Литературная Газета 6273 ( № 18 2010) - Литературка Литературная Газета

Потому взрыв катера с партархивом был ожидаем и воспринимался как справедливая кара, и кто скажет, что Мария Шукшина и Александр Адабашьян плохо сыграли своих советских персонажей (кстати, тоже вполне кошмарно современных)? Вообще актёрско-режиссёрская солидарность фильма изумляет. Блестяще сыграны совсем небольшие роли лучшими артистами России. Замечателен всего в двух кадрах Валентин Гафт, в образе эсперантиста-зэка; всего на нескольких метрах плёнки – сложный, трагический образ создал Алексей Петренко в роли бухгалтера, который во время жуткого обстрела, не обращая на него внимания, собирает рассыпанные купюры и просит расписки у офицера для последующего отчёта перед начальством. Работы Евгения Миронова, Александра Пашутина, Валерия Золотухина, Даниила Спиваковского, Александра Голубева разве не замечательные актёрские воплощения?

Пронзает современностью тоска и ненависть в кривой усмешке солдата, который выстрелил из ракетницы в задницу немца-говномёта. Не выдержал он, сто раз униженный отступлением, этого последнего унижения, вполне понимая, чем его попадание обернётся. Образный строй эпизода вызвал шквал ехидных комментов в блогах. А у меня – вчерашние и завтрашние ассоциации: наша баржа-страна подвергается тотальному унизительному обгаживанию, но надо терпеть, раз нет сил ответить, и... верить. Как терпели наши солдаты, отступая до Москвы в 41-м, как терпели и верили солдаты, сдавшие Москву в 1812-м. Они потом ответили, а мы?

КАТАСТРОФА ШТРАФБАТА И КРЕМЛЁВСКИХ КУРСАНТОВ

Картина полного военного крушения в «Предстоянии» в отличие от многих других военных фильмов (особенно снятых в последнее время) не повергает в уныние, не рождает проклятий и гневливого поиска виноватых (хотя по тексту можно было бы ожидать), а даёт представление о том, что такое война на самом деле. Указующий перст есть и здесь: перед боем вдруг стали молиться татары, а русские? Молятся ключам от родного дома, фотографиям семьи, звукам детства… Все курсанты погибли, остались мёртвые раздавленные тела и тикающие часы. Образ ядерной зимы: ещё работающая техника и уже убитое человечество.

Михалкова обвиняют в том, что он «украл» что-то у Тарантино, Кэмерона, Спилберга, Арановича, Климова и т.д., что, конечно, ерунда, точнее было бы говорить о его перекличке с современниками. В глобальном киномире Михалков – и тут уже никто ничего не сможет поделать – супердержава, он давно заслужил (в отличие от многих его оппонентов по Союзу кинематографистов) право на любую образную полемику с «другими странами».

Огорчило «жеребячество» воспитанных на обильных продуктовых и идеологических пайках кремлёвских курсантов, уж слишком сильно рифмующееся с некоторыми инфантильно-ребяческими юнкерскими сценами, которые и в «Цирюльнике» вызывали недоумение. Не очень убедил Артём Михалков в роли Сазонова. Вроде играет хорошо, но его герой-балагур не стал нервом эпизода – наиболее пронзительным среди курсантов мне показался тот, что сочинял буриме. Неожиданные долгие планы с ним непонятным образом завораживали. В небольшой сцене вдруг выстроилась возможность единения беспомощной в военном деле «элиты» и бывалых штрафников. Присутствие в кадре сына режиссёра уводило во время просмотра мысли в неправильную сторону: 35-летний Артём играет мальчишку-курсанта только потому, что он Михалков? А роль важная, если бы её играл актёр, похожий на юных Бурляева, Кононова или Меньшикова, то и вся сцена прозвучала бы иначе.

Это единственный эпизод в фильме, который, на мой взгляд, достоин существенного сокращения.

ПОБЕДА ПОРАЖЕНИЯ?

Большая, великолепно снятая сцена «Немцы в деревне» (наконец с благодарностью отметим работу оператора Владислава Опельянца и композитора Эдуарда Артемьева) – притча о поражении духа. О цене покорности и цене сопротивления. Никто из крестьян не пустил Надю Котову в дом, никто не высунулся, когда немец забирал у цыган лошадь, и только одна женщина (её играет Наталья Суркова) спасает дочку комдива, топором по-русски расправившись с захватчиками (и роли немцев, кстати, тоже сыграны замечательно достоверно)… Этот документально-эпический эпизод не столько о жестокости оккупантов. Как и многое в фильме, он перекликается с «сегодняшней злобой». Отсутствие национальной солидарности, добровольная нравственная демобилизация, аморфность и бессмысленность существования, тупая покорность очевидному злу, равнодушие гораздо большие, чем в оккупированной деревне 1943 года.

