Прощай, зеленая Пряжка - Михаил Чулаки

Виталий постепенно разглядел, что несчастный отец был когда-то красивым мужчиной. А теперь его портила жалкая болезненная гримаса, исказившая лицо.

Это очень грустно, но что ж теперь сделаешь, — сказал Виталий, чтобы что-то сказать.

Я понимаю, что не исправить, я к вам не для этого. Я хотел спросить, сам-то я теперь какой? На меня это ихнее семейное не передалось? Если новый ребенок от меня?

Так ведь жена ваша не изменилась.

Нет, если я от другой, не от жены? Или даже женюсь снова. Если мать будет здорова, а я уже порченный?

Нет-нет, что вы, вы не порченный. Это от жены к мужу не передается.

Не заразное, значит? А я боялся, может, заразное. Когда столько лет вместе, что угодно перейдет.

Нет, не перейдет.

Вот спасибо, доктор, вот спасибо! А то я боялся. Главное, что я детей люблю! Другие мужчины и не думают, они не за этим, а я люблю. Вот и получил любимого сына!

А что должен был Виталий — обмануть, припугнуть, чтобы сохранить мужа сестре Мержеевской? Нет уж, сама обманывала — пусть сама и расплачивается. Ведь такое законное, такое человеческое желание — иметь ребенка, здорового ребенка.

Муж все благодарил, но Виталий поспешил его выпроводить. Пускай идет, пускай живет — болезненная гримаса сойдет постепенно, снова станет красавцем-мужчиной… Все законно, ни в чем он не виноват, нельзя от него требовать пожизненной самоотверженности, но пусть идет поскорей с глаз.

Ну, что ему нужно? — спросила Капитолина.

А, интересовался, не подхватит ли он от жены наши болезни.

Надо ж придумать! Нет, каким надо быть темным! Все-таки в Ленинграде живет, не где-нибудь!..

А Виталий подумал, что в принципе может существовать некий вирус, ничего же не известно.

…А тут у меня и для вас сюрприз, Виталий Сергеевич: медсведения пришли на вашу Бородулину. Полюбуйтесь-ка!

Виталий полюбовался: наблюдалось при прежнем поступлении речевое возбуждение, развязна, сексуальна, агрессивно настроена по отношению к соседям, отдельные бредовые высказывания, хотя сформировавшегося бреда не выявлено… Да, не ожидал, признаться! И диагноз: «органическое поражение головного мозга с психическими нарушениями». В просторечии — оргпор. Вот так вот, поверил внешности и хорошим манерам.

Надо вам и дальше обследовать, — сказала Капитолина. — Пошлите на дом обследование, запросите диспансер тоже.

Он и сам должен был давно это сделать! Стыдно…

Но стыдиться долго Виталий сейчас не смог: он вспомнил, как они ходили с Верой в библиотеку, как он заслонил ее, когда проходило мимо четвертое отделение.

Как-то сразу отодвинулись мысли о полученных медсведениях, о жалком родиче Мержеевс- кой, он сидел и снова вспоминал их поход с Верой. Невольно вспоминалось и то, что она мало читала, оказывается, что она думает, будто книгу достаточно прочесть один раз, как спортивный отчет, где главное — кто победил. Многое ей надо еще объяснить, многому учить. И как, должно быть, увлекательно все ей объяснять, видеть, как она начинает понимать настоящую красоту…

Только интересно: он что, в больнице это делать собирается?! Виталий не знал. Он ведь просто мечтал. Он не строил никаких планов…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

С утра Анжелла Степановна суетилась: доставала в бельевой крахмальную салфетку, перемывала парадные чашки, извлекла откуда-то пачку печенья — ждали профессора Белосельского.

И вот наконец послышался старческий умиленный голос.

Здравствуйте, Анжелла Степановна, здравствуйте, дорогая моя! Как себя чувствуете? Выглядите вы прекрасно. Не много нас, старой гвардии, осталось.

Все в ординаторской заранее встали навстречу. И вот открылась дверь и, сияя, вошел Георгий Владимирович Белосельский — очень высокий (рассказывали, он в молодости был спортсменом, и играл во все игры, и бегал, и плавал — тогда было принято такое совместительство), с седой бетховенской гривой, в черном костюме и при бабочке — он импонировал: родственники больных, если им удавалось с ним побеседовать хоть минуту, всегда оставались в успокаивающей совесть уверенности, что они сделали для своих несчастных близких все, что только в силах человеческих.

Врачей он приветствовал столь же умиленно:

Здравствуйте, мои дорогие, здравствуйте! Можно к вам, Капитолина Харитоновна?

Как вы можете спрашивать, Георгий Владимирович!

Вы хозяйка, вы распоряжаетесь.

