Параметрическая локализация Абсолюта - Пилип Липень

Новость о телепортах быстро разлетелась по миру, но пока в форме весёлого нонсенса. Коммерческий директор сообщал, что уже начали позванивать – как представители крупных компаний, так и совсем непонятные тёмные личности. У меня часто спрашивают – на какой энергии оно работает? И что мне отвечать? Отвечай, что на батарейках. Вячеслава Романовича страшно раздражал этот дурак, но заниматься делами напрямую они с Михаилом сочли рискованным. В ближайшие дни первые телепорты был проданы, каким-то деловитым ребятам из Москвы. Сколько стоит? Пятьдесят тысяч евро. Пятьдесят тысяч евро? Прикол! Китайские, что ли? А скидки на опт? Ладно, дайте нам пяток разноцветных, на пробу.

И завертелось. Японцы, французы, американцы, китайцы, индусы, немцы. Вячеслав Романович и Михаил ещё заранее обстоятельно поспорили и в итоге решили, что цена будет фиксированной. Конечно, для богатых стран пятьдесят тысяч – это пустячок, можно хоть на каждом углу ставить по телепорту. А для бедных? Как быть, нарисовать на карте мира тарифную сетку? Тогда начнутся спекуляции – купил для Зимбабве, продал в ОАЭ. Попробуй отследи. Уж лучше всё по одной цене. А кому сильно нужно на самом деле – можем и бесплатно отгрузить.

Нефтяники и военные начали шевелиться на следующей неделе, когда было продано уже несколько сотен цветных рамочек. Вячеслав Романович как раз готовил кофе, когда позвонила бухгалтер и заплакала: коммерческого директора и креативного менеджера увели куда-то люди в костюмах. В милицию звонили? Звонила, конечно, да что они сделают! Вячеслав Романович хотел было сказать охраннику, чтоб запер двери… Но вернулся к кофе. Да ну, под землю ведь не спрячешься. И не пришлось прятаться: примерно через час коммерческий объявился и с гордостью рассказал, как достойно держался с людьми в пиджаках. Ты всё говорил правильно? Да, как вы и сказали: что все телепорты объединены в одну открытую сеть, и никакой секретности не получится. И что уже продано полтысячи телепортов, и процесс не остановить. И во всех газетах, и во всех странах, и вообще на каждом углу уже знают. И что телепорты бывают только размером с человека, а большие грузы не пролазят. Правильно? Правильно, молодец. Получишь тройную премию.

Тот момент, когда на новом счету набежал первый миллион, Вячеслав Романович пропустил. Десять миллионов тоже пропустил. Ему было всё некогда – они с Михаилом постепенно легализовались, выходили из тени, и у них не было ни одной свободной секунды. Встречи, заседания, конференции. Проблемы, проблемы: как соблюсти территориальную целостность государств? как обеспечить безопасность? как отслеживать пассажиропотоки? как воспрепятствовать употреблению в корыстных целях? Мелькали шокирующие новости: злоумышленники телепортировали из Лувра бесценную вазу! старушка дважды упала в обморок во время телепортации! профсоюз французских таксистов подал в суд на производителей телепортов! новая разновидность гриппа занесена через телепорты из Боливии! террористы угрожают затопить Берлин океанической водой посредством телепортов!

Но самой большой проблемой Вячеслава Романовича была необходимость ежедневно появляться на складе инкогнито и твердить: дон-дон! чики-пики! Язык немел и плохо поворачивался, а дядя Саша считал его конченым придурком. А перед сном Вячеслав Романович спрашивал себя: стал ли я счастлив? И отвечал: пока ещё не совсем, но уже очень близко! Поинтереснее стало. Слышь, Катюша? Но Катюша уже спала.

Глава 7. Вера, студентка

1. Час до начала

Какой красивый! Вера рассматривала кленовый лист, держа его за хвостик. Целая история: жёлтый цвет захватывал зелёные территории, зелёный не сдавался, огибал, наступал, пока ветер не остановил партию. Симметрия, равновесие сил, с границами по прожилкам. Или любовь – жёлтый полюбил и просил любви, а зелёный отступал, отворачивался; жёлтый шёл навстречу, а зелёный замыкался, уклонялся. И умерли вместе, упали с верхушки дерева. Любовь и смерть. Лист клёна – песня о любви. Как раз та, что сейчас в наушниках, сладостная ария, контртеноры. Поют вдвоём, а отличить невозможно, как их Миша узнаёт?

Вера вдруг почувствовала взгляд и обернулась. Какой-то папик злобно смотрел на неё из большой чёрной машины. Мешаю выехать. Она отошла, приложив листик к щеке. Пахнет осенью, неповторимый запах! Пронзительно-грустный и в то же время счастливый, повсюду. Наверное, сильнее всего пахнет от этих, совсем коричневых, тополиных – разлагаются, растворяются в воздухе, превращаются в аромат. Тополиные тоже красивы: одноцветные, матовые, в тонкой сеточке жилок. Как измеряется красота – симметрией? Если бы. Вера вела щекой о шарф из нежной шерсти, мягкий, совсем не колючий. Оранжевые и зелёные нити сплетались, пушились, магнитили волосы. Если бы симметрия была важна, если бы! Если бы волосы были важны, а ведь у меня красивые волосы! Всё как в го, один камень лёг не так, и партия проиграна.

