Господа гуслярцы - Кир Булычев

Удалов зашел в магазин, купил две бутылки кефира по указанию Ксении, а когда выходил, его осенило: вот так может скрываться пришелец!

Он остановился и стал смотреть на нищего.

Нищий тоже смотрел на Удалова, даже перестал просить на сердце.

– Чего тебе, папаша? – спросил он.

– Сними парик! – приказал Удалов.

Тут пришелец и попался.

– Не сниму, – сказал он.

Свободной рукой Удалов схватил мужичка за шапку.

Но ничего не вышло. Хоть шапка и слетела, волосы не поддались. Зато нищий как следует врезал Удалову. Так, что тот отлетел в сугроб. И, как назло, не было свидетелей.

Удалов лежал в сугробе.

Кто-то вышел из гастронома, и нищий принялся громко просить денег на срочную операцию.

Удалов поднялся и собрал со снега бутылки, которые не разбились.

Ему не везло.

Пришельцы ускользали. Но ведь где-то таится тот самый, единственный, такой необходимый родной планете и родной супруге.

Удалов шел по улице медленно, снежок поскрипывал под сапогами фирмы «Саламандер». На стене дома была приклеена бумажка:

ЦЕЛИТЕЛЬ БЕЛОЙ И ЧЕРНОЙ МАГИИ

ШАХ-АББАС ПЕТРЕНКО.

ПРИВОРОТЫ И ОТВОРОТЫ

НА ДВЕСТИ ПРОЦЕНТОВ

«Вот он!» – сказал себе Удалов. Он прибыл в наш город, встретил женщину, влюбился в нее, а так как без документов не может устроиться на работу, то занимается всякой ерундой, а домой не хочет.

Удалов пошел по указанному адресу.

Загадка разрешилась проще простого.

Приемная целителя находилась на первом этаже барачного типа двухэтажки.

– Кто последний? – спросил Удалов.

В коридоре стояло три стула. Два пустых, на третьем сидела заплаканная девушка подросткового возраста.

– Я без очереди, – сказал Удалов. – Мне по личному вопросу.

– У вас приворот или отворот? – спросила девушка.

– А в чем дело?

– Привороты до двух часов, а сейчас остались только отвороты. Там моя мама папу от алкоголизма отвращает.

Удалов распахнул дверь.

По одну сторону школьного письменного стола сидела миловидная женщина в пуховом платке, по другую – старый знакомый Удалова провизор Савич.

– Это ты! – воскликнул Удалов.

– А ты мог бы прожить на мою зарплату? – агрессивно откликнулся Савич.

– Не отвлекайтесь, мужчина, – потребовала женщина. – А то опять не подействует.

За Удаловым захлопнулась дверь. Не везет.

На площади возле гостиницы переминались с ноги на ногу знакомые Удалову пришельцы.

Он развел руками.

Они поняли и пригорюнились.

Удалов предложил им по бутылке кефира, может, с валютой плохо?

Нет, с валютой у них оказалось хорошо, но кефир они взяли, побаловаться перед сном.

– Вы не печальтесь, – сказал Удалов. – Не сегодня-завтра мы его выследим. Если он в Гусляре, то выследим.

– Он здесь, – сказал мужчина. – Приборы показывают, что здесь. Только конкретнее определить не могут.

Они зашли в вестибюль гостиницы. Там стоял столик, за которым желающие могли выпить пива. Удалов угостил пришельцев. Пришельцы дали ему описание пропавшего без вести гения. А то трудно без примет. И даже жалко, что раньше не дали.

Итак, изобретатель был лысым мужчиной средних лет, с карими глазами и рыжими усами. На правой руке у него большая черная родинка, как раз выше локтя. На ноге шрам в виде полумесяца, полученный при катании на горных лыжах. Бровь рассечена во время ответственного эксперимента.

Удалов стал расспрашивать пришельцев об их политической жизни, выпили еще по пиву...

Домой Удалов пришел в двенадцатом часу, навеселе и очень обиженный на пришельцев. Пить-то они пили, но ни в одном глазу и даже не улыбнулись ни разу. Все их мысли были заняты выполнением задачи. Даже жена пропавшего ученого все больше рассуждала о дисциплине.

Когда Ксения стала помогать пьяненькому мужу раздеться, он жаловался:

– Ты представляешь, они мне сказали, что этого самого пришельца тут же отправят в лабораторию, потому что только работа может обрадовать человека. А пиво за мои деньги пили.

– Тебе бы только выпить, – отвечала злая Ксения. – За свои, за чужие, пусть мы с голоду все подохнем, только бы полялякать.

– Они считают, что смысл жизни в труде на благо родины, – сказал Удалов, не сопротивляясь. – А лучший отдых – это перемена занятия. Сами они, понимаешь, переживают, что недостаточно трудятся. Вот я спать пошел, а они сейчас будут очередные теоремы разгадывать. А она, понимаешь, такая привлекательная женщина, но совершенно не думает о себе, даже губы не красит.

