Обрученные с Севером - Роман Буйнов

— Если до 15 часов ничего не решится, то на сегодня шансов вылететь, практически, нет. К вечеру погода может только ухудшиться, — «обрадовал» нас свежими новостями командир экипажа.

На всякий случай самолет заправлен по полной программе: вполне может так случиться, что, долетев до места, машину там посадить не удастся и придется возвращаться в Архангельск, а то и на запасной аэродром в Нарьян–Маре. Какое‑то дежавю! Ровно год назад все это уже было, только тогда, застряв в Мурманске на трое суток, злосчастный груз вернулся обратно в Москву. И вот теперь Архангельск.

Еще до пресс–конференции в аэропорту к нам присоединился директор недавно организованного национального парка «Русская Арктика» Роман Ершов. Мы познакомились с ним в прошлом году, во время первой экспедиции «По следам двух капитанов» на Землю Франца–Иосифа. Тогда национальный парк только что получил свой официальный статус, и на должность директора была утверждена кандидатура Романа Викторовича. Молодой руководитель, а ему нет еще и тридцати, по образованию эколог, кандидат биологических наук. В Арктике не новичок, работает здесь еще с 2005 года Родился и вырос в маленьком старинном городке Вельске, недалеко от Архангельска. Недалеко, разумеется, по местным меркам: чуть больше пятисот километров! С детства приученный любить и оберегать природу, с годами он сделал это смыслом своей жизни и нелегкой профессией: работы на Земле Франца–Иосифа, которая территориально относится к Архангельской области, прорва. Сейчас, на этапе становления национального парка, проводятся широкомасштабные мероприятия по инвентаризации вновь образованного хозяйства, охране его территорий с целью соблюдения установленного режима, а также организация ведения научно–исследовательской деятельности и регулируемого туризма. Для общения с маленьким сынишкой и женой — лишь редкие «окна» среди бесконечной череды неблизких командировок. В своем рабочем кабинете в Архангельске застать его тоже практически нереально: неугомонный директор почти все время в «полях». Роман относится к той редкой категории людей, в которых удивительным образом совмещаются рачительный хозяин с нерасплескавшимся романтиком. Как‑то я спросил у него, что в его работе самое интересное.

— Да ты оглянись вокруг, интересное здесь всё! Люди, которым в Арктике не интересно, надолго тут не задержи–ваются. Потому что то, что со стороны простому обывателю кажется кораблекрушением, для нас обычная каждодневная работа!

Ну, в этом‑то он прав!

Наконец пришло сообщение, что наш самолет все‑таки попробуют принять в «Нагурском», и в 14:30 призывно взревели двигатели, а через несколько минут с глухим нутряным шумом убрались шасси. И вот мы снова парим над бесконечными кучевыми облаками. Самолет в небо — водка в стакан. Очередная полярная байка незамедлительно перекочевала на страницы моего пока новенького походного дневника. Лететь еще минимум часа четыре, если, конечно, в крайний момент нас не развернут обратно.

Несмотря на оживленную беседу, полетное время тянулось неимоверно долго. Но вот и она, та самая седая земля, с грустью покинутая нами десять долгих месяцев назад. Мы прилипли к иллюминаторам и все смотрели, смотрели на нее, пытаясь через маленькое запотевшее оконце вдохнуть ее сухой морозный воздух. Вот они, эти бесконечные ультрамариновые льды, словно распаханные тугим гигантским плугом. Какой‑то миг, и мы уже мысленно вышагиваем по ним, разглядывая застывшие, словно ребра невиданных зверей, витиеватые заструги [72]. Сахарно–синие глыбы торосов придают всей этой картине особую мистическую первозданность. Под незасыпающим в это время года солнцем в мгновенье ока теряется весь никчемный здесь налет современной цивилизации.

Традиционно–гостеприимные пограничники быстро и дружно помогли нам разрешить все проблемы с экспедиционным скарбом Покончив с привезенным снаряжением, мы разместились в уютном номере для гостей. Теперь оставшееся до возвращения домой время можно было с чистой совестью заполнить культурной программой. У Романа Ершова как раз была запланирована инспекция по «злачным» местам острова Земля Александры, и мы с радостью приняли предложение составить ему компанию. Вечером за нами должна была заехать ГТС‑ка [73].