Впрочем, эти мимолётные мысли Веру не очень огорчали, они вились скорее по привычке. Что может быть лучше осени! Время, когда всё, что боролось – победило, всё что желалось – свершилось, когда всё достигло апогея и замерло в мечтательном покое. Не хватало только солнца, чтобы прозрачный осенний свет и лёгкое тепло. Холодное тепло – может такое быть? Я это чувствую. Вера шла по листьям, шуршала, но старалась не разбрасывать, не нарушать старания незримого дворника. До начала занятий по го оставался ещё час, из него двадцать минут на дорогу. Остальное время – смотреть, дышать, слушать звуки, и повезло, что дождик перестал.

Она подняла голову – низко над ветвями неслись светлые обрывки облаков, а высокий фон был тёмно-серым. Наверное, погода изменится, хорошо бы солнышко! Дворником тоже интересно быть: можно мести листья и представлять, что играешь в подобие го. Кучки листьев против пустого асфальта, и нужно сложить узоры, только мозоли от метлы, от деревянной рукоятки. Вере вспомнилось детство, озеро в деревне. Папа дал ей погрести, и за десять минут на ладошках надулись волдыри, было противно, хуже нет, когда что-то своё противно тебе самой.

2. Сама нежность

Иногда на Веру накатывало, и ей становилось противно собственное лицо. Сплошь покрытое оспинами, как лунная поверхность кратерами от метеоритов, фотография из космоса. Ужасно, ужасно, или как вафля, есть такой сорт вафли, с беспорядочными округлыми вмятинками. Но только иногда, а обычно она себе нравилась, и плевать на всех. Округлое лицо, чёрные глаза, пусть немного маленькие, но зато ясные и пристальные, чёрные волнистые волосы. Но трудно, невозможно привыкнуть, когда люди при разговоре с тобой напрягаются и неестественно пристально смотрят в глаза, чтобы только не взглянуть с отвращением на кожу, и уже не поможет ни твоя внимательность, ни доброта, ни начитанность. Вера разглядывала себя в зеркало, проводила пальцами по щекам – сама нежность. И персиковый пушок, воспетый поэтами, но в рытвинках.

Какая ерунда эта красота – фикция, обусловленная детородными инстинктами. Где-то читала, что красивым кажется та особь, которая наиболее приспособлена к размножению, разве не гадко? Хотя тогда причём тут кожа лица, она же не связана с размножением, глупость все эти статьи. И как так только получилось? В тринадцать Вере сильно не повезло: она целый месяц болела бронхитом, а потом вдруг подхватила ветрянку, одно наложилось на другое, осложнения, больница, уколы. Доктора качали головами и поздравляли – девочка выкарабкалась, цела и невредима, как гусь из воды, но конечно рубчики на лице останутся. Но главное анализы хорошие, внутренние органы никак не пострадали, а ведь при таком раскладе можно было ожидать самого худшего.

У всех детей проходит без следа, а у меня со следами. Дети злые, чуть что – дразнили Бабой-Ягой. Эй, Баба-Яга, деревянная нога, ну и рожа у тебя! За что они так со мной, приходила домой в слезах, папа с мамой утешали, говорили, что всё равно самая лучшая, что со временем оспинки пройдут, Катя плакала вместе. Постепенно с чем только не смиряешься, даже с деревянной ногой, но как же иногда хочется стать обычной, как все! Тот год был очень тяжёлым, Вера ни с кем не дружила, сидела дома, пристрастилась читать книжки и подолгу делать уроки, всякие дополнительные задания для самых умных. И скоро вправду стала умной, и даже девиз себе придумала – умная, смелая и добрая, и не отступала. Выправилась, закалилась, стала сильной, умела защитить обиженного и громко сказать такое, что дети замолкали и соглашались. За несколько лет она добилась если не лидерского положения в классе, то очень уважаемого, и все хотели с ней дружить, даже красавицы, и не из снисхождения, а на равных.

3. Попробовала

Люди, с которыми долго вместе, привыкают к твоему виду и перестают замечать, тем более дети, и Вере случалось надолго забывать о своём лице. Но всё-таки каждый новый человек – это новый стресс, думают, что ты не видишь, и тайком рассматривают, с гадостливым интересом. И даже потом, когда привыкнут, держат на длинной дистанции, если вторгнешься или хотя бы намекнёшь, обольют холодом. Не то что бы ей пришлось явным образом в этом убеждаться, но она чувствовала, знала и боялась – лучше даже не пробовать. Она решила, что никогда не будет пробовать. На дискотеку отказывалась наотрез, хотя девчонки звали, убеждали. Здравый смысл побеждал: даже если он не заметит моего лица в полутьме, что будет потом, ведь не избежать, панически отшатнётся, поспешно раззнакомится, пытаясь сохранить видимость вежливости. Нет-нет, ни за что, зачем, если знаешь наверняка исход, только мучить саму же себя.