Ва-банк! - Джеймс Суэйн

– Я имею в виду: вы его любили?

Нола усмехнулась, и в этом ее горьком смехе слышался отзвук давней истории любви и предательства. Потом вытащила из кармана грязный носовой платок и решительно высморкалась.

– Были ли у нас «отношения»? – спросила она, передразнивая адвоката. – Черт побери, мистер Андерман, я была замужем за этим сукиным сыном.

14

В то дождливое субботнее утро, когда в католической церкви в южной части Бронкса состоялось ее венчание, Ноле Бриггс едва исполнилось семнадцать. Поначалу отец Мерфи отказывался выполнить обряд – он говорил, что они еще дети, а детей не венчают, – однако, когда Сонни сунул ему стодолларовую бумажку, переменил свое мнение и скрепил их священными узами брака. Вечными узами.

– Жаль, что мне надо уехать, – говорил Сонни, когда они вышли из церкви. – Ты ведь это понимаешь, да?

– Да, – отвечала Нола. – Понимаю.

– Ужасно, что так все получилось, – сказал он.

– Мне тоже обидно.

– Но я вернусь к тебе. Обещаю. Обязательно вернусь.

– Перестань твердить это снова и снова.

Нола безостановочно крутила золотое колечко на левой руке.

Дождь поливал вовсю. Она мечтала, что будет выходить замуж под мелодию песни из «Звуков музыки», а вместо этого дождь выстукивал основную тему из фильма «В порту».[24] Сонни набросил ей на плечи свою кожаную куртку. Она закрыла глаза, и Сонни поцеловал ее в губы: если бы только этот миг длился вечно!

Но поцелуй был грубо прерван автомобильным гудком. На другой стороне улицы стоял ржавый «Линкольн», за рулем которого сидел отец Сонни – Элвис Фонтана, владелец «Бильярдного зала Элвиса». Он строил грозные рожи и показывал на часы: пора!

– Я буду звонить тебе каждый день, и письма писать тоже буду, – обещал Сонни, отчаянно обнимая Нолу. – Клянусь. Каждый день.

– Ну как же, будешь…

– Не говори так… Разве я бы женился на тебе, если б думал иначе?

– Почему твой отец не уладит эту историю? – допытывалась она со слезами на глазах. – Почему он просто не извинится и не вернет деньги?

– Ты не понимаешь, – сказал Сонни. – Он не просто взял деньги – он жульничал, чтобы их выиграть.

– Ну и что? – не понимала Нола. – Разве это повод, чтобы убивать человека?

– Для этих людей – повод, – сказал Сонни.

Элвис Фонтана развернулся, подогнал «Линкольн» к тротуару и снова нажал на гудок. Нола поняла, что если станет еще удерживать Сонни, его отца прямо здесь хватит удар.

– До свиданья, – сказал Сонни. – Я скоро тебе позвоню.

Они поцеловались в последний раз. Его губы, такие нежные и мягкие… Сонни сбежал по церковным ступенькам и прыгнул в машину. Папаша нажал на газ.

– Я тебя люблю! – прокричал Сонни в последний раз, и машина скрылась за поворотом.

Ноле стало ужасно холодно, и она обхватила себя за плечи, чтобы согреться. Отец Мерфи говорил о любви и дружбе, о терпении и обо всем том, что составляет суть настоящего брака. И Нола расплакалась, зная, что все эти слова – ложь.

– А на следующей неделе у меня случился выкидыш, – сказала Нола, смяв в пепельнице сигарету: вот так окончилась ее история.

– И вы с тех пор ничего о Сонни не слышали?

– Нет.

В душной комнате для допросов, расположенной в подвале управления полиции Лас-Вегаса, повисла тишина. Нола неловко повернулась на своем жестком стуле. Андерман закурил новую сигарету и вставил ее в дрожащие губы своей клиентки. Лонго, который вел допрос, взглянул на стоявших здесь же Валентайна, свежевыбритого Билла Хиггинса и Сэмми Манна. Из-за двухстороннего зеркала за допросом наблюдали Уайли и Ник Никокрополис.

– Нет, не так! – встрепенулась Нола Бриггс. – Я получила несколько открыток – из самых разных мест: Майами, Атланта, Миртл-Бич… А потом и открытки перестали приходить. Ни словечка за двадцать лет.

Она затянулась, а потом яростно смяла и эту сигарету и продолжала мять, мять ее в пепельнице, хотя она давно погасла. Это был жест человека, вымотанного до безумия, и Валентайн тревожно взглянул на нее, потом перевел взгляд на адвоката. Андерман хранил невозмутимое выражение опытного игрока в покер – за все время допроса он не произнес ни слова.

– А как Сонни вас отыскал? – спросил Лонго.

– Это не он, – ответила Нола, – я сама его нашла.

– Объяснитесь.

