Герой Саламина - Любовь Воронкова

Слуга вернулся смущенный – Павсания нет дома. Он еще не возвратился с охоты.

А Павсаний, закрывшись в своем мегароне, в это время поднимал чашу с хорошим, крепким вином. Вокруг него возлежали его близкие друзья. Веселье, смех, шутки… Иногда кто-то из византийцев начинал читать стихи, но Павсаний не слушал стихов, он не понимал поэзии.

– Чтобы я пошел жрать их черную похлебку, – говорил Павсаний, разрезая нежное мясо, сдобренное пряностями, – да еще запивать кислой водой, которую они называют вином!..

– Подожди, Павсаний, достанется тебе от стариков!

– Мне? От стариков? Но они же меня оправдали…

– А в Византий тебя не пустили!

– Ну и не надо. Я туда вернусь и без их разрешения. Неужели я буду жить в этой тюрьме? Этого нельзя, того нельзя. Военный лагерь хорош на войне, а не в мирное время. Они дождутся, эти старики со своими ликурговыми цепями: рано или поздно илоты восстанут. И если понадобится, я, клянусь Зевсом, помогу им!

– Павсаний, ради богов, замолчи!

– А чего мне бояться? Разве вы сикофанты[35] какие-нибудь, что пойдете и донесете на меня? Я почти семь лет правил Византием – ох, как пролетели годы! Когда они пролетели?

– Когда жизнь легка, время летит на крыльях.

– Не потому, что легка. Жизнь правителей не бывает легкой. Но я там жил на свободе, я там жил как человек, своей рукой добывший свободу! А здесь? Да мне здесь нечем дышать!

– Не обижал бы ты союзников, так и до сих пор жил бы в Византие, старики тебя не отозвали бы.

– Они мне надоели, эти союзники! А что касается стариков, то, может быть, еще не они меня, а я их буду судить. Вот поднимем мы с Фемистоклом илотов – тогда посмотрим!

– Э, нет, Павсаний! Фемистокл тебе не поможет. Его сила уже кончилась и слава идет на закат… Кто теперь слушает Фемистокла? Теперь только Аристид да Аристид! Да еще Кимон!

– Кстати, этот Кимон погнал свои корабли к Византию, – сказал кто-то из гостей, – как бы он не занял там твое место, Павсаний, – место правителя!

– Кимон? К Византию? – Павсаний внезапно отрезвел. – Но разве Кимон, а не я завоевал Византий? Но подождите, друзья, у меня есть отличный замысел. Я уже писал Фемистоклу… Он не ответил. Но и не возразил. И если мы объединимся… И если договоримся с персидским царем… Вы увидите, вы еще увидите, кто будет править не только Византием, но и всей Элладой!

Друзья с опаской переглянулись это уже похоже на государственную измену, за которую полагается смертная казнь. И один за другим под разными предлогами они покинули дом Павсания.

Павсаний какое-то время жил тихо, не привлекая к себе внимания. Но, проезжая по лаконским полям и селам, он то здесь, то там бросал илотам фразы, несущие в себе опасный для Спарты огонь.

– Беритесь за ум! Вас, илотов, больше, чем спартанцев, которым вы служите. Чего вы смотрите? Договаривайтесь, объединяйтесь. Если вы поможете мне в этом деле, мы захватим Спарту. А может быть, и всю Элладу. Оглянитесь на себя – вас много! Я приведу вас к победе!..

И потом исчезал. Илоты тайно, при закрытых дверях, передавали друг другу слова Павсания. Разве он не прав? Разве лживы его слова о том, что они, целый народ, в рабстве у горсти спартанцев, которые так беспощадно угнетают и унижают их? Спартанцы считают труд позорным делом, которым могут заниматься только низшие существа – илоты. Сеять и растить хлеб, ткать одежду, строить дома – все это позорно для них. Их дело – копье и меч, их дело – война. А илотов, которые кормят и одевают Спарту, которые добывают все необходимое для жизни, спартанцы не считают за людей!.. Разве это не так? Они могут прийти в их селения в любой час, могут взять или украсть у илотов все, что им понравится, все, даже человеческую жизнь. У них в селах уже нельзя вырасти сильным и красивым – спартанцы не любят этого, они тайком приходят и убивают самых лучших, самых достойных людей! Сколько же можно терпеть все это?

Павсаний говорит правду, это так. Но ведь и Павсаний – спартанец, да еще царского рода. Как поверить ему? Может быть, он хочет узнать тех, кто готов выступить против Спарты и потом погубить их? Спартанцы коварны, они боятся илотов, они чувствуют ненависть порабощенных людей. Можно ли поверить спартанцу?

