Я не собирался убивать - Джон Кризи

— Да, — ответил я. — К сожалению.

— Возможно, есть способ помочь тебе.

— Послушай, дорогая, если бы я знал, что есть шанс, каким бы ничтожным он ни был, я бы дал тебе возможность попробовать, но…

Я нагнулся и взял ее руки. Когда я заговорил снова, мой голос был хриплым и, казалось, выходил из глубины горла:

— С того момента, как ты начнешь мне помогать, милая, даже с того, когда полиция узнает, что ты была в курсе, ты станешь моей сообщницей…

— Именно этого я хочу, — заявила Лилиан. — Это может стать способом вытащить тебя.

17

Последняя провокация

Пока Лилиан говорила, зазвонил телефон. Я был так удивлен ее словами, что, хотя и слышал звонок, не обратил на него внимания. Он продолжал дребезжать, но это было неважно. Я сильно сжал руки Лилиан в своих, возможно, сделал ей больно, но она этого не показала. Она тоже не обращала внимания на телефон.

— Не знаю, к чему ты клонишь, — сказал я, — но если ты воображаешь, что я втяну в это дело тебя, ты…

— Сейчас не время для сантиментов, Боб.

— Послушай, дорогая, ты, кажется, не понимаешь…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

— Я не понимаю?! — закричала Лилиан.

В одно мгновение все в ней изменилось: тело, выражение лица, голос. Она вырвала свои руки из моих и вскочила на ноги. Ее губы затряслись. Она безуспешно пыталась заговорить, глубоко дышала, как плачущий ребенок. Я как будто открыл клапан всем ее страхам.

Телефон продолжал звонить.

— Я не понимаю?! — снова возмущенно крикнула она. — За кого ты меня принимаешь? Ты что, ослеп? Сидишь на месте и говоришь, что я не понимаю? Ты, наверное, сошел с ума! Ты…

— Лилиан, прошу тебя…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

— Ты спокойно рассказываешь, что совершил преступление, за которое тебя могут повесить. Ты спокойно говоришь, что уже много лет воруешь, что всегда надеялся выкрутиться, что хотел спокойно доживать со мной… Ты смеешь рассказывать все это и еще утверждаешь, что я чего-то там не понимаю! — орала Лилиан. — Ради бога, скажи, за кого ты меня принимаешь? За кого ты меня принимаешь? Я тебе скажу, что я понимаю! Я тебе скажу…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

— Ради бога, — крикнула она, — сделай что-нибудь, чтобы этот чертов звонок прекратился!

Я стоял совершенно неподвижно. Звонок и крики Лилиан ужасно оглушали меня, однако часть моего мозга осталась способной рассуждать. Я говорил себе, что, если сниму трубку и начну говорить по телефону, Лилиан, может быть, замолчит. Она должна была замолчать. Я мог выдержать все, кроме этого.

Я машинально протянул руку к аппарату, а Лилиан неотрывно смотрела на меня, стараясь сдержать рыдания. Когда я поднес трубку к уху, она резко повернулась ко мне спиной и закрыла лицо руками.

— Роберт Кент слушает, — сказал я.

— О, Кент, — заговорил Плейделл, — я просто хотел узнать, могу…

— Нет, — перебил я его. — Сегодня вечером я больше ничего не буду делать. Моя жена себя неважно чувствует, и я занят. До свидания.

Я медленно опускал трубку, и голос Плейделла постепенно становился тише:

— Кент! Я только хотел…

Трубка опустилась на рычаг и разъединила нас. Я не знал, что сказать. Я видел согнутую спину Лилиан, ее вздрагивающие от рыданий плечи. Никогда я не чувствовал себя такой презренной тварью, как в тот момент. Я не знал, следует ли подойти к ней и обнять за плечи или подождать. В таком состоянии Лилиан бывала, когда обвиняла меня в том, что я имею любовницу. В эти моменты мне было достаточно только прикоснуться к ней, чтобы у нее началась истерика. Голова моя раскалывалась, а глаза, казалось, пылали.

— Лилиан, — заговорил я умоляющим тоном, — не плачь, пожалуйста. Я не могу это вынести…

Она молчала. Я даже не знал, слышала ли она меня. Я положил руки ей на плечи. Вдруг я почувствовал движение ее тела. Она обернулась, и я увидел мокрые глаза, залитое слезами лицо, блестящий нос и растрепанные волосы. Это было невероятно редкое зрелище. Несколько секунд она смотрела мне в глаза. Ее губы тряслись, как будто она не могла больше совладать с ними. Потом она спрятала лицо у меня на груди. Я обнял ее и прижал к себе, чувствуя, как ледяной холод будущего проникает в мои кости.

Через несколько секунд она оторвалась от меня, подошла к камину и посмотрелась в зеркало. Сначала она поправила несколько прядей волос, потом взяла из коробки на моем письменном столе бумажный платок и промокнула глаза. Ее губная помада лежала неровными пятнами. За все годы, что мы прожили вместе, я никогда не видел ее в таком состоянии. И то, что я был виной всему этому, заставило меня презирать себя еще сильнее. Да, я был мерзавцем. Всего за несколько минут Лилиан постарела на много лет.

