Ловушка - Николай Леонов

– Игорь Петрович, какие мысли посетили вас за истекшие пятнадцать минут? – Лева отпил кофе. – Вы мне ничего не хотите сказать?

– Сказать? – Качалин вздернул бесцветные брови: – Если у вас есть вопросы – пожалуйста. Я понимаю: смерть, горе, но протокол протоколом – вы на службе.

– Тогда, пожалуйста, расскажите, во сколько вы утром ушли и чем занимались до нашей с вами встречи?

– Вышел из дома, как обычно, в восемь тридцать, сел в машину. Гаража у меня нет, машина стоит у дома. В контору приехал, – Качалин пожевал веснушки – они у него были рассыпаны даже на губах, – раньше девяти. Минут тридцать, может, сорок, возился с бумагами. В десять позвонил в главк. А вас что конкретно интересует?

Толик Бабенко, сидевший безучастно, ожил, зыркнул глазенками, начал слушать внимательно.

Гуров не ответил, лишь неопределенно покачал головой: мол, я и сам не знаю, продолжайте.

– После десяти я уехал на объект, в четырнадцать часов вернулся в контору, началось совещание, на котором меня и застал звонок Дэника… – Качалин тут же поправился: – Дениса Сергачева.

– В тринадцать тридцать вы на несколько минут заезжали домой. Зачем?

Бабенко привстал, крутил головой, стараясь видеть одновременно и Качалина, и Гурова.

– Ты еще! – рыкнул Качалин, и Толик притиснулся к стене. – Я? Приезжал? – Качалин уперся пальцем в свою залитую упругим жирком грудь. – Такого не было.

– Вы это повторите на очной ставке с Верой Азерниковой? – поинтересовался Лева.

Качалин ответил спокойно, несколько удивленно:

– Вера не станет говорить неправду. Зачем ей?

– Действительно, зачем? – Задавать вопросы легче, чем отвечать на них. Гуров глянул насмешливо.

– Ну, у нас образовались отношения сложные. – Качалин смешался.

– Стерва она, Верка, чего угодно заявить может, – вмешался в разговор Толик.

«Давайте, друзья, городите огород, только как вы из него вылезать будете? Я готовлю ловушку не человеку, а преступнику, пусть невольному, но убийце», – подумал Лева и вступил в игру:

– Вас никто не обвиняет. Зачем оправдываться, Игорь Петрович?

– Я лишь удивляюсь, – парировал Качалин.

– Уточним. – Лева выдержал небольшую паузу. – Вы сегодня ушли из дома в восемь тридцать и лишь после звонка Сергачева вернулись. Так?

Казалось бы, без необходимости Лева сел спиной к окну, лицом к двери, однако позиция оказалась правильной. Вера стояла в холле за выступом стены и слушала. Девушку Лева видеть не мог, но она открыла дверь в кабинет, и ее тень Гуров заметил сразу. Он и повторил свой вопрос, чтобы Вера услышала ответ Качалина.

– Совершенно верно, я утром уехал, только сейчас вернулся. – Качалин говорил размеренно, очень спокойно.

– Прекрасно. – Лева сделал глоток кофе. «Чем больше ты будешь отрицать, тем труднее тебе из лжи выкарабкаться. Ты считаешь: девушка говорит одно, я – другое. Один на один, недоказуемо. Хотя бы в одном месте тебя наверняка видели: у дома, в вестибюле, в лифте. Невозможно в таком людном доме пройти туда и обратно и не быть никем не замеченным. Такой свидетель, даже свидетели, есть, и мы их непременно найдем. Я тебя не оставлю с девушкой один на один, такой дешевый номер не пройдет. Теперь ты, Толик Бабенко, давай сюда, в мешок. Ты рад услышать ответы Качалина и поучиться? Ты уверен: милиционер совершает ошибку, беседуя сразу с двумя, а не поодиночке. Уверен?»

– Анатолий, в котором часу вы должны были прийти к Качалиной?

– Я ничего не должен, – огрызнулся Бабенко. – Не на службе.

Лева заметил на лице Качалина усмешку, поправился:

– Извините, на какой час вы с Качалиной уговаривались о встрече?

– Ни о какой встрече не уговаривались, ехал мимо, знаю – мадам дома, заглянул.

– Не уговаривались?

– Не уговаривались. – Толик глядел нахально.

«Считаешь свою позицию неуязвимой? Тогда ныряй глубже», – решил Лева и спросил:

– Значит, сегодня вы сюда приехали в первый раз?

– Ясное дело. Тут не мой дом, чтобы на дню по пять раз захаживать.

– Хорошо, тогда как вы объясните…

– Надо так врать? – перебила Вера, входя на кухню. – Чего вы оба лжете? Или я вас обоих не видела?

