Не выходя из боя - Василий Гузик

Возвратившись домой, Мильский постарался как можно быстрее встретиться с Коротковым и Клюге. Рассказал им о своей поездке, о том, как хорошо живут на Западе, вылил ушат грязи на советских людей, не забыв подчеркнуть, что Советам скоро придет конец, уж он-то теперь знает об этом точно. Но говорить о новом «деле» пока воздержался.

Тадеуш лихорадочно стал готовиться к первому отчету. Нужно суметь показать, что он уже работает. О том, что группа создана, можно сообщить смело. Правда, разговор с ее «членами» еще не состоялся, но это можно сделать позже…

Хотелось сразу же дать разведывательную информацию, хотя сотрудник разведки и не сказал, какие вопросы конкретно их интересуют. Да это и неважно: раз скоро война, значит, о важных заводах.

Хорошо, что жена, сказавшись больной, осталась в Польше: к ней поедет дочь Божена и передаст сведения. И Мильский стал готовить Божену. Для этого потребовался не один вечер. Она должна все запомнить, нельзя писать на бумаге и оставлять улики. И молодая девушка заучивала сведения о Трубочном заводе, Средневолжском заводе, «Берсоль»: где они расположены, что на них производится, сколько рабочих и служащих и т. п.

Каково же было его разочарование, когда Божена, возвратившись из Польши, рассказала, что эти сведения польской разведке известны и нового для них она ничего не привезла.

Тадеуш утешился благодарностью за усердие и стал ждать подробных инструкций.

А дела становились все хуже и хуже. Положение простого служащего его не устраивало, жить на зарплату Мильский не умел. Поэтому он решил подать заявление о выезде за границу, не согласовав этого вопроса со своими новыми хозяевами.

С каждым годом жизнь в СССР становится невыносимей, рассуждал Мильский, а что будет дальше? Надеяться не на что. А «там» его встретят как своего человека. Тут работа уже не казалась легкой. На каждом шагу опасности. Так пусть здесь работают другие.

Разрешение на выезд Мильский получил быстро. Перед отъездом вновь повидал Короткова и Клюге (Караваев жил в Сызрани, съездить к нему времени не нашлось). Попрощался, выразил надежду, что они останутся по-прежнему друзьями и, если потребуется, окажут ему помощь, опять же не сказав, какую. В глубине души он сомневался в этих людях, интуитивно чувствовал, что живет в мире иллюзий.

Вскоре Мильский со своим семейством был уже в Варшаве.

Здесь-то и начались неприятности. На него кричали, его обвиняли, с него требовали объяснений: как он посмел самовольно оставить Самару. Разве что только не били, хотя последняя встреча с Валентиновым вполне могла окончиться и этим.

И все-таки хитрый немец втер очки своим хозяевам — и полякам, и англичанам, и Валентинову. Он понимал, что подробный отчет, который он представил, особой цены не имеет. Но агентура! Действующая агентура в центре Советской России — это уже, простите, кое-чего стоит…

Его уже не смущало, что члены его «организации» даже не подозревают о том, что в планах английской разведки давно числятся под условным названием «Барнаба» с резидентом Коротковым во главе. Поди проверь, люди далеко отсюда. И, преданно глядя своими поросячьими глазками на Валентинова, он повторял уже названные прежде полякам имена: Коротков Дмитрий Александрович, сын бывшего помещика, техник Рудметаллторга, неудовлетворенный своим положением, жаден к деньгам, имеет злоупотребления по службе, ненавидит Советскую власть. Отто Клюге, Олег Караваев…

Характеристики краткие, заранее продуманные. Впечатление они производили — Мильский это понимал. Смутил его только Валентинов, который в конце разговора вплотную подошел к нему, притянул за лацкан пиджака и сказал тихо, но внятно:

— Смотри, старик, я Самару знаю хорошо. Не напутай…

И от этих слов, и еще от того, что в зрачках Валентинова заходили белые сполохи, Мильский почувствовал себя неважно.

Впрочем, едва выйдя из «бюро» на улицу, он тут же успокоился.

— Сопляк! Скотина румяная… — бормотал он. — Вот и работай с этими свиньями…

И он опасливо оглянулся назад.

Беспокоился Мильский, как оказалось, зря. Его слова и письменные отчеты вызывали доверие. На резидентуру «Барнаба» была сделана крупная ставка. Мильский был передан полковнику Богатову, по указанию которого неоднократно ездил в Берлин, разыскивал немецких специалистов и рабочих, вернувшихся из СССР или приезжающих в отпуск, собирал через них нужные для англичан сведения. Перед отъездом по требованию Валентинова он написал тайнописью письма для своих «друзей» в России. Кто будет связным и повезет его письма в Самару, он не знал.

Есть идея

В Самаре январь удался на славу: снег выпал еще в декабре — обильный и пушистый. Волга стала тоже в декабре, и из окна своего кабинета Вершинин видел, как мужики села Рождествено, лихо настегивая своих лошадок, едут на базар.

Как переменилась жизнь за каких-то шесть-семь лет! Вершинин помнил голодный двадцать первый год, когда ему как представителю ВЧК приходилось работать в комиссиях по борьбе с голодом, тифом, холерой. Враг тогда злобствовал особо яростно.

«Конец Советам» — эти слова были на устах белоэмигрантов и их покровителей, этого ждала поднимающая голову внутренняя контрреволюция.

Вершинин вспомнил разгром антисоветской организации в Самаре и Бузулуке, руководимой Шведковским. Ее члены — бывшие офицеры, кулацкие сынки — собирались под видом кружка по изучению эсперанто, собирали оружие, готовились к мятежу. Сколько сил и энергии пришлось тогда потратить, чтобы расплести этот запутанный клубок.

Силы Вершинину и его товарищам давала уверенность в правоте своего дела, вера в то, что пройдут годы и заживет страна спокойно и счастливо, а он, Вершинин, снова пойдет на свой родной Трубочный завод, где мальчишкой начинал токарем. Иногда он видел эти далекие годы даже во сне и, проснувшись, почти до боли ощущал желание пойти по гудку на завод.

Но шло время, и Вершинин понимал, что пора, о которой он мечтал, отодвигается на неопределенное время. И ему, начальнику отдела ОГПУ, это было известно лучше, чем кому другому. Снова поднимала голову внутренняя контрреволюция, чувствуя открытую поддержку правящих империалистических кругов за рубежом.

Поволжье в планах врагов занимало не последнее место. За кордоном не забывали последние кулацкие восстания в деревне, тайные общества в городах. И, как показывали факты, пытались найти новую почву для своей деятельности.

Вот и сейчас Москва сообщила, что в Варшаве создана резидентура английской разведки, которую возглавил Сергей Валентинов, по кличке «Доктор», бывший белогвардейский офицер, деникинец. Резидентура нацелена на среднее Поволжье, в частности на Самару, откуда родом и сам Валентинов. В сообщении Москвы особо подчеркивалась роль некоего Мильского, бывшего самарского служащего, который остался в Польше и, видимо, сумел оставить в городе какие-то связи.