Вдруг в допрос вмешался Сэмми Манн:

– Вот, значит, как! Ты затаила злобу на Ника и потому решила отыскать Сонни Фонтану.

– А тебя кто сюда позвал, безмозглый кретин! – взорвалась Нола и швырнула в Сэмми окурком. Тот угодил ему прямо в грудь.

– Я позвал, – рявкнул Лонго и убрал пепельницу со стола. – Еще раз сотворите такое, и я надену на вас наручники! Отвечайте на вопрос.

– Да я никогда ничего против Ника не имела, – сказала Нола. – Я проработала на него десять лет. Я была верным и надежным работником. Разве это ничего не значит?

– Известно, что он бросил тебя, – заявил Сэмми. – Он попросил, чтобы ты поддула себе сиськи, а ты отказалась. Он тебя оскорбил.

Нола в немом удивлении взирала на Сэмми, потом перевела взгляд на Лонго:

– Кто сказал вам эту чушь?

– Твоя старая подружка Шерри Соломон, – ответил Сэмми.

– Шерри врет, – решительно заявила Нола. – Ник никогда мне такого не говорил. У нас вообще речь о моей груди не заходила, ты, старый стручок!

– Но это правда! – настаивал Сэмми.

– Да это бред собачий! Спроси у самого Ника.

– Ник не помнит…

Лонго был готов взорваться:

– Сэмми, заткнись!

Если б дело вел Валентайн, он бы выволок Сэмми в коридор и попросту придушил его. Отставной шулер только что разрушил все тщательно выстроенное дело: поскольку Ник ничего не помнил об их взаимоотношениях, значение для следствия имели только слова самой Нолы.

– Мы здесь не затем, чтобы обсуждать, что сказала тебе Шерри Соломон, – сказал Лонго, и на щеках его заиграл грозный румянец. – И не смей снова о ней упоминать, понятно?

– Шерри Соломон – лесбиянка, – заявила собравшимся Нола. – Мы с ней однажды переспали, и с тех пор она постоянно пыталась меня уговорить на это снова.

– Вы переспали с Шерри Соломон? – с недоверием переспросил Лонго.

– Вот именно. Это случилось через несколько недель после разрыва с Ником.

– Боже правый, – прошептал Билл Хиггинс.

Валентайн глянул на зеркало: интересно, понимают ли Уайли и Ник, что сейчас произошло? Шерри Соломон отныне не является надежным свидетелем, так как вступала в интимные отношения со слишком многими из участников процесса. Дело, которое завел на Нолу штат Невада, в эту минуту рассыпалось в прах. Только Нола и ее адвокат, казалось, этого не знают. Лонго покрылся потом. И спросил у Нолы:

– Вы сказали, что разыскали Сонни. Как?

Нола уныло смотрела в пол.

– В прошлом феврале Уайли раздал дилерам «Книгу Гриффина»[25] и приказал запомнить лица шулеров, которые специализировались на блэкджеке, чтобы не поддаваться на их уловки. Там-то я и увидела фотографию Сонни. Ну и воспоминания замучили. У меня до сих пор сохранилось свидетельство о браке и все прочие бумаги, там был номер его социальной карты. Я наняла людей из одного сыскного агентства, чтобы они его отследили. Его нашли в Мехико, он жил на закрытой территории загородного клуба.

– Вы вступили с ним в контакт? – спросил Лонго.

– Я послала ему открытку с моим электронным адресом, – пояснила она. – Он прислал мне e-mail. Я ответила. Переписка продолжалась некоторое время – думаю, он хотел удостовериться, что это именно я с ним связалась, а не кто-то другой.

– Он от кого-то прятался?

Нола устало улыбнулась:

– Сонни всегда кто-то преследовал. В конце концов он позвонил мне, и мы проговорили несколько часов. Это было потрясающе. Сонни всегда был такой… Ну, не знаю… С ним было легко. Он не красавец, но умел очаровывать. После того разговора я почувствовала себя словно Золушка на балу.

– На следующий день, – продолжала Нола, – мне по «Федерал Экспресс» пришел пакет: билет первым классом до Мехико и дюжина красных роз. Я взяла отпуск по болезни. Я подумала: ну что мне терять? – Нола глубоко вздохнула и посмотрела на них как глубоко разочарованная и измученная женщина. – Сейчас, оглядываясь назад, я начинаю понимать, что Сонни меня вызвал с определенной целью. Он жил в роскошном поместье, и охраны у него было побольше, чем в Пентагоне. Мы ели, пили, занимались любовью, загорали у бассейна и играли в карты дни напролет.

– Почему вы считаете, что у него были какие-то замыслы на ваш счет? – уточнил Лонго.

– Мы с ним всегда на деньги играли, даже детьми – это было своего рода соревнование. И теперь словно вернулись в детство. Мы играли в карты по пять-шесть часов в день, и так всю неделю.