Качалин не шелохнулся, бровью не повел, его веснушки словно застыли. Толик же, наоборот, подпрыгнул, сел, снова встал, выпятил грудь:

– Кого ты видела? Ты чего такое говоришь? Кого ты видела? Кто тебе, проститутка, поверит?

Лева вздрогнул как от слов Бабенко, так и от неожиданной мысли. «А если я ошибаюсь в оценке этой девочки? Если она совсем не наивна и не глупа? И она лжет, что эти двое здесь сегодня были. Все просто, совсем просто. Вера пришла получать деньги за „дела постельные“, женщины поссорились, хозяйка сказала оскорбительное… Удар… Страх… Вся чушь с инсценировкой, потом выпила, вырвала из календаря листочек, позвала Сергачева. Я же уже думал, что по своей несуразности очень похоже, что действовала женщина. Теперь твой ход, Гуров, времени нет, сейчас стрелка вздрогнет, и флажок упадет».

– Успокойтесь, Вера. Когда вы понадобитесь, – Лева взял девушку под руку, провел в кабинет, – я вас позову.

Гуров вернулся к столу и продолжал пить кофе, словно ничего не произошло. Бабенко молчал, считая, что говорить должен Качалин, который, насупившись, изображал оскорбленного, а возможно, был действительно оскорблен. «А чего оскорбляться? – рассуждал Лева. – Муж с работы на несколько минут заезжал домой. Что-либо взял или оставил, просто заехал по дороге, выпил кофе. То же можно сказать и о приятеле. Какой криминал? Почему они отрицают? Горячо отрицают, возмущенно, словно в словах девушки звучит обвинение. Ответить можно лишь однозначно: в визите каждого из них присутствует криминал. Какой? Бабенко совершил убийство и отрицает, что приезжал? Качалин приехал, увидел труп, уехал, теперь стыдно признаться? Возможен другой вариант: оба мужчины застали уже труп, и теперь им стыдно и страшно. Если я в Вере ошибся, то сейчас шагаю в обратную сторону».

Лева допил кофе, отставил пустую чашку и спросил:

– Игорь Петрович, сколько квартир в вашем доме?

– Что? – Качалин вздрогнул. – Квартир? Всего? – Он смотрел недоуменно. – Зачем вам? Впрочем, пожалуйста. В нашем подъезде?

– У вас два подъезда, но вестибюль общий, – сказал Лева, – меня интересует, сколько всего квартир?

– Кажется, сто двадцать шесть.

– Сто двадцать шесть, – повторил Лева. – Считаем: в среднем по два человека в квартире, получается двести пятьдесят два. Работа, конечно, но приходилось делать и больше.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду? – Качалин изображал удивление, но глазки его забегали, видимо, он начинал догадываться.

– Вы сегодня домой приезжали, я в этом уверен. – Лева говорил равнодушно, как о факте, хорошо известном. – Вспомните, неужели вы никого не встретили в вестибюле, никто из жильцов не спустился, никто не выходил и не входил в подъезд? У дома стоит несколько машин, вспомните: никто не садился в машину и не выходил из машины?

Качалин держался, лицо у него застыло, веки прикрыли зрачки. Лева не смотрел на Толика Бабенко, знал: с ним справиться несложно. И действительно, Толик заерзал, начал дышать часто, даже с присвистом, словно не сидел на стуле, а бежал в гору из последних сил.

– Игорь Петрович, неужели вы заставите нас проделать такую работу: двести пятьдесят человек, каждого застать дома, с каждым поговорить. Выяснить, кто от тринадцати до четырнадцати часов приходил или уходил из дома, кто вас видел, затем свидетелей официально допросить, провести с вами очные ставки. – Лева вздохнул: – Мы истратим уйму времени и сил. А ваши соседи по дому? Что они о вас подумают? А что станет думать о вас следователь? Как вы сможете свое поведение объяснить? Игорь Петрович, ваше поведение неразумно.

– Я хочу сказать, дайте мне… Я сгоряча, не подумав, – торопливо заговорил Толик Бабенко.

Гуров повернулся к нему, взглянул холодно, сказал жестко:

– С вами я пока не разговариваю. На что вы рассчитываете, никому, даже вам, неизвестно.

– А я не хотел! – вроде даже радостно заявил Бабенко.

– Игорь Петрович, как будем жить дальше? – Лева перестал обращать на Бабенко внимание, смотрел на Качалина.

Тот молчал, отрешенно смотрел прямо перед собой и молчал. Он упустил момент, когда следовало возмутиться, его молчание лишь утверждало правоту Гурова и с каждой секундой становилось все глупее, но сил прервать молчание не было, главное же – он не знал, что говорить, как оправдываться. Неожиданно даже для себя самого Лева протянул руку к лицу Качалина, показал ему палец и повел им в одну сторону, затем в другую, как это делают врачи при исследовании зрения. Качалин невольно проследил за движением пальца, повел зрачками, понял глупость происходящего, вздрогнул, закрыл лицо ладонями.