Отдельно светла и прекрасна фантасмагорическая сцена с немцем-языком, спрятавшимся в храме. Где Котов нашёл подтверждение тому, что дочка его жива, а немец – что Бог есть. Мать крестик на него перед уходом на фронт надела, и они чудом спаслись – вылетают из храма и, очумевшие, почти братаются; русский немца – ремнём по попе, а тот, счастливый, учит русского, как правильно его вязать. Счастье Спасения… Посередине войны – золотое, огромное поле, распахнутое бесконечное синее небо – красота божьего мира, которая, так же как и военные ужасы, напоминает всем (в том числе подхалимам и хулителям Михалкова) о бренности нашего сегодняшнего материального существования. Да, абсолютно ясная метафора. И слава богу, она прекрасна.

Важнейшим в фильме является внутренний, не нуждающийся в служебных связках сюжет отношений отца и дочери. И замечательно смотрятся органично возникающие, щемящие планы из первых «Утомлённых», где плывут себе по русской речке девочка Надя и её папа. Отец, отче, дочь… Сцена с «иудиным грехом» в пионерлагере (отличная работа Ангелины Миримской и несколько обычная для актёра такого уровня – Андрея Панина) напомнила о стилистике первых «Утомлённых», но в том, как Олег Меньшиков играл эпизод, чувствовалось что-то новое (кроме окончательного отчаяния Арсентьева). Волчьи зубы во взгляде. Я не согласен с теми, кто считает, что в «Предстоянии» он «отбывал номер». А судя по краткому анонсу «Цитадели», завершившему первую часть, в котором обозначена открытая схватка смершевца (прекрасная работа Маковецкого) с полковником Арсентьевым, всё ещё впереди, и неизвестно, кто на самом деле победит в неминуемом поединке Котова и Арсентьева.

Их встреча подспудно готовится при некоторой, возможно, намеренной невнятности образов Котова и Арсентьева в «Предстоянии». Почему Арсентьев, «овладев семьёй Котова», как будто лишился инфернальной двойственности, которая так привлекала в «Утомлённых», почему Котов Михалкова так «опростился», что стал более похож на его же урку из балабановских «Жмурок»? Что случилось с генералом в лагере? Неужели то, что так натурально показал Алексей Герман в «Хрусталёве»? Надеюсь, всё это будет прояснено в «Цитадели».

Ещё об огорчившем. Надежда Михалкова, по-детски гениально сыгравшая в первых «Утомлённых», здесь очень хороша. Но для такого фильма, где почти все играют замечательно, этого мало! Она перестала быть «самоигральным» ребёнком, чуточку переросла роль. Возрастом переросла, актёрски недоросла. Конечно, невозможно трудно было ломать естественный замысел, но в финальной сцене «Предстояния» предполагается девушка такой юности и чистоты, для которой мольба умирающего танкиста была бы абсолютно невыполнимой, а её исполнение подвигом сострадания. Может быть, уместнее была бы актриса возраста или чистоты Анастасии Вертинской (времён «Алых парусов») или Валентины Караваевой («Машенька»)… Тем более что некоторые важные исполнители не перетекли из «Утомлённых» в «Предстояние», «замены в ходе встречи» были вполне возможны. Но таков, видимо, был родово-общинный замысел, и я не исключаю, что воплощение его именно дочкой режиссёра после премьеры «Цитадели» отбросит и эти «непонятки».

Финала у «Предстояния» нет, есть промежуточный финиш, который именно так непривередливо бы и воспринимался, если бы была готова «Цитадель»…

Бородинская битва была поражением или победой? Москву сдали, значит – поражение, но в итоге войну выиграли, значит – победа? Жду победы «Утомлённых-3» – после премьеры хотелось бы с бóльшим, чем сейчас, основанием говорить, что эта грандиозная по труду и таланту кинокартина «великий фильм о великой войне».

Говорят, Никита Сергеевич отложил премьеру «Цитадели» на 2011 год – взял дополнительный тайм-аут для монтажа. От которого очень много зависит – и так можно повернуть фильм, и эдак. В заключение приведу характерный (практически ленинский про «Мать») отклик на «Предстояние» известного телепропагандиста Николая Сванидзе: «Михалков снял фильм художественно слабый, но идейно-политически правильный: антисталинистский, антитоталитарный…» Так какой же будет «Цитадель» – «идейно-политически слабой» или «художественно правильной»?