– Так я и знала! – Ксения всплеснула руками. – Никакие это не пришельцы, а одна пришелка! А ну, дай мне номер ее апартаментов, я ей глаза инопланетные выцарапаю.

– Этого не рекомендуется... – вяло произнес Удалов и задремал.

Когда Удалов проснулся на следующий день, было уже ближе к полудню, чем к рассвету. Но низкие сизые тучи мчались с Северного полюса к Южному, и потому сумерки сохранялись.

В голове шумело и позвякивало.

Удалов побрел на кухню.

На столе стояла тарелка с остывшей кашей и записка от Ксении:

Питайся по ресторанам, туда тебе и дорога.

«И как ты с такой грамотностью восемь классов закончила?» – вздохнул Удалов и попытался припомнить события прошедшего дня.

Вспомнил и поморщился.

Так вот, помогаешь космической дружбе, ведешь себя бескорыстно, а дома сердятся.

Ну что ж, пора идти на поиски пришельца.

На улице сыпал сухой снежок, ветер забирался внутрь дубленки.

Куда идти? Где искать?

Ноги привели Удалова в парк.

В парке, конечно, никого не было. Только вороны делили старый ботинок, таская его за шнурки, где-то тявкали собаки да бомж тащил сумку с пустыми бутылками.

Удалов пригляделся было к бомжу, но узнал его – он уже лет десять бутылки собирает, дачу построил.

Серый помоечный кот промчался по дорожке, за ним пробежал пес, тоже бездомный, но веселый. Рыжий, кареглазый, на передней лапе черное пятно, на задней – длинный шрам в виде полумесяца.

О чем это говорило?

Ни о чем.

Нет, говорило!

Удалов пошел за собакой.

– Песик! – закричал он. – Пойди сюда!

Но пес уже умчался.

Удалов свистнул ему вслед.

Да ну, просто глупое совпадение.

Собаку Удалов догнал у реки. Пес сидел на берегу и смотрел на заснеженные дали.

– Любуетесь? – спросил Удалов.

Не оборачиваясь, пес кивнул.

– Чего же вы так, – сказал Удалов. – Люди из-за вас оторвались от созидательных дел, на вас рассчитывают, родина ждет. Разве можно так деградировать? Даже не понимаю, как вам удалось? Неужели вы и это изобрели?

Пес смотрел на Удалова, склонив направо голову, и улыбался.

– Будем возвращаться или как? – спросил Удалов.

Пес не ответил.

– Супруга ваша беспокоится, через всю галактику примчалась, чтобы вас вернуть в лоно.

Пес подошел к Удалову, запрокинул голову и тявкнул. Так весело и просто, что Удалов все понял.

А пес увидел кота и с заливистым лаем помчался вслед.

Удалов не стал рассказывать пришельцам о встрече в парке.

«ТВОЯ РАШЕЛЬ...»

1

Обычно рассказы пишут для того, чтобы читатель мог насладиться образами персонажей и пейзажами, а в конце задуматься над смыслом прочитанной истории. Иначе бы рассказы не включали в хрестоматии и не мучили бы ими невинных детей.

В рассказе должна быть мораль. Даже не очень видная снаружи.

Вы завершаете последнюю фразу и понимаете: так жить нельзя!

Небольшое произведение литературы, к чтению которого вы сейчас приступаете, относится именно к этому роду литературы. И мораль его сводится к истине: «Подслушивать нехорошо».

...Все началось шестого июля. Если вы помните, день тот выдался в Великом Гусляре жарким, томительным, но не беспощадным. И если ты обнажен до трусов, искупался в озере Копенгаген, улегся в тени векового дуба на редкую зеленую траву, щуришься, глядя сквозь листву на сверкающее солнце, и, отмахиваясь веткой от оводов, испытываешь редкое ощущение счастья, то поймешь, почему Минц с Удаловым лениво перебрасывались осколками фраз, не утруждая себя грамматикой.

– А на Кипре... – начал было Корнелий Иванович.

– Там другая широта, – ответил Лев Христофорович.

Помолчали.

Минц шлепнул себя по голому пузу. С озера неслись крики купальщиц, которые изображали танец русалок при луне.

Одна из русалок с грубым хохотом выскочила из воды и понеслась к кустам, преследуемая сатиром. Она ланью перескочила через Удалова.

– Ноги, – сказал Корнелий Иванович.

– Длинные, – ответил Минц.

– Акселерация, – сказал Удалов.

– Питание, гимнастика и желание выбиться в модели, – одолел длинную фразу профессор.

– Значит, не генетика? – спросил Удалов.

– Еще какая генетика, – возразил Минц.

Они лежали головами к метровому стволу дуба, который остался напоминанием о дубраве, посаженной здесь помещиком Гулем в XIX веке. По ту сторону ствола, разложив на траве махровое полотенце с уточками, аккуратно улегся относительно молодой человек, который приехал в Гусляр, чтобы войти в наследство теткиной комнатой, продать ее подороже и покинуть эту глухую провинцию. А пока не вступил в наследство, он скрывался от жары на берегу лесного озера, подобно аборигенам.