Порубежная война - Роберт Святополк-Мирский

Этот поход оказался славным и блистательным: Казань была на удивление быстро захвачена, а дабы показать свою строгость повелел Иван Васильевич воеводам своим (сам он, разумеется, в поход не ходил — в Москве оставался) жестоко расправиться с побежденными: всех князей и уланов, поддерживающих Алегама беспощадно, передушить, а самого Алегама заточил с женой в Вологде, а мать и сестер его сослал на Белоозеро.

Правда одна ложка дегтя упала в эту огромную бочку меда — очень обиделся за своего друга и родственника Алегама хан тюменский Ибак, тот самый, который собственноручно отрезал голову хану Ахмату — злейшему врагу Москвы и до этой поры находился с Иваном Васильевичем в самых дружеских отношениях. Он стал напоминать о дружбе и просил освободить Алегама с родней и отправить к нему, но Иван Васильевич хладнокровно рассудив, что Ибак свое дело сделал и, стало быть, больше не нужен, преспокойно отказал ему во всех просьбах. Угрозы Ибак особой не представляет, потому что находится далеко, а вот Менгли-Гирей — гораздо больший друг!

И вот теперь ликующие москвичи видели в солнечном затмении не знак беды, несчастий и войн, а знак падения давнего врага — вот, оно дескать, как: видали — сила нашего князя затмила навсегда казанское солнце.

Одним словом, все заинтересованные лица были довольны: Менгли-Гирей, Нурсултан, Мохаммед-Амин и особенно Великая княгиня Софья Фоминична.

В миг солнечного затмения она находилась в тихом, темном подземном переходе, и в то время как снаружи угасали солнечные лучи, она ощущала здесь невидимый, но волшебный свет лучей, исходящих от святыни, о которой никто кроме нее не знал.

Она вспоминала дядю, отца и его слова о Великом третьем Риме.

Она молилась и благодарила Богородицу за то, что еще один шаг в этом направлении сегодня совершен…

… В то время как на улицах Москвы плясали и веселились, в Волоколамском монастыре шла заутреня. Однако самое главное лицо — основатель и настоятель Волоколамского монастыря игумен Иосиф на этот раз не участвовал в службе.

Он принимал гостя и немаловажного.

Архиепископ новгородский Геннадий прибыл еще с утра и сперва они беседовали в трапезной, а после затмения, когда солнце вновь позолотило маковки монастырской церкви, оба священнослужителя решили прогуляться и углубились внутрь монастырского сада, разговаривая о чем-то оживленно, но негромко, хотя эта мера предосторожности была излишней — в саду кроме них никого не было.

— То, что ты рассказал мне — очень важно: впервые за много лет нам, наконец, удалось увидеть их в лицо — сказал Иосиф.

— Это еще не они, это самый низкий слой и, как оказалось, они знают очень мало.

— Наум покаялся?

— Покаяться-то покаялся, да толку с того нету. Книжки, которые он назвал, нам с тобой давно известны — астрология там, кабалистика… А про остальных еретиков он ничего не знает — это мы точно установили.

— Ну, хорошо, а сообщники?

— Он назвал только четверых и получается так, будто были они сами по себе: их всего тут в Новгороде пятеро и никого больше знать не знают. А что, мол, книжки еретические читали, да разговоры вели так это, мол, по глупости бес попутал. А что грамоте иудейской учились, так это, мол, для того, чтоб книжки читать, что на том языке написаны.

— Но ты же сам понимаешь — так быть не может. Наверно, кто-то из пяти — хотя бы один кто-то! — должен был знать того, кто давал им эти книжки, кто соблазнял их в тайную веру, — Иосиф глубоко вздохнул и сказал: — Очень плохо ты сделал, что не посадил всех под замок.

— И этого Наума и тех четверых я пытал по всей строгости — они во всем покаялись. Мало того, они были арестованы…

— …Но тут же отданы на поруки!

