Евроняня - Наташа Нечаева

– Вера! – вновь повернул ее к себе Хреновский, еще пуще приосанился и загремел на весь зал, раскатисто, мощно, будто стоял не в вальяжном казино, а на привычной думской трибуне. – Вы – символ русской красоты, и вы достойны стать лицом всей России!

Вокруг них стал собираться заинтересованный народ.

– Вы живете в Париже? – очень тихо, почти шепотом, спросил он.

– В Москве, – пролепетала растерянная Ника.

– Понимаю! – снова загремел депутат. – Заграница своими грязными щупальцами забирает от нас все лучшее! Но женщин, наших, русских женщин, ей у нас не отнять! Когда я приду к власти…

Вокруг них уже собралась целая толпа.

«Вовчик, – беспомощно оглядывалась Ника, – где ты?»

От веселящейся публики отделилась Генриетта, подошла к Хреновскому:

– Петр Адольфович, я правильно поняла, вы хотите сделать символом нашей великой России вот эту содержанку?

– Какую содержанку? – не понял Хреновский, раздосадованный тем, что его пламенная речь, собравшая такое число слушателей, столь цинично прервана.

– Вот эту! – Гена ткнула длиннющим острым ногтем прямо в Нику. – Это няня детей Ропшина, безграмотная девушка из провинции, неудачница. Ропшин из жалости взял ее на содержание…

Блистательное общество зашумело.

Неведомо откуда взявшийся Вован грубо дернул довольную Генриетту за руку, что-то тихо и коротко сказал ей на ухо. Гена побледнела, зашаталась…

– Нет, – покачал головой Хреновский, – содержанки нам не нужны… Я боролся и буду бороться за искоренение этой заокеанской заразы!

Империалисты всех мастей хотят превратить наших русских женщин в товар…

– Так, Адольфыч, ша! – громко и грозно приказал Вован. – С каких пор ты слушаешь полоумных баб? – Он показал на Гену. – Или это новая доктрина твоей партии? – Хреновский непонимающе заозирался по сторонам, переводя глаза с Ники на Гену и обратно. – Ты поверил, что моя сестра может быть содержанкой?

Толпа снова стихла, ловя каждое слово непонятного зрелищного спектакля. Хреновский стушевался, но ненадолго. Парламентская школа давала себя знать.

– Владимир Владимирович, – торжественно провозгласил он. – Я прошу твоего согласия на то, чтобы Вера, этот прекрасный невинный цветок, стала символом моей партии!

Вовчик тщательно и любовно сложил увесистый кукиш, медленно и молча поднес его к носу депутата. Улыбнулся:

– Пойдем, Адольфыч, выпьем за твой очередной облом и за мою красавицу сестру! – Обернулся к барной стойке. – Всем – шампанского! За здоровье моей сестры!

Общество, неожиданно лишившееся увлекательного зрелища, недовольно зашелестело, но тут же удовлетворилось предложенным хлебом: официанты уже разносили шампанское.

– Вовчик, – попросила Ника, как только смогла выговорить слово, – пожалуйста, отвези меня домой, я сейчас тут умру…

– Верунь, – ласково чмокнул ее в наморщенный лоб брат, – погоди чуток, мне надо еще кое-чего кое с кем перетереть.

– Тогда я сама! – шмыгнула носом девушка. – На такси!

– Стоять! – скомандовал Вован. – Тебя отвезут. Только смотри мне, не реветь и не расстраиваться! О тебе теперь неделю вся Москва судачить будет. Отвечаю! А с этой, – он кивнул на неподвижно сидящую, с вытаращенными глазами, Гену, – я еще разберусь.

Утром, как только дети проснулись, было решено переселиться в загородный дом. ЕВР ни свет ни заря улизнул на работу, поэтому в семейном совете не участвовал. Собак никто не спросил, Жан как раз в это время их выгуливал, поэтому решение было принято единогласно. Во-первых, хватит дышать выхлопными газами. Во-вторых, в Песчанке, где стоял ЕВРов особняк, уже собралась вполне достаточная компания двойняшкиных сверстников, ну а в-третьих, туда не могла, когда ей вздумается, приезжать Гена.

Сборы были недолгими, путь до загородного поселка – тоже, и уже часа через полтора Ника, выпроводив счастливых собак и детей во двор, раскладывала по шкафам привезенные вещички.

