Шоколадная война - Роберт Кормье

Глава тридцать вторая

Как хорошо, спокойно и безопасно в темноте. Тихо, безопасно, уютно. Он не осмеливался пошевелиться. Он боялся, что его тело развалится, как ветхое здание, все кости рассыплются с треском, как старый дощатый забор. В его уши проник какой-то слабый звук, и он сообразил, что это его собственное мурлыканье — он словно напевал самому себе колыбельную. Вдруг ему страшно захотелось, чтобы рядом была мать. У него даже потекли по щекам слезы.

У школы, когда его избили, он вообще не плакал: полежал немного на земле после короткой отключки, а потом кое-как встал и дотащился до раздевалки с таким чувством, будто идет по канату и один неверный шаг может отправить его вверх тормашками в бездну, в забвение. Придя в раздевалку, он умылся — холодная вода обдирала ему лицо словно жидкими ногтями. Пусть бьют сколько угодно, я все равно не буду продавать их конфеты. И я не гомосек, не голубой. Он выбрался из школы украдкой: ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как мучительно он ползет к остановке. Он даже поднял воротник, как преступник, как те люди в новостях, когда их ведут в суд. Чудно́: ты становишься жертвой насилия и сам же потом прячешься, точно преступник — это ты и есть. В салоне он прошаркал в самый конец, довольный, что ему попался не один из битком набитых школьных автобусов, а случайный, пришедший не по расписанию. Правда, в этом тоже было полно народу — пожилых людей, старух с синими волосами и большими сумками, и, когда он брел по проходу, они делали вид, что не замечают его, косились в сторону, хотя при этом морщили нос, словно чуяли запах рвоты. Каким-то образом ему удалось добраться в этом тряском автобусе домой, в тишину своей комнаты, и теперь он сидел здесь, глядя в окно, облитое брызгами из вен кровоточащего закатного солнца. Мало-помалу сгущались сумерки. Спустя некоторое время он налил в ванну теплой воды и лег отмокать. Потом снова уселся в темноте, не шевелясь, чтобы не мешать организму восстанавливаться, чувствуя, как на смену первым мучениям приходит тупая ноющая боль в костях. Часы пробили шесть. Хорошо, что отца сегодня можно было не ждать раньше одиннадцати. Он не хотел, чтобы отец застал его таким — в синяках, со свежими ссадинами. Иди в спальню, приказал он себе, разденься, свернись калачиком в прохладной постели, скажи ему, что заболел — наверно, подцепил вирус, бывает, — и следи за тем, чтобы не показать лица.

Звонок телефона.

Только не это, мысленно простонал он. Оставьте меня в покое.

Но телефон звонил, издеваясь над ним, как Янза.

Ну и пусть. Лет ит би, лет ит би, как поют «Битлз». Звонит.

Внезапно он понял, что на этот звонок ему надо ответить. В этот раз они не хотят, чтобы он отвечал. Им хочется думать, что он парализован, недееспособен, что он не в силах доползти до телефона.

Удивляясь собственной подвижности, Джерри слез с кровати и пересек гостиную. Звони, звони, думал он, только не прекращай. Я вам покажу.

— Алло, — по возможности твердым голосом.

Молчание.

— Я слушаю! — крикнул он.

Опять молчание. Потом — похабный смех. И гудки.

— Джерри! Эй, Джерри!..

— Ау, Джерри!..

Квартира, в которой жили Джерри с отцом, была на третьем этаже, и голоса, окликающие его по имени, едва доносились сюда сквозь закрытые окна. Далекие, приглушенные — казалось, будто кто-то зовет из могилы. Сначала он вообще не был уверен, что произносят его имя. Сгорбившись над кухонным столом, через силу прихлебывая куриный бульон из концентрата, он слушал голоса и думал, что это дети играют на улице. Но потом он разобрал отчетливо:

— Эй, Джерри!

— Что делаешь, Джерри?

— Выходи, Джерри, давай поиграем!

Призрачные голоса из прошлого, напоминающие о том, как он был маленьким мальчиком и соседние ребята приходили после обеда к задней двери, чтобы позвать его поиграть. Это было в ту счастливую пору, когда они все втроем жили в доме с большим задним двором и лужайкой, которую отец без устали подстригал и поливал…

— Эй, Джерри!

Но те голоса, что звали его сейчас, были не дружескими, послеобеденными, а ночными — они дразнили, насмехались и угрожали.

— Ау, Джерри!

Джерри вышел в гостиную и осторожно выглянул в окно, стараясь остаться незамеченным. Если не считать пары стоящих у тротуара автомобилей, улица была пуста.

Но голоса выпевали свое:

— Джерри-и!..

— Выходи, поиграем!..

Пародия на те давние детские оклики.