Не переставая улыбаться, Георгий Владимирович пожимал всем руки, и только завершив эту церемонию, уселся наконец на свое обычное место за столом Люды, а Люда пересела на диван. Уселись и остальные. Дверь открылась, и торжественно вплыла Анжелла Степановна с подносом, на котором под белоснежной салфеткой покоилась профессорская чашка, и профессорский чайник, и профессорское печенье.

Спасибо, Анжелла Степановна, спасибо, дорогая!

Казалось, Георгий Владимирович вот-вот прослезится от умиления. Виталию предстояло представлять Веру, может быть, поэтому он был не в духе и профессорские умиления так его раздражали. Вот сейчас прихлопнет ее Белосельский диагнозом — и на всю жизнь. Потому что диагноз одного профессора может отменить только другой профессор, и происходит такое крайне редко. А что сейчас мог Виталий сделать для Веры? Ничего! Не для кого- нибудь, для Веры, и ничего не может сделать.

Кто сегодня докладывает, Капитолина Харитоновна? У вас всегда интересные случаи.

«Случаи»! Ему Вера — «случай»! Виталий и сам так часто говорил: «Интересный случай», но по отношению к Вере это бесило.

Сегодня Виталий Сергеевич.

Прекрасно! Мы вас слушаем, Виталий Сергеевич. Доведайте нам.

Я еще только два слова, — вмешалась Капитолина. — За эту девочку, Георгий Владимирович, мы все очень переживаем: способная, прекрасно учится, а главное, писаная красавица.

Конечно, это печально, когда такие девочки болеют. Но что поделаешь, Капитолина Харитоновна, болезнь никого не щадит. Я бы изобразил болезнь с завязанными глазами, как греки изображали Фемиду. Пожалуйста, начинайте, Виталий Сергеевич.

Белосельский заранее сделал скорбно сочувственное лицо и, не меняя выражения, отпил глоток чая.

«Болезнь» в устах профессора — еще один синоним шизофрении. Уже во всем уверен заранее!

Ну чего же делать — Виталий доложил. Постарался выпятить ангины в детстве и ревматическую атаку. Яркие чувственные галлюцинации расписал как мог — все эти предметы, плывущие на успокоительных волнах. Но не мог же он умолчать про симптом отрицательного двойника, про элементы бреда отношения, а это сильно компрометировало диагноз ревматического психоза. Про наследственность сказал, что не отягощена, ведь те мелочи, которые он заметил в матери, вполне могли сойти и за обычную здоровую душевную притупленность.

Георгий Владимирович слушал снисходительно. Было видно, что ему ясны все хитрости Виталия.

Мать ее у меня плакала, — сказал Георгий Владимирович. (И сюда успела!) — Несчастная женщина! Да, болезнь бьет по голове не только больных, но и их родственников.

«Бьет по голове», — так тоже Георгий Владимирович говорил только про шизофрению.

Ну что ж, Виталий Сергеевич, покажите нам вашу красавицу.

Увидев Веру, Георгий Владимирович заумилял- ся уже сверх всякой меры:

Входите, входите, моя милая! О, я вижу, Ка- питолина Харитоновна и Виталий Сергеевич не преувеличивали, — действительно красавица! Вы знаете, зачем мы все здесь собрались? Вот и Капитолина Харитоновна, ваша заведующая, и Виталий Сергеевич, ваш лечащий доктор, и я, старик, пришел. Да, и Людмила э-э Николаевна, конечно… Привык я вас, Людочка, по имени, чуть не забыл ваше отчество, вы уж меня простите, старика, вы ведь мне как родная.

Да что вы, ей-богу, Георгий Владимирович! Мне только приятно.

Да, так вот, все собрались, чтобы вместе обсудить ваше состояние, посоветоваться, как вас лечить.

«Обсудить», — злился Виталий. Изречет приговор, вот и все обсуждение.

Вы не против того, чтобы с нами побеседовать?

Нет, конечно.

Вот и хорошо. Другие врачи стукают, слушают, на рентген отправляют, а мы только языком. Такая уж у нас разговорная специальность. Так что вы уж не обижайтесь, если я вас снова спрошу то, что у вас здесь наверняка много раз спрашивали. Вот и Капитолина Харитоновна наверняка спрашивала, и Виталий Сергеевич. Ну вот расскажите нам, пожалуйста, Верочка, вы ведь понимаете, что были больны?

Да, понимаю.

Трудно, наверное, вот так перед всеми врачами, перед этим стариком с бетховенской гривой. Раньше Виталию это не приходило в голову, а сейчас представил себя на месте Веры и почувствовал. А она держится, молодец!

Очень хорошо! А теперь вы совсем здоровы?

Чувствую я себя хорошо, но раз еще дают лекарства — значит, не совсем?

Какая умница вы у нас! Ну, а вот чувствуете вы себя точно так же, как раньше? Или вы стали немножко другой?

Нет, такая же, как раньше.