Однако взрывчатая сущность как бы мимоходом брошенных речей Павсания не пропадала. Она, как подземный огонь, тлела и бродила среди илотов, накаляла их мысли. О чем боялись думать, теперь казалось хоть и трудным, но возможным. Возможным и без Павсания. И даже лучше без Павсания…

Спарта чувствовала это. Еще суровее становилась военная дисциплина, еще подозрительнее и озабоченней следили эфоры за делами государства и за поведением людей…

А Павсаний вел себя вызывающе. Он уже открыто перестал подчиняться спартанскому укладу жизни. Особенно бесило его, что эфоры вмешиваются во все частности его личной жизни.

– Я не хочу обедать по звонку, я хочу обедать тогда, когда мне нужно утолить голод. Мне опротивела кровяная похлебка. Мне нравится носить пурпурный хитон и расшитый плащ. Когда я хочу идти вперед, мне велят идти назад, и наоборот. Клянусь Зевсом, я больше не могу этого терпеть!

Византий с его привольной, богатой жизнью манил его, снился каждую ночь, мерещился наяву и в полуденные часы отдыха, и в часы скучнейших заседаний, и в часы тайных полуночных пиров… Там он был человеком, там он был властителем. Там повиновались ему, а здесь повинуется он. Но где ему искать помощи против жестокой железной власти эфоров?

У персов. Только у персов. Персидский царь охотно пойдет на то, чтобы поселить рознь и вражду в эллинской земле!

Павсаний долго раздумывал над своей жизнью. Может ли он так жить, как сейчас? Нет, не может. Рискнет ли восстать против своей родины? Пожалуй рискнет. Потому что не против родины он восстанет, а против закоснелых ее укладов и законов, против закоснелых людей, охраняющих эти законы. Спарта станет таким же вольным и веселым городом, как Византии, как Афины. А он, Павсаний, со своим спартанским войском и с войском илотов станет властителем не только Спарты и Лакедемона, он станет властителем еще многих городов…

Да. Ради этого стоит рисковать.

И вот наступило утро, когда с первыми лучами зари, упавшими на тихое море, Павсаний с небольшим отрядом, который он успел собрать, самовольно отплыл к Византию.

Павсаний стоял на высокой палубе корабля. Чувство счастья наполняло его сердце, будто вырвался из тюрьмы, откуда уже не было надежды вырваться. Нежно-сиреневое море с ярко-желтыми бликами солнца лежало вокруг, как видение богов. Как прекрасен мир вдали от скованной жизни Спарты, как вольно дышится, как хорош город, стоящий на море, где Павсаний снова станет героем Платеи и завоевателем Византия!

Корабль Павсания торжественно вошел в гавань. Павсаний стоял на палубе, ожидая приветствий, – прибыл прежний властитель города.

Но никто не вышел встретить его. В гавани стояли суда афинян, эгинцев, ионийцев. На берегу, как всегда, толпился народ, Павсаний с гневным лицом прошел в город, сопровождаемый своими рабами и слугами. Его дом, дом правителя, был закрыт и пуст, словно уже все забыли, что полководец, покоривший Византии, еще существует на свете!

Павсаний приказал сбить замки и вошел в дом. В доме все стояло на своих местах, только пахло чем-то нежилым, дом не проветривался. Павсаний, кипя от раздражения и втайне смущенный таким приемом, надел свой самый роскошный плащ и направился в городское здание, где собиралось правительство города. Стража преградила ему вход – шло заседание.

– Кто отдал приказ препятствовать мне, правителю, войти в этот дом? – закричал Павсаний, расталкивая стражу. – Этот человек жестоко поплатится! И вы поплатитесь тоже, если тотчас не отступите от дверей! Выхватив меч, он разогнал стражу, которая не решилась силой удерживать его, и вошел в зал.

Правители города, военачальники, ионийцы, афиняне, византийцы – все повернулись к Павсанию.

– Почему вы не встречаете своего правителя? – гневно обратился к ним Павсаний. – Вы что, уже похоронили меня?

– Ты для нас уже не правитель, Павсаний, – спокойно ответил молодой афинянин, – мы больше не подчиняемся твоей власти.

– Кто же ты такой, что смеешь так разговаривать со мной?

– Я Кимон, афинский стратег, эллин.

– Так что же, я буду только членом Совета? Так, что ли, по-твоему, Кимон-афинянин?

– Ты и членом Совета тоже не будешь, Павсаний, – так же спокойно, но чуть-чуть насмешливо ответил Кимон, – ты вообще не будешь в правительстве. Мы так решили. Мы отправили назад вашего Доркия и сами решаем свои военные дела. Разве ты не слышал об этом?

Павсаний окинул бешеным взглядом сидящих перед ним людей. Их лица были замкнуты. Их молчание было как неодолимая глухая стена.

– Но я разгоню вас всех! – крикнул Павсаний. – Я верну власть, которую я завоевал!