Безмолвные клятвы - Конни Райнхолд

Это не походило на гостиничный номер: ни пуховых перин, ни подушек, только твердый грунт и жесткая трава. А сейчас Речел осматривала ружье, словно собиралась воспользоваться им. Генри не стал спрашивать, зачем.

Она проверила также и пистолеты и протянула один Генри. Без слов, как будто он заранее знает, для чего понадобится оружие. За время путешествия им не встретились ни дикие звери, ни мужчины.

– Я буду стрелять в ветер? – спросил Генри, подержав пистолет на ладони, чтобы оценить его вес.

– В любое существо больше белки. И во все, что ползает, но длиннее червяка.

«Пропади ты пропадом…». Генри вздохнул, достал собственное ружье, проверил заряд и приставил оружие к одному из валунов. Его лошадь заржала, ей надоело быть привязанной к задней стенке фургона. Генри придумал, чем ему заняться: распряг лошадей Речел, отвязал свою лошадь и повел их к ручью, а когда они напились, привязал к дереву.

Вернувшись к жене, Генри спросил:

– У нас нет палатки, чтобы укрыться на случай бури?

Речел покачала головой и указала на каменный навес перед отверстием внутри глыбы. Великолепно. Их фургон доверху набит провизией, специями, рулонами тканей, разными сладостями и в довершении ко всему – коробкой со шляпкой, но нет таких важных вещей, как палатка!

Муж и жена некоторое время вопросительно глядели друг на друга. Наконец Речел утвердительно произнесла:

– Вы еще не знаете, что такое «разбить лагерь».

– У нас в Англии достаточно гостиниц и постоялых дворов.

– Граф говорил, вы служили в армии и участвовали в маневрах?

– Я служил офицером, – сказал Генри, раздраженный тем, что все приходится объяснять. – У меня был денщик, который мне прислуживал.

Речел осмотрела вещи, разложенные на земле, затем бросила презрительный взгляд на Генри и сухим тоном произнесла:

– Вот топор, чтобы нарубить сучьев для костра. Вот лучина, чтобы разжечь огонь. – Она быстро нагнулась и подбросила круглый булыжник. – А это положите под голову вместо подушки. В фургоне есть запасные одеяла. – Речел бросила камень себе под ноги и указала рукой в сторону журчащего ручья: – Там ваша ванна.

Генри, глядя на жену, прищурился и сжал кулаки. Он глубоко дышал, пытаясь справиться со вспышкой ярости. Лунный свет пробивался сквозь деревья, коснулся лица Речел, и Генри заметил, что ее глаза горят не меньшей яростью.

Он тотчас вспомнил их первую ночь, когда он не сдержался и начал унижать ее. Генри остыл и опустил голову. Речел внимательно смотрела на мужа. Ей хотелось показать, что она тоже может быть грубой и злой. Речел не сомневалась, что очередной ссоры не избежать, но Генри только насмешливо кивнул:

– Я полагаю, мы квиты, миссис Эшфорд! Не будем воскрешать давно забытые эпизоды…

Ее глаза удивленно расширились, она глубоко вздохнула:

– Так вы помните?..

Генри пожал плечами. Сейчас, в лунном сиянии, тонкая хрупкая фигура жены очень напоминала Генри о той Речел, что стояла перед ним, освещенная пламенем камина, и снимала одежду, а он развлекался при виде ее смущения и робости…

Он подобрал топор и небрежно положил его на плечо.

– О, да, я помню… все.

Генри холодно посмотрел на ее лицо, затем на грудь, талию, бедра. Речел опустила глаза и пробормотала:

– Вам нужно успеть умыться, пока еда согреется.

Согреется? Генри достаточно долго прожил в штате, чтобы понимать, что это означает: теплые снаружи и холодные внутри мясо и бобы, холодный хлеб, в большинстве случаев черствый. Ему показалось, что желудок в знак протеста сжался, заранее отказываясь переваривать несвежую пищу. Речел вздохнула:

– Свежее мясо уже поздно готовить. Кивнув, Генри отправился искать подходящее дерево.

– Сзади вас есть одно сухое, – подсказала Речел.

Она достала нож и начала открывать банки с бобами. Генри с усмешкой помахал Речел рукой и отправился рубить сучья, которые ему казались достаточно сухими. По крайней мере, с разведением костра он бы справился. Раза два Генри видел, как это делал его денщик.

Краем глаза он следил за Речел, мысленно запоминая ее действия. Одно дело – позволять ухаживать за собой слуге, но совсем другое – попасть в зависимость от женщины. Тем более, от собственной жены, которая и без того уже почти держала его судьбу в своих руках.

Речел услышала, как неподалеку раздались громкие проклятия – Генри начал «принимать ванну». Она разглядела за деревьями высокую фигуру, освещенную лунным светом. Генри окунулся в глубокий ручей, даже не попробовав воду, которая оказалась холоднее, чем он предполагал. Вскоре до Речел донеслись звуки, напоминавшие животный рев, что свидетельствовало о борьбе с ледяной водой и получаемом удовольствии одновременно.

В чем-то Генри походил на всех мужчин, которых она встречала – полных самонадеянности и упрямства. Он бравировал, уверяя, что долгая дорога ему нипочем, что может долго голодать, что его одежда вполне подходит для путешествия. Но на самом деле Генри очень быстро уставал и терял терпение.

Раздался всплеск, и Речел поняла, что Генри вылез из воды. Она прищурилась, с трудом различая, чем он вытирается. Послышались новые вздохи и стоны. Полагая, что Генри уже надел нижнее белье, Речел налила кофе в две жестяные кружки и села у костра, ожидая мужа.

Она чуть не поперхнулась кофе, когда Генри показался из-за кустов. На нем ничего не было, кроме мягких тапочек на голых ногах и распахнутого халата, едва прикрывавшего тело. Он с глубоким вздохом сел на камень рядом с Речел и поднял брови, когда она подала ему кружку кофе.

– У нас есть сливки или сахар? – спросил он, отпив немного.

– Я могу открыть банку консервированного молока.

– Что угодно!

– Но если вы не станете этого есть, придется выбросить.

– Дайте хоть что-нибудь!

Пожалев Генри, Речел опустила руку в мешок и, что-то зачерпнув оттуда, вытащила.

– Что это? – спросил Генри.

– Сахар.

Речел поднесла сжатый кулак к кружке мужа и высыпала в нее горстку белого песка.

– Позволим себе некоторую роскошь, – пробормотал Генри, поеживаясь.

Халат его распахнулся еще больше. Речел боялась, что посмотрит на мужа и рассмеется. Она склонилась над котелком, кипящим на огне.

– Хотите немного бобов?

Генри почти одновременно пожал плечами и кивнул, взяв миску из рук Речел. Он так осторожно пережевывал бобы, что женщина не могла понять, нравится ему пища, или он испытывает к ней отвращение.

– Я добавила несколько морковок и питьевую соду, чтобы от бобов не…

Речел уставилась на свои колени. Когда-то она легко разговаривала о таких вещах с девушками матери, приходившими в дом помочь по хозяйству. Но Лидди утверждала, что обсуждать подобные темы в порядочном обществе не принято. Беседа должна быть утонченной и обязательно касаться возвышенных предметов. Вспоминая об этом, Речел подыскивала деликатное словечко, чтобы закончить фразу.