Розовая шубка - Любовь Кольцова

Самолет отправился полупустой. Внизу белела равнина облаков, солнце светило в правые окна. Марианна сидела у окна и смотрела под крыло на зеленоватую тундру, поблескивающую болотистыми и озерными зеркалами, прорезанную ветвистыми синими реками.

— Температура воздуха на земле плюс пять градусов, — объявили по салону. — Просьба застегнуть ремни безопасности, самолет идет на посадку.

Внизу засинела Печора, помчался навстречу город.

На аэродроме и в самом деле было прохладно. Вокруг простиралась равнина, покрытая мелким хвойным кустарником. Дул ветер. Воздух показался новым, свежим, с отчетливой струей снежного холодка.

Из зала ожидания они сразу прошли к начальнику аэропорта. Он направил их на второй этаж. В небольшой комнате располагался кабинет майора, отвечающего за передвижение военнослужащих. Сам майор, невысокий человек лет тридцати восьми, видимо, очень веселый среди своих, если судить по кусочку его телефонного разговора, который он заканчивал уже в их присутствии, внимательно выслушал мать и дочь, обеспокоился и тут же связался с военным аэродромом.

— Михаил Павлович? Приветствую тебя. Ерофеев. У тебя идет что-нибудь в сторону Маточкина Шара, в/ч 0584751? Там лежит в лазарете строитель из Москвы. К нему прибыли и сидят передо мной его невеста и ее мать, хирург, между прочим, с набором медикаментов. Документы в порядке, есть даже «Отношение…» из госпиталя с просьбой о содействии. Можешь им помочь?

Его собеседник не возражал, но самолет шел на мыс Сухой Нос.

— Так это же близко, двухсот километров не будет! Пусть запросит посадку в в/ч, там есть взлетная полоса! Договорились? Все. Я их к тебе отправляю. Обратным рейсом заберешь всех троих.

Через полчаса на личной машине Ерофеева они оказались на военном аэродроме, а еще через пятнадцать минут уже летели над Баренцевым морем в скромном салоне небольшого ИЛа. Внизу светилась морская голубизна, большие расколотые ледяные поля с изрезанными кромками еще покрывали ее местами. В самолете, кроме них, летели пять военнослужащих с ящиками и мешками, на которых красовались бирки с номером военной части и фамилией. Подарки к праздникам или просто посылки?

Вот показался скалистый суровый берег Новой Земли, потянулись круто-всхолмленные пространства, не вполне свободные от снежных покровов, с прямыми колеями, оставленными тяжелой военной техникой.

В военной части их ждали. Едва самолет, коснувшись земли и пробежав по бетонной полосе, остановился, их встретил солдат с обветренным, но еще не загоревшим лицом, подхватил вещи и, поглядывая на Марианну, как на невиданную диву в ее светлом пальтишке и берете с помпоном, повез на зеленом «газике» в часть.

— Вашего парня привезли с севера три дня назад, хотели отправлять на материк, да не рискнули. И туда нельзя, и здесь не лечение, — рассказывал он, пока машина, подвывая на ухабах, приближалась к лазарету. — Как там в Москве-то? Тепло?

Сергей лежал на кровати, бледный, несмотря на высокую температуру. Он был без сознания. Только сильный организм мог так долго бороться с тем, что обрушилось на него. Татьяна Алексеевна, в зеленом хирургическом халате, раскрыла докторский чемоданчик. Военный фельдшер помогал ей. Сергею ввели антибиотики, витамины, питание. Постепенно кожа его стала розоветь, дыхание углубилось, он заснул. Обе женщины сидели на стульях возле него. Было три часа пополудни.

— Мы успели, Масенька, — улыбнулась Татьяна Алексеевна, — но ему необходимо настоящее лечение. Сегодня же надо лететь. Самолет будет через три часа.

— Мамочка, — прижалась к ней Марианна.

Дверь открылась. Солдатик, что привез их, встал на пороге.

— Обедать приглашаем, — улыбнулся он.

— С удовольствием, — поднялась Татьяна Алексеевна. — Как вас зовут?

— Юрий.

— Вы откуда?

— Из Астрахани.

— С юга! А служите давно?

— Второй год. Скоро дембель.

— Слава Богу. Как отслужилось?

— Всякое бывало. На всю жизнь запомню.

Татьяна Алексеевна достала из своей сумки пакетик драже «Изюм в шоколаде» и пачку жевательной резинки.

— Вот, на-ка, угостись.

— Спасибо.

Видно было, что отслуживший срок двадцатилетний молодой человек соскучился по сладостям и, наверное, по маминым пирогам.

Они пообедали поочередно, ни на минуту не оставляя Сергея. Самолет прибыл раньше. Укутанного, на носилках Сергея внесли внутрь. Он застонал, приоткрыл глаза.

— Маришка? Ты?

— Сереженька!

В аэропорту Нарьян-Мара они успели на московский рейс. Ерофеев постарался устроить их на специальные места для перевозки раненых.

Молодой организм уверенно пошел на поправку, жизненная сила его, получив подкрепление, перешла в наступление.

В Москве Сергея ждал медицинский вертолет.

Оля стояла на балконе, накинув куртку на праздничное платье. Еще пятнадцать минут. В одиннадцать появится белая машина ее счастья… Стиснув холодные руки, она пряталась за выступом, не смея верить в свою судьбу.

Накануне вечером Анна Николаевна как бы между прочим известила всех соседей и знакомых из ближних домов о том, что… ну, чтобы, если есть время, желание, взглянули бы в окошечко или пришли к подъезду к этому времени. Никто не пренебрег. Ее уважали. День был праздничный, нерабочий, всем хотелось добра и сказки, а история Оли оказывалась теперь слишком счастливой, чтобы не увидеть все собственными глазами.

Не забыла Анна Николаевна и отправить телеграмму Тарасику. Его ответ на красочном бланке с поздравлением и пожеланием огромного семейного счастья уже прилетел ранним утром.

Сама Оля была бледна, как мел. Встреча с Димой вновь перевернула все в ее душе, а ведь она не сомневалась в своей судьбе. Только он! После родов она словно перешла порог безгрешных девичьих грез, Дима снился ей, как любимый мужчина, сны были горячи, смелы… И вот он перед ней. Он будет ее мужем. Мужем! За что ей такое?

Без трех минут одиннадцать в конце улицы показалась сверкающая белая «Волга». Народ, запрудивший переулок перед подъездом, заволновался. Машина медленно подъехала и остановилась напротив входных дверей.

— Сюда, сюда, касатики, — засуетились бабки, распахивая обе створки.

Мужчины, отец и сын, оба крупные, празднично одетые, с достоинством проследовали в подъезд. Дверца лифта стукнула на этаже ровно в одиннадцать, и тут же раздался звонок в дверь. Открыла Анна Николаевна, разодетая, накрашенная, свежая, как молодушка. Позади нее, у порога в комнаты улыбался Рубен.

— Здравствуйте, — сочно поздоровался Соколов-старший, Андрей Евгеньевич, протягивая букет дорогих цветов. — Мир вашему дому, здоровья хозяину и хозяйке и всем милым детушкам.