайся. Замри. Мы постараемся, что-то сделать.

— Что это? — слышим сдавленный всхлип.

— Тебе лучше не знать, — говорит Аскольд, — но, ты правильно сделал, что притворился дохлой мухой. Продолжай в том же духе.

— У меня ноги затекли и, ещё, эта гадость жжётся.

— Терпи, Мишенька, главное, что у тебя голова пока целая.

— Там кто-то есть! — вскрикивает страдалец.

— Не двигайся! — рычит князь Аскольд.

Вглядываюсь в темноту, волосы становятся дыбом, шрам едва искры не разбрасывает. Видим россыпь рубиновых глаз, тускло фосфоресцируют волоски на

членистых лапах. Насекомое медленно ползёт по липким нитям, ещё не видит жертву. Сигнал был, но не подтверждается.

— Замри! — громким шёпотом свистит Аскольд.

Вкладываю стрелу, сжимаю до боли хвостовое оперение, поднимаю лук до уровня глаз. Рядом скрипит тетива друга.

— Как только скажу, стреляй чуть ниже глаз, там брюхо, может, пробьём, — шепчет Аскольд.

Натягиваю тетиву, мышцы каменеют от боли. Скорей бы командовал князь.

— Бей! — стрелы одновременно поют. Хруст, раздражённый скрип, горящие глаза взлетают вверх.

— Он поднялся на задние лапы, стреляй! — Кричит Аскольд.

Сам понимаю. Вновь свистят стрелы, хрустит хитиновая броня. Ещё и ещё! Монстр завертелся на месте, трещат заросли, повело вонью яда. Где-то звучит испуганный рык, семейство львов спешит убраться подальше от этих звуков и омерзительных запахов. Они знакомы с чудовищем.

Монстр увидел нас, бросается. Выпускаем ещё по паре стрел, бежим. Стебли хлещут по лицам, сзади ломится за нами ужасное существо. Плюётся ядом, скрипит хелицерами.

— Разбегаемся! — ору я. Монстр бросается за мной. Аскольд оказывается за спиной чудовища, моментально усыпает того стрелами. Они втыкаются как гвозди в пластмассу. Существо разворачивается, начинаю стрелять я. Живучесть необъяснимая, бьём почти в упор, а оно не собирается издыхать. Очень скоро закончатся стрелы и…. Но слышим хлопок, словно, что-то лопнуло. Брюхо насекомого трескается, и неожиданно быстро вываливаются склизкие внутренности и, поганят истерзанную землю. Монстр съёживается, лапы поджимает под себя и, словно засыпает. Мы стоим, не двигаемся, всё ещё не можем оценить случившееся. Вдруг притворяется? Но, нет, оно мертво. Аскольд подходит ко мне, не узнаю его. Он мокрый как мышь, попавшая в канализацию, глаза бегают, бородка истрепалась, а руки… дрожат!

— Курить хочу, — садится он на корточки.

— Ты ж, не куришь.

— До училища баловался.

— Вспомнил?

— Ага. И детство, тоже. У нас шанс был меньше процента. Знаешь, что нас спасло?

— Стрелы.

— Ни одно до конца не пробило его хитин. Вязли как в эбоните.

— Так, почему у него брюхо лопнуло?

— Посмотри внимательно. Видишь чёрный камень? Это огромная глыба обсидиана. Пополам треснула, кромки как лезвия. На наше счастье насекомое с размаху насело на них. Чудо. Иначе, другое объяснение найти не могу.

— А оно точно мёртвое? — недоверчиво спрашиваю я, вглядываясь в скукоженную тушу.

— Мертвее не бывает. Так! Шаляпин! Бегом к нему, как бы ни обделался, бедняга.

Подбегаем к тропе. Сиротливо мерцают липкие нити, Миши нет. Князь Аскольд лазает вдоль тропы:- Отлепился, горемыка, побежал в сторону моря. Хорошо, что не в сторону леса, там разлом, забитый аммиачными тварями. Кстати, тебе не кажется странным, что насекомое так построило ловчую тропу, что можно её обойти, только, уткнувшись в обрывы или в разлом? Может это дело рук Чужих?

— Не знаю, — искренне признаюсь я, — может, оно и так.

— Придётся вернуться к насекомому, стрелы повыдёргивать, затем, парня выручать.

Морщусь, знаю, Аскольд прав, но подойти к чудовищу, пусть даже мёртвому, совсем не тянет. Тащусь за другом. Невыносимо воняет ядом и сырыми кишками.

— От морды подальше отходи, вдруг конвульсии, зацепит, обидно будет, — советует друг. Он с трудом выдёргивает стрелы. По большей части они ломаются, но и обломанные складывает в колчан.

Смотрю на поверженного гиганта. Какой-то он не реальный. Ну, не может наша земля производить эту мерзость. Паучья морда, в вязкой ядовитой замазке, изогнутые хелицеры. Передние лапы увенчаны множеством клешен, на других — когти и острые шипы. Безобразная голова, с множеством рубиновых глаз, отделена от брюха подвижной, толстой членистой шеей. На спине прочные щитки, и пулей не пробьёшь. Но стрелы, с обсидиановыми наконечниками, смогли завязнуть в хитиновой броне, правда, без особого вреда для их владельца. Не удивительно, этот минерал, во много крат прочнее стали, но хрупкий. Приходится, иной раз, частенько менять их на наших топорах. К счастью, обсидиана много.

— Вот и отомстили за ребят, — задумчиво говорю я.

Аскольд надёргал стрел, даёт жменю:- Шаляпин, если вновь не сбился с дороги, уже на подступах к санаторию.

— Был бы мобильник, Храповым позвонили.

— А если вертолёт — долетели, — смеётся Аскольд. — Хорошо, хоть, кой чего осталось с прошлой жизни.

— Что именно? — не понял я.

— Ноги. Ещё пробежимся, а то, наш прыткий парень постарается снова вляпаться в неприятность.

Вновь гонка с препятствиями. На этот раз вышли из зоны густых зарослей. Травка под ногами короткая, словно подстриженная, бежать легко. Уже вижу знакомые скальные выступы, между ними тропа, ведущая к первоначальному лагерю.

Пахнет морем, поднимается ветерок, первый предвестник наступающего утра. Быстро ночь пролетела, насыщенно. Благодаря стараниям Мишеньки. Так хочется при встрече, надавать ему по ушам. В то же время, жаль его.

— Главное, насекомое замочили, — словно слышит мои мысли Аскольд. Он переходит на шаг, я облегчённо вздыхаю, уже достаточно размял суставы.

Вместо того, чтоб сразу спускаться по тропе, князь осматривается, опускается на корточки, чуть ли не ползает.

— Что ещё? — чувствуя, что сегодняшние приключения не заканчиваются, понуро спрашиваю я.

— Вроде как лисица. Мышь бросила.

— Миша напугал её?

— Да, нет, наоборот, он её испугался. Ломанулся мимо тропы, по склонам дальше. Совсем нервы напряжены у парня. Так и разрыв сердца получить недолго.

— Вот, горе наше, — выругался я. — Опять бежать?

— Нет, снова! — голос Аскольда полон бодрости и задора. Но, это, он просто рисуется, понимаю я. Взгляд у друга потускнел, тоже устал. — Ничего, сейчас нагоним. Он не очень далеко. Действительно, стоило нам миновать отдельно стоящие скалы, мы его видим. Но он, не один. Наш герой ползает по земле, а его с хохотом пинают по рёбрам.

— Кто это? Люди Вилен Ждановича?

— Братаны, — кривится Аскольд. — Где-то там у них лагерь.