Загородный дом Ропшиных был светел, просторен, двухэтажен и уютен. ЕВРов друг, архитектор, спланировал все так, что высокие окна первого этажа будто бы переговаривались друг с другом, поэтому все пространство просто искрилось от света и солнца, создавая ощущение радости и благополучия. И Ника, порхая из комнаты в комнату, кружась под музыку солнечных лучей и оконных радуг, вскоре и думать забыла о ночном приключении, словно и не с ней это было, словно в коротком сне привиделся ей неуклюжий ночной кошмар, и не напугал даже, а так, заставил пару раз екнуть сердечко…

День прошел мило и славно, и уже часам к одиннадцати передышавшие кислородом дети, равно как и очумевшие от воли собаки, мирно спали. То же самое сделала и Ника: все-таки последние ночи выдались не очень спокойными, и потраченную энергию требовалось восполнить. Она заснула быстро и сразу – крепко, даже сны не снились. А проснулась совершенно неожиданно оттого, что чьи-то жадные горячие руки забрались к ней под одеяло и бесстыдно хозяйничали на ее теле. Сначала она испугалась, но тут же расслабилась, поняв: ЕВР! Он все-таки приехал, не смог сдержаться, а уж приехав…

Не открывая глаз, она гибко потянулась к нему всем телом, нашла губы, открыла глаза…

И прямо перед собой увидела конопатое лицо Жана. Веки его были прикрыты, на губах блуждала похотливая улыбка…

– Ах ты гад такой! – с силой оттолкнула его Ника. – Да я тебя сейчас по стенке размажу! Фрикасе прокисшее!

– Ты что? Я же к тебе с серьезными намерениями! Предложение хотел сделать. Руки и сердца.

– Вот обрадовал! – съязвила Ника. – Сначала, значит, меня, сонную, невинности хотел лишить, а потом в ЗАГС повести?

– Какой невинности? – оторопел Жан. – Ты же замужем уже была!

– И что? – Ника даже в кровати подскочила от возмущения. – Да ты хоть знаешь, что женщина, когда влюбляется, снова становится невинной?

Этого Жан, разумеется, не знал. Даже не предполагал. Поэтому надолго замолчал.

А Ника в очередной раз подумала, что судьба обходится с ней не слишком справедливо. Липнут все кто ни попадя, и Жан туда же. Сопляк ведь, младше Ники на целый месяц, ни денег, ни кола ни двора. Ни профессии. Хотя нет, профессия как раз у Жана имеется: переводчик с французского. Потому-то его мажордомом и взяли.

– Ты что же себе такое удумал, – принялась отчитывать Жана Ника, – что я с тобой при детях малолетних развратом заниматься буду?

– Почему при детях? – пробубнил сладострастник. – Они спят, я проверил.

– Да при чем тут сон? Раз хозяина нет, то все можно? Бесстыжие твои зенки! Я тебе практически как мать, а ты на меня, сонную, полез. Решил воспользоваться моим затемненным сознанием.

– Каким? – совершенно обалдел Жан.

– Фрейда читать надо, помогает! Собрался, значит, все тридцать три удовольствия поиметь? И работу, и деньги, и усиленное питание, и шикарную любовницу?

– Кого это? – опешил Жан. – Гену, что ли?

– Наглец! Меня, конечно! А если я завтра все ЕВРу расскажу?

– Не надо! – взмолился Жан. – Пожалуйста! Сама знаешь, чего только между своими не случается!

– Ага, – согласилась Ника. – Даже секс!

– Ника! – почти закричал Жан. – Я же, правда, жениться хотел! Думаешь, я не вижу, как ты за ЕВРом увиваешься? Да он на тебе никогда не женится! Не пойдет на такой мезальянс!

– Куда не пойдет? – насторожилась девушка.

– Ну вот. Лишнее доказательство… – Жан горько усмехнулся. – Мезальянс – это неравный брак.

– Не умничай, – поставила няня мажордома на место. – Сейчас модно, когда разница в возрасте. Подумаешь, старше на десять лет! Что, из-за этих предрассудков не выходить за него замуж и сделать его пожизненно несчастным?

– Ника! – Жан в отчаянии застонал. – Мезальянс – это когда женятся представители разных социальных групп. Допустим, богатый академик – на бедной безграмотной уборщице!

– Ну, знаешь, и наш ЕВР не академик, и у меня высшее образование имеется! Все, вопрос закрыт. – Ника решительно прекратила дискуссию. – Иди отсюда! Жених…

– Я-то уйду, – мстительно пригрозил Жан, – а ты век в старых девах сидеть будешь!

– Это ты, малыш, переборщил! – Ника злорадно улыбнулась. – Замуж-то, может, я и не выйду, но и в старых девах точно не останусь!

– Стой, – насильник опешил, – а невинность?

– Иди уже, чудо французское! – легонько пнула его под зад няня. – Куда тебе нас, русских девушек, понять! Не дорос еще!

ЕВР примчался на следующий вечер рано, еще и рабочий день не закончился. Счастливый, взволнованный, будто за день активы банка утроил. Чмокнул детей, потрепал за уши собак и заговорщически отозвал няню:

– Вероника Владиславовна, хочу поделиться с вами радостью!

Чужую радость Ника разделить была готова всегда, но тут немного насторожилась: от чего мужик так светиться может? Не от производственных же успехов! Значит, какое-то значительное событие в личной жизни произошло.