Она обернулась и посмотрела на меня.

— Прости меня, Боб.

— Разве ты должна просить прощения? — хрипло произнес я.

— Я… Господи, да какое имеет значение, кто кого прощает? — произнесла она дрожащим голосом. — Что мы будем делать?

Я не ответил.

— Боб, ты действительно считаешь, что Плейделл рано или поздно…

Ее перебил телефонный звонок, жесткий и угрожающий. Я машинально сжал кулаки и стиснул зубы. Если бы Плейделл оказался в комнате, я бы его ударил. Я неподвижно стоял, не сводя глаз с аппарата и борясь с искушением подскочить к столу и смести его на пол. Было видно, что Плейделл снова начал игру, которой однажды хвастался. Мерзавец, гнусная тварь…

Лилиан сама сняла трубку и заговорила фальшиво-спокойным голосом:

— Слушаю вас.

Она слушала, поджав губы и глядя на меня. Я был уверен, что звонит Плейделл, и выражение лица Лилиан, казалось, подтверждало эту догадку. Я видел, как она сжимает зубы; должно быть, у нее были натянуты все нервы.

— Да, я ему передам, — сказала она наконец. — Спасибо.

Она положила трубку, но ничего не говорила.

— Плейделл? — спросил я.

— Нет.

— Тогда…

— Это был Харрисон, директор «Уэдлейка».

— Харрисон! — воскликнул я.

— К нему приходили из полиции.

Я промолчал. Мне казалось, что стены комнаты надвигаются на меня и я задыхаюсь. Что именно полиция могла рассказать Харрисону, не имело значения. По лицу Лилиан я прекрасно видел, что не было сказано ничего благоприятного для меня. Теперь мне уже ничто не могло помочь.

— Его попросили проверить даты некоторых краж и установить, кто из персонала отсутствовал в эти дни.

— О… — выговорил я и после короткой паузы добавил: — Это все?

— Он просто хотел, чтобы ты знал, что… что несколько твоих отсутствий на работе случайно совпали с некоторыми кражами.

Очевидно, Харрисон знал правду или, по крайней мере, догадался по вопросам полиции, о чем именно идет речь. Своим звонком он хотел предупредить меня. Я представил себе его красное лицо и удивленные глаза. Я представил и Готча, настолько шокированного, что у него перехватило дыхание, и других членов персонала. Я видел административный совет, собравшийся за безупречно навощенным овальным столом.

— Мы обязательно должны что-то сделать, Боб!

— Да, да. Теперь, когда все раскрыто, надо скорее кончать. Чем быстрее все закончится, тем лучше будет для всех… — Я закрыл глаза. — Думаю, я не смогу выдержать… встречу с детьми перед тем, как уйти.

— Не говори так, — запротестовала Лилиан твердым голосом, хотя было видно, как трудно ей сохранять спокойствие. — Не может быть, чтобы не было надежды. Это невозможно!

Я не возразил, понимая, каким беспомощным стал.

— Я думаю… думаю, что смогу тебе помочь, — добавила она.

— Милая, я не могу тебе позволить…

— Выслушай меня ради бога! — крикнула она.

— Ладно, — прошептал я.

— Выслушай меня, Боб, — проговорила она охрипшим голосом. — Эта идея пришла мне в голову, когда ты рассказывал о характере Маллена. Это могло бы тебе помочь. Я уверена, что это может что-то дать. Одно дело убить человека, чтобы уйти от наказания за кражу, и совсем другое… убить того, кто… кто позволил себе вольность с твоей женой.

Я не понимал. Фраза «кто позволил себе вольность с твоей женой» казалась странной и нереальной.

— Ты не слушаешь, Боб. Никто не может знать, что он этого не делал, так? Он мертв. Ты мне рассказывал, что полиция заявила, будто сумела узнать о нем очень немного и… Боб, послушай меня!

— Я тебя слушаю, — сказал я.

— Это верно? Убийство из корыстных побуждений — одно, а убийство…

— Это исключено, — жестко ответил я.

— Мы должны что-то сделать.

— Это совершенно невозможно. Даже если…

— Послушай, Боб… — Лилиан говорила таким напряженным и странным голосом, что он казался мне совершенно чужим. — Если тебя признают виновным и осудят, тебя могут… могут повесить. Ты сам знаешь, что в самом лучшем случае получишь не меньше пятнадцати лет. Как по-твоему, что это будет означать для меня? Какая жизнь у меня будет? О детях беспокоиться нечего. Они молоды и быстро оправятся, но… но я, что буду делать я? Ты — моя жизнь. Я не преувеличиваю, ты — моя жизнь. Я знаю, ты всегда считал, что я слишком шумела по поводу… той женщины, которая никогда не существовала, но ты не понимаешь… Мысль, что ты можешь спать с другой женщиной, целовать ее, ласкать, была для меня невыносимой. И это потому… в общем, потому, что ты — моя жизнь. Все, что я делаю, это для тебя, все мои мысли о тебе, все мое счастье от тебя. Это правда, Боб. Я полагаю, ты этого не знаешь. Я даже думаю, что для мужчины невозможно жить полностью для другого человека, но именно так я живу: для тебя и с тобой. Если тебя не будет, мне незачем жить.