Подозреваемый - Майкл Роботэм

Я стараюсь не думать о Бобби Моране, потому что это приводит меня к Кэтрин Макбрайд, а туда я заходить не хочу. Я размышляю, арестовали ли они Бобби или просто наблюдают за ним. В моей голове возникает образ микроавтобуса с затемненными стеклами, припаркованного у его дома.

На самом деле люди не чувствуют, что за ними наблюдают, если не ожидают этого наперед. Однако Бобби мыслит иначе, чем другие. Он воспринимает иные сигналы. Психотик может думать, что телевизор разговаривает с ним, спрашивать, почему это рабочие ремонтируют телефонную линию на мостовой или почему у его дома стоит мини-автобус с затемненными стеклами.

Может быть, ничего подобного и не происходит. Со всеми этими новыми технологиями Руиз сумеет найти все, что ему нужно, просто введя имя Бобби в компьютер и открыв секретный файл, который, по убеждению всех параноиков, заведен у правительства на каждого гражданина.

«Не думай об этом. Спи», – шепчет Джулиана. Она всегда чувствует, когда я из-за чего-то беспокоюсь. Я не спал спокойно ни одной ночи с рождения Чарли. Через какое-то время отвыкаешь спать. А теперь я принимаю эти таблетки, от которых еще хуже.

Джулиана спит на своей половине: простыня зажата между коленями, рука на подушке возле лица. Чарли спит точно так же. Они едва дышат и не шевелятся. Словно не хотят оставлять следов в своих снах.

В воскресенье утром дом наполнен запахом выпечки и женской болтовней. Предполагается, что я должен развести огонь и подмести крыльцо. Вместо этого я ускользаю в газетный киоск и покупаю утреннюю прессу.

Вернувшись в кабинет, я откладываю приложения и журналы и начинаю искать статьи о Кэтрин. Я уже собираюсь сесть, как вдруг замечаю, что одна из пучеглазых рыбок Чарли плавает по аквариуму брюхом кверху. Сначала я решаю, что это своеобразное рыбье развлечение, но при ближайшем рассмотрении она выглядит нездоровой и вялой. У нее серые пятна на чешуе – признак грибка, поражающего экзотических рыбок.

Чарли не очень хорошо переносит смерть. В королевствах Ближнего Востока траур длится и то меньше. Вытаскивая рыбку рукой, я смотрю на несчастное создание. Интересно, поверит ли дочь в то, что рыбка просто исчезла? Чарли ведь только восемь. Но, с другой стороны, она больше не верит в Санта-Клауса и пасхального зайца. Как я мог воспитать такого циника?

– Чарли, у меня плохие новости. Одна из твоих рыбок исчезла.

– Как она могла исчезнуть?

– Ну, в общем, она умерла. Мне очень жаль.

– Где она?

– Ты ведь не хочешь ее видеть?

– Хочу.

Рыбка все еще в моей руке, засунутой в карман. Когда я разжимаю кулак, это больше похоже на фокус, чем на печальное действо.

Джулиана, как человек организованный, хранит целый набор обувных коробок и мешков на случай подобных смертей в семье. Чарли следит, как я погребаю пучеглазую рыбку под сливой между покойным хомяком Харольдом, мышью, известной просто как Мышь, и птенцом ласточки, который влетел во французское окно и сломал себе шею.

К полудню собирается почти вся семья, кроме старшей сестры Люси и ее мужа Эрика с их тремя детьми, чьих имен я никак не могу запомнить, хотя знаю, что все они оканчиваются на «и»: Дебби, Джимми, Бобби. Будущий личный врач Господа хотел, чтобы Люси назвала старшего сына в честь него. Ему нравилась идея третьего поколения Джозефов. Люси была тверда и назвала сына как-то по-другому: Энди, или, может, Гарри, или Фредди.

Они всегда опаздывают. Эрик работает авиадиспетчером, и он самый рассеянный человек, какого я знаю. Это пугает. Он постоянно забывает, где мы живем, поэтому каждый раз звонит нам по телефону и просит объяснить, куда ехать. Как ему удается держать в небе десятки самолетов на безопасном расстоянии друг от друга? Всякий раз, когда я покупаю билет на рейс из Хитроу, мне хочется заблаговременно позвонить Люси и узнать, работает ли в это время Эрик.

Моя средняя сестра Патриция в кухне вместе со своим новым другом Саймоном, специалистом по уголовному праву, работающим на один из тех телесериалов, где разоблачаются юридические ошибки. Патриция развелась и пьет по этому случаю шампанское.

– Я сомневаюсь, что ты от него избавилась, – говорит мой отец.

– Почему? – отвечает она вопросом, быстро отпивая из бокала, пока газ не вышел.