Снова выглянув наружу, Джерри увидел падающую звезду наоборот. Она прорезала тьму, и он услышал глухой стук, когда камень, а вовсе не звезда, ударился о стену рядом с окном.

— У-тю-тю, Джерри!..

Он покосился на улицу внизу, но кричавшие хорошо спрятались. Потом он увидел, как по деревьям и кустарнику на той стороне скользнул луч света. Он выхватил из темноты чье-то бледное лицо и остановился на нем. Через несколько мгновений оно исчезло во мраке. Джерри узнал косолапую походку сторожа — очевидно, крики заставили его выйти из своей каморки в полуподвальном этаже. Он водил по обочинам фонарем.

— Кто здесь? — крикнул он. — Я сейчас полицию вызову!

— Пока, Джерри, — послышался голос.

— Увидимся, Джерри! — затихая в ночи.

Телефон вновь разорвал ночь. Ориентируясь на его звон, Джерри вынырнул из глубин сна. Сразу придя в себя, он глянул на светящийся циферблат будильника. Половина третьего.

С усилием, несмотря на протесты костей и мышц, он оторвался от матраса и замер, опершись на локоть, перед тем как сдернуть себя с кровати.

Звонок настойчиво продолжал трещать, до нелепости громкий в ночной тишине. Ноги Джерри опустились на пол, и он босиком двинулся на звук.

Но отец успел подойти к телефону первым. Он взглянул на сына, и Джерри отступил в тень, пряча лицо.

— Психи, — проворчал отец, положив руку на аппарат. — Делают что хотят. Если не брать трубку, они ловят кайф. Если ответишь, они ее вешают и все равно ловят кайф. А потом начинают заново.

Нервотрепка уже оставила на его лице свои следы. Волосы у него были всклокочены, под глазами багровели круги.

— Сними трубку с рычага, пап.

Отец вздохнул, кивнул, соглашаясь.

— Так получится, что мы им сдаемся, Джерри. Ну и черт с ними. Да кто они такие, вообще? — Отец поднял трубку и подержал ее около уха, затем повернулся к сыну. — Все то же самое: этот идиотский смех, а потом гудки. — Он положил трубку на столик. — Завтра утром пожалуюсь в телефонную компанию. — Внимательно поглядев на Джерри, он спросил: — Как ты, Джерри?

— Нормально. Со мной все нормально, пап.

Отец устало потер глаза.

— Ну, тогда иди спать. Футболисту без сна никак. — Нарочито беззаботным тоном.

— Ага, пап.

В Джерри всколыхнулась жалость к отцу. Может, рассказать ему обо всем? Но он не хотел втягивать его в эти дела. Отец и так уже спасовал, снял с рычага трубку, — хватит с него поражений. Он не хотел подвергать его риску получить еще и другую травму.

Вернувшись обратно в постель, съежившись в темноте, Джерри приказал своему телу сбросить напряжение, расслабиться. Через какое-то время сон стал прихватывать его мягкими лапами, смягчая боль. Но телефон звонил в его снах всю ночь напролет.

Глава тридцать третья

— Слушай, Янза. Ты что, ничего не можешь сделать правильно?

— Да о чем ты? Я что-то не пойму. Когда мы с ним закончим, он готов будет торговать конфетами хоть всю жизнь.

— Я об этой твоей своре. Я не велел устраивать мордобитие.

— Это была моя гениальная находка, Арчи. По крайней мере, я так подумал. Отделать его хорошенько всем скопом. Разве это не та самая психология, о которой ты всегда толкуешь?

— Откуда ты их взял? Я не собирался подключать к нашим делам посторонних.

— Есть у нас в квартале такие кадры. За четвертак бабку родную отметелят.

— А голубым ты его называл?

— Ты был прав, Арчи. Это ты здорово придумал. Он прямо язык проглотил. Слушай, Арчи, он же не голубой, а?

— Нет, конечно. Потому он и растерялся. Если хочешь кого-то достать, обвини его в том, чего нет. Иначе ты просто скажешь ему то, что он и так знает.

Молчание в трубке свидетельствовало, что Эмиль оценил гениальность Арчи.

— И что дальше, Арчи?

— Пока отдохни, Эмиль. Ты у меня будешь в резерве. Сейчас у нас другие планы.

— А я только начал по-настоящему развлекаться.

— Не волнуйся, у тебя еще будут шансы.

— Алло, Арчи.

— Да, Эмиль?

— Так как насчет той фотки?

— А если я скажу тебе, что никакой фотки нет, Эмиль? Что в тот день у меня в аппарате не было пленки…

Ну и ну! От этого Арчи только и жди сюрпризов. А может, он врет? Или все-таки говорит правду?

— Не знаю, Арчи.

— Главное, Эмиль, — держись меня. Всегда. И ты не пожалеешь. Нам нужны такие люди, как ты.