Голубая кровь - Юлия Кильтина

Я развернулась к эльфу:

— Рьен, ты об этом знал?

Тот посмотрел на меня как на умалишенную:

— А как ты думаешь? Лета, да меня с двухлетнего возраста родители на замок запирали в день Цветения, чтоб ненароком чего не вышло! Каждый эльф, даже родившийся не в Тайлессе, но хоть раз там побывавший, знает о "сиянии смерти"!

— Нет, и ты молчал? — моему возмущению не было предела, — тоже мне, друг называется! Я тут, понимаешь ли, изнываю от нехватки информации, а он молчит!

Озадаченный эльф недоуменно пожал плечами:

— А ты разве спрашивала?

Хм, а ведь он прав. В самом деле не спрашивала. Зато теперь спрошу!

— С цветком понятно, а вот почему семья Айры избрала его в качестве родового знака? Рьен?

— Понятия не имею, — черные глаза эльфа были образцом честности и искренности, — она же человек, в наших хрониках я этой истории не встречал.

— Зато в наших об этом говорится, — подал голос молчавший до сих пор Кейрет.

— Откуда? — изумились в один голос мы с Рьеном.

— Помнишь того мага, его звали Варр? Он еще пытался остановить Айру или хотя бы заставить ее дать возможность когда-нибудь снять проклятие. Так вот он продержался после смерти Айры дольше всех.

Заметив опасный блеск в моих глазах, вейр поторопился объяснить:

— Ты не так поняла. Мы не собирались их пытать или причинять им какой-либо вред. Люди просто стали один за другим сходить с ума. Видимо, проклятие начало действовать, и его сила была так велика, что люди, пребывавшие в тот момент в Вейране, испытали не просто нежелание там находиться или страх перед вейрам, а самый настоящий сводящий с ума ужас. Так вот, Варр продержался дольше всех. К тому же он находился в постоянной ментальной связи с Советом магов вашей страны, и они видели и слышали то же, что и он. Поэтому в гибели посольства не смогли обвинить вейров. Он оставался в здравом уме несколько часов, к тому времени мы уже успели понять, что происходит, и спешно вывозили его из страны. Тогда-то он и рассказал о семье Лиенар.

Я ткнула шагавшего рядом эльфа в бок, а когда он обернулся, спросила:

— Рьен, а почему тогда магистр Толлен сказал, что о произошедшем до сих пор ничего не известно? Ну то есть если Совет магов все знал, как они могли это скрыть? А если это учитель чего-то не договаривает, то зачем?

Град моих вопросов был оставлен без внимания, эльф только пожал слегка плечами и поспешил нагонять чуть ушедшего вперед Кейрета — мой друг был ничуть не менее любопытен, чем я. Наше красноречивое молчание и светящиеся от нетерпения в зеленоватой дымке тоннеля глаза заставили спрятавшего мимолетную усмешку вейра продолжить:

— Род Айры насчитывал много сотен лет. Его уважали за прямоту, искренность и честность членов семьи, но и боялись, потому что он никогда не скупился на сильных магов. С появлением "сияния смерти" на гербе семьи связана одна старая запутанная история о жизни далекого предка Айры. По преданию, он был счастливо женат на красивой, умной и верной женщине и не допускал даже мысли о предательстве любимой. Как оказалось, напрасно, потому что однажды он каким-то образом узнал, что она мало того что давно уже состоит в близких отношениях с его родным младшим братом, так еще и собирается убить его с целью освободиться от брачных уз и попутно прибрать к рукам их немалое совместное состояние. Изменнице не повезло — предок Айры и так был неслабым магом, а еще усиленный болью предательства и ревностью дар… В общем, когда он понял, что самые близкие люди в его жизни собираются избавиться от него, как от ненужной вещи, он решил действовать.

Он создал сильнейший артефакт, имевший вид обычного золотого медальона, который давал возможность отсрочить смерть на несколько минут для, так сказать, изъявления последней воли. Работал артефакт, только будучи на одном из членов семьи Лиенар. Закончив работу, он продолжил жить со своей семьей, изображая счастливое неведение и дожидаясь решающего часа… Долго ждать не пришлось — однажды за семейным столом он пригубил отравленного вина и сделал вид, что ничего не заметил. Видимо, у Лиенар это семейное — нежелание жить, если твоя прежняя жизнь вдруг самым непредсказуемым образом меняется.

Наверное, жена и брат удивились, когда он не пал через мгновение бездыханным, и удивились еще больше, узнав, что им тоже придется умереть. Он приказал им налить себе вина и выпить с ним вместе. За здоровье. А потом сидел и смотрел, как предавшие его близкие люди медленно, через силу наливают друг другу бордовую смерть и, искусственно улыбаясь, тогда как в глазах плещется безмолвный ужас, осушают бокалы.

Приехавшие на похороны родителей и дяди взрослые уже дети получили подробное объяснение случившемуся в прощальном письме отца, и медальон остался в семье, дожидаясь своего часа. Гравировка на нем в виде цветка айра оказалась весьма символичной — ведь он мстит только своим убийцам, при этом будучи сам на пороге смерти.

Низкий, с волнующей хрипотцой голос вейра затих, поглощенный ватной дымкой тоннеля, а я погрузилась в раздумья о нелегкой судьбе рода Айры. За тягостными размышлениями даже не сразу пришло осознание, что воздух стал значительно теплее и суше и зеленоватый туман начал рассеиваться. Напряженное ожидание на лицах Кейрета и Кайле, ускоривших до этого размеренный шаг, сменилось радостным предвкушением.

Внезапно тоннель круто повернул и окончился просторной светлой пещерой. За спиной Кайле тихо выдохнула:

— Мы дома, — и вышла прямо в слепящий солнечный свет.

Как-то не верилось, что впереди ждет Вейрана — страна, в которую я так стремилась попасть, где-то глубоко внутри надеясь найти здесь все ответы. Страх липкими пальчиками дотронулся до кожи, стайкой бабочек затрепетал в животе. Лета Дайн, в конце-то концов, столько вынести ради этого момента — и теперь так позорно трусить! Я зажмурилась, глубоко вздохнула и, сжав тонкие пальцы застывшего рядом Рьена, решительно шагнула следом.

Глава 9. Теа-Шетт

Первые мгновения глаза напрочь отказывались выполнять свои прямые обязанности, возмущенные таким издевательством — сначала несколько часов полутьмы подземной дороги, теперь яркий свет солнечного летнего дня… Зато когда ко мне наконец вернулось зрение, в бессрочный отпуск отправилась речь. Наверное, слова просто малодушно спасовали перед ослепительной красотой раскинувшегося перед нами города.

Мы стояли на небольшом каменном козырьке и во все глаза смотрели на огромный город, лежавший у подножия горы. Он купался в теплых солнечных лучах, подставляя их ласковым прикосновениям то аккуратную брусчатку широких мостовых, то золотистые флюгеры на черепичные крышах, то резные решетки невысоких ажурных заборчиков, ограждавших буйно цветущую растительность от неосторожных ног, но не от любопытных глаз. Дома были сложены из ровных, один к одному, каменных блоков, причем так было всюду, насколько хватало глаз. Сразу вспомнилась Меора, где такие аккуратные дома могли позволить себе только богачи, потому что подобная обработка камня стоила недели напряженной работы нескольких магов, и, следовательно, очень больших денег. И стоило только выйти за пределы кварталов дворян, магов или просто зажиточных горожан, как взгляд сразу натыкался на домишки из плохо обработанных и скрепленных кое-как булыжников. Деревянные постройки в Меоре были строго запрещены после череды опустошительных пожаров.