Я решаю спасти Саймона. Он не заслуживает того, чтобы его представляли нашей семье подобным образом. Мы уходим с выпивкой в гостиную и заводим светскую беседу. У Саймона добродушное круглое лицо, и он все время похлопывает себя по животу, как Санта из супермаркета.

– Сочувствую тебе по поводу старика Паркинсона, – говорит он. – Ужасная вещь.

У меня обрывается сердце.

– Кто тебе сказал?

– Патриция.

– А откуда она узнала?

Саймон внезапно осознает свою ошибку и извиняется. За последние месяцы я пережил несколько неприятных эпизодов, но ни один из них не расстроил меня так, как разговор с совершенно чужим человеком, который попивает мой скотч и сочувствует мне.

А кто еще знает?

Звонят в дверь. Эрик, Люси и дети на «и» врываются в дом в сопровождении неистовых рукопожатий и поцелуев. Люси бросает на меня взгляд, и у нее дрожит нижняя губа. Она кидается мне на грудь, и я чувствую, как сотрясается ее тело.

– Мне так жаль, Джо. Так ужасно жаль!

Мой подбородок лежит у нее на макушке. Эрик кладет мне на плечо руку, словно дает папское благословение. Не думаю, что до этого я хоть раз чувствовал себя столь смущенным.

Остаток вечера представляется мне четырехчасовой лекцией по социологии. Устав отвечать на вопросы о своем здоровье, я удаляюсь в сад, где Чарли играет с детьми на «и». Она показывает им, где мы зарыли рыбку. Я наконец вспомнил их имена: Гарри, Перри и Дженни.

Гарри еще совсем малыш и выглядит, как миниатюрный человечек Мишлен в своем дутом комбинезоне и шерстяной шапочке. Я подбрасываю его в воздух, и он хихикает. Другие дети хватают меня за руки, как если бы я был чудовищем. Я замечаю, как Джулиана смотрит на меня через французское окно. Я знаю, о чем она думает.

После ланча мы переходим в гостиную и все делают комплименты елке и фруктовому пирогу моей матери.

– Давайте поиграем в «Кто я?», – говорит Чарли с набитым ртом. Она не обращает внимания на общий стон, достает ручки и бумагу и одновременно торопливо объясняет правила: – Вы должны задумать кого-то известного. Не обязательно настоящего. Может, героя мультиков или актера. Это может быть даже Лесси…

– Пропала моя идея.

Она бросает на меня сердитый взгляд:

– Не позволяйте никому видеть, что вы написали. Потом надо приклеить бумажку кому-нибудь на лоб. И все должны догадаться, кто мы.

Игра оборачивается сплошным криком. Будущий личный врач Господа не может понять, почему все так хохочут над именем у него на лбу: «Ворчун из „Белоснежки“».

Мне уже начинает все это нравиться, когда звонят в дверь и Чарли решает ее открыть. Люси и Патриция принимаются мыть чашки и тарелки.

– Вы не похожи на полицейского, – говорит Чарли.

– Я следователь.

– А у вас есть значок?

– Ты хочешь его увидеть?

– Наверное, следует.

Руиз тянется к внутреннему карману своей куртки, когда я выручаю его.

– Мы научили ее осторожности, – извиняюсь я.

– Это очень мудро. – Он улыбается Чарли и молодеет на пятнадцать лет. На какой-то миг мне кажется, что он взъерошит ей волосы, но теперь люди так делают нечасто.

Руиз бросает взгляд в зал поверх моей головы и извиняется за то, что потревожил нас.

– Я могу для вас что-нибудь сделать?

– Да, – мямлит он, а затем похлопывает себя по карману, словно написал записку, чтобы не забыть.

– Не хотите ли войти?

– Если можно.

Я веду его в кабинет и предлагаю снять пальто. Заметки, касающиеся случая Кэтрин, лежат на столе там, где я их оставил.

– Делаете домашнее задание?

– Я хотел убедиться, что ничего не забыл.

– И не забыли?

– Нет.

– Может, позволите судить мне?

– Не в этот раз. – Я закрываю блокноты и отодвигаю их.

Обойдя вокруг стола, он оглядывает книжные шкафы, изучая фотографии и сувенирный кальян из Сирии.

– Где он был?

– Простите?

– Вы сказали, что убийца начал не с Кэтрин; так где же он был?

– Практиковался.

– На ком?

– Не знаю.

Руиз уже у окна, осматривает сад. Он поднимает плечи, и накрахмаленный воротник рубашки упирается ему в уши. Я хочу спросить, что он узнал о Бобби, но он прерывает меня:

– Он будет убивать еще?

Я не хочу отвечать. Гипотетические рассуждения рискованны. Он чувствует мои колебания и не собирается меня отпускать. Я должен хоть что-то сказать:

– В настоящий момент он все еще думает о Кэтрин и о том, как она умерла. Когда эти воспоминания начнут стираться, он может начать искать новые ощущения, чтобы питать свои фантазии.