— Поручители — люди надежные, как я мог думать, что этот Наум со своей компанией так их подведет и утечет… Я боялся, что вообще в Литву побежали, но по верным донесениям — в Москве укрылись где-то…

Иосиф вздохнул.

— Ну что ж, все в руках Господа. Это уже кое-что. Мы знаем, какие книги они читают — это раз; мы знаем, что вся эта их компания разбита на группки по пять человек и только один из пяти знает того, кто управляет ими сверху — это два; и, наконец, по книгам, которые они читают, и по признаниям можно судить хотя бы относительно об их стремлениях — это три. Скажу тебе прямо, Геннадий, если мы не выжжем их как заразу каленым железом…

— Вот-вот, каленым железом, а еще лучше огнем выжечь. Тут как-то заехал к нам в Новгород по дороге в Москву один рыцарь фряжский — Николаем Поппелем зовут, он был в Испании и рассказал мне подробно, как испанский король защищает латинскую веру от таких, как у нас, еретиков. Я с его слов подробную запись сделал — она там, в бумагах, что я тебе оставил вместе со списками допросов сбежавших еретиков.

Иосиф снова вздохнул:

— Спасибо, непременно внимательно прочту. Мне давно нравится испанский подход к делу… Ну что ж, будем надеяться, что это начало их конца. Тебе в Москву к митрополиту Геронтию не с руки ехать, а вот я, давно там и не был, и поеду. Правда, не к Геронтию. Надеюсь, скоро у нас появится очень могущественный союзник. Я все обдумаю. Благодарю тебя за ценные документы, а главное за твой личный визит… Это большая дружеская услуга, и я ценю ее! Я думаю, мы ухватили змею за хвост!

Тайнопись Z

Елизару Быку в Рославле от Симона Черного

Казань, 18 июля 1487 года

Во имя Господа Единого и Вездесущего

Дорогой друг!

Я с тревогой узнал от тебя, что впервые за двадцать лет существования нашего братства над нами нависла серьезная угроза. Уверен, что ты уже принял все необходимые меры от имени Преемника, однако окажи еще одну дружескую услугу — проведи все через нашу Раду, потому что неизвестно, как и когда я выберусь отсюда и как скоро смогу найти столь доверенного гонца, как сейчас. Как ты помнишь, я всегда был противником принятия в наши ряды людей подверженных каким-либо опасным страстям или порокам. Но меня не послушались и вот ты сам видишь результат: какой-то жалкий новгородский пьяница, поп Наум совсем недавно получивший звание брата первой заповеди, напившись до смерти, разболтал о своей принадлежности к некой новой тайной вере, мерзавец! Мало того, что один из наших ценнейших и недостижимых в своем мастерстве людей высшего ранга — брат Савва опасается, что, возможно, находится под подозрением у Софьи, так еще и эти жалкие ничтожества едва не подставили нас под удар. Хорошо, что тебе удалось вовремя организовать их побег в Москву и от всей души надеюсь, что они там растворяться и исчезнут навсегда, чтобы никто от них даже никаких следов не нашел, как не нашел Савва никаких следов исчезнувшего, будто растворившегося в воздухе, мастера Фиорованти. Если бы до сих тор над нашими братьями в Новгороде надзирал бы брат Аркадий, я уверен — ничего подобного не случилось, но из-за этой дурацкой истории с перстнями и Медведевым, который пошел по его следу, нам пришлось срочно убрать его и вот что из этого вышло! Необходимо принять самые строгие меры для того, чтобы не допустить в дальнейшем ни одного подобного случая. Геннадий, а через него Иосиф получили ниточку, а Иосиф начнет идти по ней пока не доберется до клубка, а клубок этот — мы с тобой, мой друг. Надо сделать так, чтобы Иосиф думал, что он ухватил за хвост змею, а оказалось бы, что это ящерица! Пусть ничего, кроме этого оторванного хвоста не останется в его руках!