Цвет абрикоса - Би Сяошэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ай-яй! Потомок заячьего племени! Да с этой штуковиной ты прекрасный работник во всяком хозяйстве! Да в нем семь-восемь цуней! С тех пор как я вступила туда, где «стелется над цветами туман», не ведала, что на свете существуют подобные экземпляры. То-то мне так отрадно. Прошу вас, верните его на прежнее место!
Студент с удвоенной энергией исполнил просьбу, подмял ее под себя и толок в ее ступке во всю возможную силу. Певичка вошла в раж и с неистовой энергией встречала своего гостя. Она давно уже была на грани потери сознания, в конце концов он сокрушил эту нефритовую гору, и только тогда в ней иссякло вожделение. Студент, как говорится, «отвел солдат с поля боя», но скоро начал все сначала. Он схватил Хаохао и уложил рядом с собой на изголовье. Она протянула ручку, которую можно было сравнить с куском резного нефрита, и, взяв пальчиками удилище, поиграла им немного. Улыбаясь, сказала:
— Уж не из тех ли вы, кто «ищет небожительниц подле ворот» и «срывает цветы под луной»? Изрядно искусны в любовных утехах. Сколь долго я пребываю среди певичек, сколь много перебывало у меня гостей, а такого молодца не встречала. У иных орудие тверже дерева или камня, а длиной — не более пяти цуней, у других — вначале твердо стоящее, а потом никнет, словно бы от недуга. И скажу прямо: ни разу не испытывала я полного наслаждения. А у вас же все наоборот. Чем дольше играете со мной, тем оное у вас тверже. Поистине то наибольшая драгоценность в мире, коей вы, господин, обладаете. Отныне хотела бы не разлучаться с вами и везде и всегда следовать за вами, хочу служить вам, как говорится, «до ста лет». Как вы на это посмотрите?
— Для этого я должен выкупить тебя, и цена, похоже, будет немалая.
— Если сделаете по моему слову, не будете за меня платить. Я сама отдам себя вам во владение.
— Тогда согласен, ибо достоверно известно, что «когда два места, что пониже пупа, мечтают об одном, то и сердца мыслят не розно».
Читатель! Здесь уместно привести одно присловье:
Зачем красавицы, что схожи разве
что с цветами, едва завидев молодца,
бегут за ним и говорят:
«Навеки буду только с вами?»
Согласившись с доводами Хаохао, студент заснул благодатным сном в объятиях своей новой подружки. А едва проснулся, бросился на нее, точно тигр, то обвивая ее тело, словно был драконом, то приникая к ней, как это делает бабочка, садясь на цветок и запуская хоботок в лоно цветка, чтобы выпить нектар со дна его. И не было конца их играм и сражениям.
Тем временем, едва занялось утро, его приятель Цю Чунь начал прощаться с Паньпань. Та проводила посетителя до дверей, а потом, вернувшись, тихонько подошла к дверям комнаты своей подруги. Приоткрыла дверь и заглянула. Всякий знает, что нехорошо смотреть, когда двое забавляются любовью. Зрелище, которое увидела Паньпань заставило ее ахнуть от удивления и восторга. Увидев студента, с пылом орудующего пестом в ступке неподвижно лежащей подруги, услышав ее истошные вопли, она поначалу удивилась, ибо эта Хаохао была большая любительница игр в постели. «Моя подруга ни к кому не питала чувств, а уж если она так вопит от восторга и распласталась под ним, то, наверное, он здорово достал ее. Похоже, этот парень действительно владеет искусством брачных покоев». И, придя к такому рассуждению, она решила взглянуть на студента поближе. Незаметно вошла и увидела, как студент, взявшись за свой жезл и крякнув, с силой выдернул его из утробы певички. Великолепное снаряжение студента заставило Паньпань остолбенеть от удивления: «Что за чудо у него это орудие! И как стоит! Точно деревянный посох. Удивительно!» В тот самый момент Хаохао осторожно, точно то была драгоценность из ларца, взяла ручками удилище и вновь поместила внутрь себя, а потом будто нанизала себя на него и, ахнув, вогнала его под самый корень. Студент был недвижим. Он окинул взглядом певичку — та, изгибая талию и высоко воздев «золотые лотосы» — крохотные ножки, резко вертела бедрами. Точно одержимый, он бросился на нее и принялся колоть ее и сечь. Паньпань поразилась: «До чего Хаохао распущена, а ведь вошла в такое возжелание! Видно, все оттого, что этот молодец влез в нее до дна». Она воспламенилась и возжелала этой любви, ее охватил точно чесоточный зуд. Она уже трепетала от желания влезть в эту постель и мысленно уже плыла в этом неудержимом потоке страсти, но Хаохао была ее подруга. Решила подождать, пока та не закончит свое дело, и вышла из комнаты.
Небеса уже пылали жаром, и то сказать, солнце поднялось на три шеста. Тогда только Хаохао, как говорится, увлажнилась «теплым дождем». Накинув на себя исподнее, оба сели на циновку. И тогда Паньпань постучала в дверь. Хаохао открыла ей, и та вошла. Сказала:
— Господин Цю Чунь уехал рано. Он просил передать господину Фыну поклон. Во второй половине дня придет сюда повидать вас. — И, сказав так, она подошла к Хаохао и тихонько спросила ее: — Сестрица! Сегодня ночью ты была как одержимая. Похоже, отвела душу. А что, господин большой знаток любовных утех? Завидую тебе. Не возражаешь, если и я воспользуюсь его благорасположением?
— Могу тебе уступить, чтобы и ты, сестрица, насладилась.
— Сестрица, прими от меня поклон, — воскликнула та, хлопнув себя по щекам в знак признательности и удивления. И тут же грохнулась оземь, совершая перед подругой поклон.
Та поспешила поднять ее:
— К чему такие церемонии? — И с этими словами она толкнула Паньпань в объятия студента. Студент привлек ее к себе и немедля уложил на кровать.
Он быстро достал заветное снадобье и проглотил. Одной рукой он развел ей ноги, а другую погрузил в преддверие лона. Лишь когда она охнула, он дал ей в руки уже оживший посох и та направила его в лоно. Студент заглубил его под корень. Потом будто прилип к ней и не двигался.
— Ах! Только не вытаскивайте его наружу! Пусть побудет во мне — у меня внутри все горит огнем. До чего хорошо!
Студент начал делать дыхательные упражнения. Янский жезл его был точно из железа. Он закрыл врата в ее цветочный чертог, а студент принялся колоть ее этой своей пикой. Он колотил ее и колотил, пока певичка не расслабилась. Как любил он пить нефритовый нектар, сочащийся из лучшего на свете яшмового цветка! Студент приник к ней, точно мотылек, и обоим казалось, что они плывут в облаках. Руки и ноги ее были недвижны. Во рту и на языке она ощущала холод. С ее уст срывались бранные слова, и в конце концов она воскликнула:
— Господин Фын! Вы меня вконец заиграли. Благодать уже проникла в меня до мозга костей.
Студент не раз и не два прошелся по ее лугу. Короче, лишь когда было далеко за полдень, он угомонился и оставил ее. Они поднялись с постели, и скоро все трое уселись в круг.