…По небу несметными легионами проносились тяжелые чернильные тучи. Штурман Альбанов сидел молча, бесцельно выстругивая финским ножом обломок нарты и наблюдая исподлобья за своими спутниками. Вот уже почти сутки они торчали на мысе Гранта в ожидании группы Максимова, идущей сюда по берегу. Ситуация складывалась критическая: всякий барьер человеческой выносливости имеет свой предел, замученные переходом люди валились с ног от усталости. Нужно как можно скорее добраться до мыса Флора, а уж там как повезет: пан или пропал. Конечно, Альбанов это прекрасно понимал, но медлил, все еще оставляя Максимову последний шанс.

— Валериан Иванович, нужно уходить, не то мы все здесь передóхнем! — Конрад многозначительно кивнул на Ольгерда Нильсена.

Тот сидел, бесформенный, словно мешок, привалившись спиной к большому камню, и бессвязно шевелил губами. Глаза — два кратера, до краев заполненных безумным ужасом непонимания происходящего. Тот, настоящий Нильсен — милый и компанейский датчанин, знающий на судне каждый гвоздь, способный в любую погоду бесстрашно рифить паруса, не знающий унынья и усталости, — был уже далеко отсюда. У штурмана сжалось в груди: не жилец! Господи, неужели вот так все — один за другим?!

Александр Конрад был самым молодым и, пожалуй, самым здоровым из каячной группы, включая самого штурмана. В последнее время Альбанов все чаще стал ощущать тяжесть в груди и тревожное чувство нехватки воздуха. Уже дня два так некстати щемило сердце. С трудом справившись с дурнотой, он бросил небрежно:

— Подождем еще немного. Авось дойдут…

Беспокойно слушавший разговор Евгений Шпаковский, все это время с надеждой не сводивший усталых глаз со штурмана, облегченно выдохнул.

— Но прошло уже слишком много времени. Если до сих пор не пришли, значит, уже не придут! — Конрад продолжал настаивать, в голосе появились так хорошо знакомые Альбанову нотки нетерпения. — И вообще, насильно никто никого не гнал. Хотят еще пожить здесь, черт с ними, пускай остаются!

— Да говорят тебе, надо еще подождать… — приступ разрывающего грудь надсадного кашля, душивший Шпаковского, не дал ему договорить. Евгений прекрасно понимал, что болезнь забирала у него последние силы и еще один переход по открытому морю может стать для него последним.

Конрад повернулся к полулежащему другу и зло цыкнул:

— А ты плавник иди собирать! Не видишь, костер вон догорает?

…Они всегда были вместе. И тогда, на «Св. Анне», когда шансов вырваться из ледового плена почти не осталось, а побитому цингой экипажу предстояла уже вторая полярная зимовка. Вместе при умирающем свете чадящей жировой лампы принимали непростое решение уходить со штурманом. И тогда, после изнуряющего двухмесячного перехода по дрейфующим льдам, когда впереди уже мерещилась земля, а тащиться с перегруженными нартами уже не было сил, и они решили тайком от всех уйти налегке. Но теперь все изменилось: Шпаковский угасал на глазах, и Александр вдруг стал непримиримее и жестче…

— Плавник собирай. Сам иди! — Евгений сплюнул на снег алой кровью. Однако, с трудом поднявшись, бормоча что‑то несуразное себе под нос, сильно прихрамывая и поминутно спотыкаясь, все‑таки побрел к берегу.

— Позапинайся мне еще, позапинайся, — Конрад начинал уже закипать и, обернувшись к штурману, посмотрел на него в упор, — так что же, Валериан Иванович?

Альбанов не забыл их побега, бессмысленность которого для него была очевидна: без карты и каяка с острова никуда не уйти. Никуда! Пережив первый приступ слепой ярости и непреодолимого желания во что бы то ни стало догнать и наказать беглецов, он понял, нет, скорее почувствовал, что у людей стали просто сдавать нервы и их неблаговидному примеру в любой момент могут последовать и другие. Тогда он заставил себя простить и сумел убедить в этом остальную команду. А сейчас, сидя в убийственном бездействии на мысе Гранта, когда до спасительного мыса Флора уже рукой подать, опять намечается этот срыв и снова нужно принимать непростое решение. С затравленной тоской одного за другим оглядывал штурман своих спутников. Обшарпанные севером лица и души, страх и неуверенность в глазах. Сколько в них еще осталось воли? Сдюжат ли? Смогу ли я сам? Дай под силу ли такое вообще простым смертным Но люди ждут. Ждут его твердого и определенного ответа. Где же этот Максимов? Сколько можно ждать?! Мы ведь здесь тоже не на курорте. В пешей группе ребята самые крепкие, не чета этим. Нет, медлить больше нельзя! Мои доходяги и впрямь перемрут здесь как мухи, к чертовой матери, а не ровен час и вцепятся друг другу в глотку. Надо решать!