Об истинной религии - Аврелий Августин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда все согласились со мной, я предложил рассмотреть третье мнение особо, потому что в христианской религии название “нечистый дух”, насколько я понимал, употребляется обыкновенно двояко. С одной стороны, это – дух, который привходит извне, овладевает душой и возмущает чувства, подвергая людей некоторому беснованию, и для изгнания которого приглашаются имеющие власть возлагать руки и делать заклинания, т. е. изгонять посредством религиозно-обрядовых заклятий. Но, с другой стороны, нечистым духом называется и всякая вообще нечистая душа, т. е. душа, оскверненная пороками и заблуждениями.
– Итак, – спросил я дитя, высказавшее это мнение, конечно, с более светлым и чистым духом, – кто, по твоему, не имеет нечистого духа: тот ли, кто не имеет демона, который делает, обыкновенно, людей бесноватыми, или же тот, кто очищает свою душу от всяких пороков и грехов?
– Мне кажется, – отвечал он, – что тот не имеет нечистого духа, кто живет целомудренно.
– Но, – спросил я, – кого называешь ты целомудренным: того ли, кто ни в чем не грешит, или же того, кто воздерживается только от непозволительного сожительства?
– Каким образом, – отвечал он, – может быть целомудренным тот, кто, воздерживаясь от непозволительного сожительства, не перестает осквернять себя прочими грехами? Тот истинно целомудренен, кто предан Богу и на Него одного надеется.
Сделав распоряжение, чтобы эти слова отрока записаны были так, как они им были высказаны, я сказал:
– Такой непременно живет хорошо, а кто живет хорошо – необходимо таков; но, может быть, это тебе представляется иначе?
Он и все остальные согласились со мною.
– Стало быть в этом, – сказал я, – заключается одно из высказанных мнений. Задам вам еще несколько вопросов: желает ли Бог, чтобы человек искал Бога?
– Разумеется, – согласились все.
– Так разве можем мы сказать, что тот, кто ищет Бога, худо живет?
– Ни в каком случае.
– Тогда ответьте мне и на третий вопрос: может ли нечистый дух искать Бога?
Это отвергли все, за исключением несколько засомневавшегося Навигия, который, впрочем, потом согласился с мнением остальных.
– Итак, – сказал я, – если тот, кто ищет Бога, делает угодное Богу и живет хорошо, и не имеет духа нечистого, а кто ищет Бога, тот еще не имеет Бога, то не всякий, кто живет хорошо, делает угодное Богу, не имеет нечистого духа и должен непременно считаться имеющим Бога.
Когда все начали смеяться, что пойманы их же собственными уступками, мать, долго находившаяся в изумлении, попросила меня распутать и разъяснить ей сделанный мною посредством умозаключения вывод. Когда это мною было сделано, она сказала:
– Но никто не может достигнуть Бога, если Бога не ищет.
– Прекрасно, – отвечал я, – однако же тот, кто только ищет, еще не достиг Бога, хотя бы и жил хорошо. Значит, не всякий, кто живет хорошо, имеет Бога.
– Мне думается, – возразила она, – что Бога никто не имеет, но кто живет хорошо, к тому Он милостив, а кто – худо, к тому неприязнен.
– В таком случае, – сказал я, – вчера мы напрасно согласились с тем, что тот блажен, кто имеет Бога. Ибо, хотя всякий человек имеет Бога, однако не всякий блажен.
– Бога милостивого, прибавь, – сказала она.
– Достаточно ли, – продолжил я, – согласны мы в том, по крайней мере, что блажен тот, к кому Бог милостив?
– И желал бы согласиться, – отвечал Навигий, – да боюсь, чтобы ты не вывел заключение, что блажен еще только ищущий, в особенности же тот академик, который вчера назван был хотя простонародным и не совсем латинским, но, как мне кажется, очень метким словом “припадочный”. Ибо я не могу сказать, чтобы Бог был неприязнен к человеку, который Бога ищет, а раз так, то значит Он будет к нему милостив, а тот, к кому Он милостив, тот и блажен. Следовательно, блаженным будет и тот, кто ищет. А всякий ищущий еще не имеет того, чего желает. Следовательно, блаженным будет и тот человек, который не имеет того, чего желает; а это всем нам показалось вчера нелепостью и мы подумали было, что мрак академиков рассеян. И потому Лиценций восторжествует над нами, а мне, как благоразумный врач, пропишет припарки и клистиры за те сладости, что я так безрассудно ел во вред своему здоровью.
Когда при этих словах даже мать улыбнулась, Тригеций сказал:
– Я не согласен с тем, чтобы Бог непременно относился с неприязнью к тому, к кому Он не милостив; думаю, есть нечто среднее.
– Однако же, – отвечал я ему, – ты соглашаешься, что этот средний человек, к коему Бог ни милостив, ни неприязнен, имеет Бога?
Когда он медлил с ответом, мать сказала:
– Одно дело иметь Бога, другое – не быть без Бога.
– Что же лучше, – спросил я, – иметь Бога или не быть без Бога?
– Насколько я понимаю, – отвечала она, – мое мнение таково: кто живет хорошо, тот имеет Бога милостивого, а кто худо, тот имеет Бога, но неприязненного. А кто только ищет Бога и не нашел еще, тот не имеет Его ни милостивого, ни неприязненного; но и он – не без Бога.
– Не таково ли, – спросил я всех, – и ваше мнение?
Все согласились.
– Тогда скажите, не представляется ли вам, что Бог милостив к тому человеку, которого он благодетельствует?
– Разумеется.
– А не благодетельствует ли Бог того человека, который его ищет?
– Благодетельствует.
– Значит, – говорю, – кто ищет Бога, к тому Бог милостив, а всякий, к кому Бог милостив, блажен. Следовательно, блаженным будет и тот, кто ищет. А кто ищет, тот еще не имеет того, чего желает. Следовательно, блаженным будет и тот, кто не имеет того, чего желает.
– Мне, – возразила мать, – отнюдь не кажется блаженным тот, кто не имеет, чего желает.
– В таком случае, – заметил я, – не всякий тот блажен, к кому Бог милостив.
– Если, – сказала она, – этого требует разум, я не могу отрицать.
– Итак, – заключил я, – получается такое разделение: всякий, кто уже обрел Бога и к кому Бог милостив, тот потому и блажен; тот же, кто ищет Бога, к тому Бог милостив, но он еще не блажен;
