Рекрут - Владимир Васильев

– Как твое имя? – спросил зервар, наконец-то сподобившись посмотреть на Костю.

– Костя, – представился Костя.

Полное имя «Константин» в джавальскую фонетическую манеру не очень вписывалось, поэтому разумнее было сократить. Кроме того, джавальский не всегда располагал к мягким окончаниям, и в устах зервара Костино имя в дальнейшем звучало скорее как «Коста», на итальянский манер.

– Значит, Коста, ты решил тоже стать честным торговцем, раз во второй раз объявился в Центруме?

– Вроде того, – не стал отпираться Костя.

– Тогда тебя нужно легализовать, – сообщил зервар и зычно крикнул: – Йо-он!

За дверью забухали сапоги, и в кабинет ввалился один из едоков из смежной комнаты. С ним Костя тоже сталкивался в прошлый свой визит на заставу.

– Да, господин зервар?

– Оформи по легалке. Данные, пальчики, фото, татуировка – по полной программе.

– Есть, господин зервар!

«Что-то у них тут сплошная уставщина царит, – подумал Костя напряженно. – Не могут попроще, что ли? Оба же земляне. Зервар, хрен норвежский, конечно, постарше. Но все равно как-то дико: ‟Да, господин зервар!”, ‟Есть, господин зервар!”, ‟Будет исполнено, господин зервар!”».

– Пойдем, – пригласил Йон, пропуская Костю вперед.

Следующий час они провели в смежной комнате, где все Костины данные, включая имя, фамилию, возраст, рост, вес, словесный портрет, отпечатки пальцев, были тщательнейшим образом занесены в средней толщины журнал (впрочем, он был крайним в достаточно длинном ряду точно таких же – Костя подметил это, когда Йон снимал журнал с полки), а также сдублированы на специальные карточки аж в трех экземплярах. Потом Костю сфотографировал другой пограничник, ненадолго заглянувший из большой комнаты. Допотопной камерой на треноге, с магниевой вспышкой. Все как положено: фас, профиль, мерная линейка. Костя ехидно заметил: мол, трудно живется без цифровой техники. Пограничник равнодушно отшутился: зато, говорят, помидоры без нитратов.

В завершение процедуры третий погранец из смежной комнаты, как оказалось – фельдшер по совместительству, наколол Косте на правом запястье аккуратную окружность. Под покрасневшей и воспалившейся кожей рисунок пока не был виден, да к тому же на запястье налепили древний тканевый пластырь, пропитанный каким-то пахучим травяным отваром.

Когда фельдшер ушел, Йон рассовал карточки по разным ящичкам, журнал вернул на полку, встал и объявил:

– Все! Теперь ты легальный торговец. До тех пор, пока не попадешься на чем-нибудь запретном, естественно.

Костя, баюкая свеженаколотую руку, встал тоже.

Перед дверью в зерварский кабинет пришлось подождать, пока Йон туда сунется и получит разрешение войти.

– Давай заходи, – велел он Косте через пару секунд и шагнул в сторону.

Костя вновь предстал перед начальником заставы. Йон входить не стал.

– Надеюсь, – сухо произнес зервар, – перекалывать тебе ничего не придется, Коста! В том смысле, что ты останешься законопослушным… и понятливым торговцем. Так ведь?

– Конечно, господин зервар! – поспешил заверить Костя. – Пока я работаю на Виорела, никакой отсебятины! Привыкну, осмотрюсь, оботрусь. В любом краю свои нравы, их лучше бы изучить, чтобы никого не задевать необдуманными поступками.

– Разумно, – кивнул зервар с явным одобрением. – Что ты собираешься делать дальше?

– Поеду в Харитму, встречусь с Хетауцэ, потом вернусь и расплачусь за прошлую ходку, как и написано в письме!

Зервар некоторое время задумчиво глядел на стену поверх Костиной головы.

– Что ж… езжай, – сказал он наконец и полез в ящик стола.

Минуты две он выписывал Косте подорожную (или как там эта бумазея именовалась?), потом проштамповал и бросил на край стола.

– Если власти заинтересуются татуировкой – покажешь, – сказал он. – Поезд часа через два, как раз успеешь на станцию. Все, свободен. Йо-он!

Последнее слово зервар, ясное дело, выкрикнул.

Костю провели до ворот.

Того факта, что четвертый пограничник в большой комнате был радистом и что, пока Костю оформляли, он включал и настраивал радиопередатчик в кабинете зервара, Костя, конечно же, не знал. Передатчик зервару понадобился вовсе не для развлечения: начальник заставы им воспользовался по прямому назначению, поскольку телефона на заставе не имелось, да и вообще в Центруме телефонная связь за пределами больших городов была плохо распространена.

Дима терпеливо дожидался за воротами в компании одного лишь Олега – Петро с ершистым напарником то ли ушли дальше нести дозор, то ли кантовались где-то на заставе. Не было их, в общем.

– На поезд? – поинтересовался Олег, мимоходом скользнув взглядом по пластырю на запястье Кости.

– Угу, – подтвердил тот.

– Удачи, земляки, – вздохнул пограничник.

Костя отметил, что удачи он желал не очень уверенно, но в тот момент не придал этому значения.

Дима молча протянул сумку.

На станцию они пришли через час с небольшим. Поезд почему-то слегка задержался, и ждать в итоге пришлось больше полутора часов, почти два. Процедура посадки в точности повторила уже знакомую: Костя предъявил бумагу от зервара, уплатил за проезд, Дима с видимой неохотой сдал оружие, и они заняли свободную нишу в середине вагона. Народу на этот раз ехало больше, публика выглядела поразношерстнее. Хватало и явно небогатого люда в довольно-таки затрапезной одежде, и крепких парней в форме, похожей на военную, и студенческого вида молодежи с гитарой и выпивкой, и каких-то чисто тебе крестьян с детьми и клунками (визжащих под лавками поросят только не хватало). В вагоне было бы шумно, но поезд так гремел колесами, а паровоз так пыхтел и шипел, что производимые людьми звуки попросту тонули и растворялись в общем гуле. Поспать не вышло, да и не особенно хотелось, поскольку на этот раз Костя прямо из квартиры Виорела вышел к заставе, а следовательно, был лишен прелестей долгого перехода по жаркой степи и ночевки в спальнике под открытым небом. Все-таки горожанин двадцать первого века плохо приспособлен к спальникам и, если доводится ночевать в поле, обыкновенно спит плохо. Не высыпается.

Поразмыслив, Костя решил, что последняя мысль нуждается в уточнении: не всякий горожанин, а горожанин-современник с Земли. Жители иных миров, по словам Виорела, часто готовы счесть обыкновенный спальник немыслимой роскошью, таких ночевкой в степи удивишь едва ли, да и отоспятся они при этом великолепно.

А еще Костя отметил, что факт существования чужих миров перестал казаться ему чудом. Описанный Виорелом «принцип ромашки» с Центрумом посередке просто и в общем-то безболезненно вписался в мировосприятие обычного земного технаря-рационала. По большому счету, поездка в какую-нибудь вологодскую глушь технически требовала бо́льших усилий, чем вылазка в Джаваль. Ну и первый поход по степи немало поспособствовал – когда чудо долго меряешь шагами, да в пыли и по жаре, оно быстро перестает быть чудом и становится обыденностью.