Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой) - Наталья Пушкина-Меренберг

Тотчас все смолкли. Наступила торжественная тишина, и все удивленные взгляды обратились к вошедшим. Чтобы снять напряжение и успокоить любопытство, Мария Дмитриевна сказала:

— Я представляю вам нашу юную брачную пару. Вера вчера обручилась с Борисом Ивановичем.

Удивление, которое еще до того царило среди присутствующих, после этого объявления никак не уменьшилось. Все были поражены. Ольга бросилась на шею сестры.

— Вера, ты обручилась с Борисом Ивановичем?

Она не могла удержаться высказать удивление и разочарование. Не ожидая ответа, она расцеловала Веру, чуть не потеряв самообладания. Все по очереди проходили вперед, чтобы принести поздравления родителям и молодым. А что Любочка в это время?… К счастью, все взгляды были обращены в одну сторону и никому не приходило в голову взглянуть на нее. Нервные срывы и обмороки при сильных переживаниях были ей несвойственны. С давних времен она была приучена не выходить из себя, владеть своими чувствами и уметь их скрывать. Но то, что произошло сегодня, было выше ее сил. Как удар дубиной восприняла она объявление Марии Дмитриевны. Кровь прилила к голове…

Ее обескровленное лицо делало ее похожей на призрак. Дыхание грозило вот-вот остановиться. Она думала, что умирает. Кризис, однако, длился недолго. И тут у нее словно пелена спала с глаз. Она поняла, что над ней издевались, что Борис использовал ее как инструмент для достижения своей цели. Она помогла разрушить счастье Веры и этим похоронила свои надежды, потеряла их навеки. Ее охватили ярость, отчаяние, желание отомстить. Она была уже готова крикнуть Вере: «Остановись! Это все ложь и обман. Не связывай себя с недостойным человеком, пока не поздно, чтобы потом не пришлось снимать с себя оковы!» Но тут заново проснулась ее несчастная любовь к Борису, и она взяла верх над всеми чувствами. Вернулся рассудок, и эти слова произнесены не были, остались в ней. «Разве это поможет? — сказал ей внутренний голос-искуситель. — Заклеймить Бориса как вора и обманщика? Соперницу у него ты вырвешь, но и с ним навсегда расстанешься. Никогда его отец не даст согласие на твой брак с Борисом… Никогда не простит твоего предательства!» Она укротила в себе бурю. Тихо приблизившись к Вере, обняла ее и сказала:

— Я желаю тебе счастья. Поздравляю со столь быстрой помолвкой.

— Ты не одобряешь, — прошептала Вера, — что я так быстро приняла твой совет?

Не отвечая ни слова, Любочка повернулась и тихо оттолкнула поданную ей Борисом правую руку. Только взгляд, брошенный на него, выдал ее состояние. Но прежде чем уйти, она сказала ему быстро и еле слышно:

— Завтра рано утром в шесть часов в известной тебе церкви я должна поговорить с тобой.

Это прозвучало как приказ, исключающий возражение. Незаметным кивком Борис дал понять, что он согласен.

До сих пор все шло гладко, и он больше не сомневался, что ему удастся убедить любящую его Любочку в своей невиновности. Разрыв с ней, из-за ее участия в деле, должен быть предотвращен любой ценой. Ему и на самом деле было жаль девушку из-за ее сегодняшних переживаний. Он был готов выполнить любое ее требование. Вот только жениться на ней он не хотел и не мог. Если она удовлетворится его любовью, то за этим дело, конечно, не станет.

За этот день в доме перебывало много друзей и знакомых, поздно вечером получивших известие о семейном торжестве. Старый Беклешов постарался эту новость распространить как можно шире.

Только поздно вечером Борис вернулся домой. Но ему еще предстояло важное дело. Нужно было как можно быстрее известить Владимира Островского о состоявшемся обручении. Тогда он будет избегать попытки сближения с Верой. Это должно оттолкнуть его от таких шагов и убедить в их бесполезности.

Борис сам написал побежденному сопернику. Поступить так было естественно. Ведь он был полковым товарищем Островского. Отсутствие такого письма бросилось бы в глаза. В своем письме Борис хотел изобразить дело так, чтобы Владимир еще больше поверил в Верину фальшивую игру. Дескать, Вера уже давно с ним, с Борисом, заодно. Только из-за некоторых препятствий это обручение не было раньше объявлено в свете.

Владимир очень раскаивался в отсылке того гибельного письма, которое он по глупой опрометчивости написал Вере. Каждый день он надеялся получить от нее ответ с долго ожидаемым прощением. Но напрасным было ожидание. Длительное и непонятное ему молчание Веры говорило о надвигающейся катастрофе. Однако он почти отчаялся, когда получил письмо от Бориса. Его самые дорогие надежды были похоронены одним ударом. Он был обманут в любви к подруге своей юности, наперснице своих детских игр. Он должен был теперь верить этому. Но чем больше он убеждался, что никогда не изменит своего отношения к Вере, тем глубже ранила постигшая его несправедливость. Оскорбленный в своих самых благородных чувствах, он полагал, что обязан молча уступить поле битвы. Он хотел не думать о Вере, забыть ее. Это решение он сообщил отцу после того, как смог спокойно подумать. В письме он согласился с его оценкой Вериного предполагаемого характера и только сожалел, что еще раньше не последовал его совету.

Теперь Борису с этой стороны ничто не угрожало. Большего от своего письма он и не ждал.

Глава семнадцатая

Борис встал необычно рано, чтобы встретиться с Любочкой в церкви. Служба в церкви в это раннее время велась только для церковного причета и прихожан из низов. Чтобы избежать посторонних взглядов, обращенных на офицера, он переоделся: сдвинул на лоб шляпу с широкими полями и надел старую шубу Василия. Согласно царскому приказу офицеры должны были появляться на улице не иначе как в мундире, но на этот раз у Бориса не было выбора. Он полагал, что ранним утром в этой одежде его никто не узнает.

Он подошел к церкви, когда еще не было шести, и внимательно огляделся по сторонам. Любочки не было. Он был рад, что пришел первым, так как женщины ждать не любят и требуют точности при rendez-vous.[10]

Борис встал в углу, близко от дверей. Он надеялся первым увидеть Любочку и по ее лицу понять, что его ожидает. Это позволит ему подготовиться и перехватить инициативу в разговоре. Все это имело только тактические преимущества, но он находил свое положение таким тяжелым и даже критическим, что ими не следовало пренебрегать.

Когда часы пробили шесть, Любочка вошла в церковь. Она также остановилась у дверей, чтобы не показываться на глаза. Едва служба началась, Борис подошел к ней.

— Мое дорогое бедное дитя! Что ты теперь должна обо мне думать? — спросил он тихим печальным голосом.

Любочка испугалась от неожиданности, но быстро собралась и ответила, строго посмотрев на него: