В мутной воде - Константин Станюкович

- Но за что же... за что?..

- Вас обвиняют в составлении подложного духовного завещания вместе с отставным поручиком Башутиным и мещанином Ефремовым... Они уже сознались и находятся в Петербурге...

Варвара Николаевна насмешливо взглянула на господина.

- А вы кто такой?..

- Я - агент сыскной полиции... Угодно удостовериться?

Он достал из кармана бумагу и показал ее Варваре Николаевне.

- Но я не виновата... Это клевета...

- Очень может быть, но я все-таки должен привезти вас... Когда вам угодно будет ехать?.. Вечером поезд идет в девять часов... Еще три часа времени, - и мы могли бы уехать сегодня... А пока позвольте осмотреть ваши вещи.

Она опустила голову и ничего не отвечала.

В девять часов они выехали из Мариенбада в Россию. Скромный господин очень довольно улыбнулся, ощупывая в своем боковом кармане пакет с письмами Варвары Николаевны.

На другой день барон тоже уехал в Россию, изумленный телеграммой, посланной ему со второй станции от Мариенбада Варварой Николаевной.

Глава двадцать четвертая

НА ПЕРЕВЯЗОЧНОМ ПУНКТЕ

Венецкий очнулся на носилках. Быстро шагая по грязному полю, четверо солдат несли его, слегка покачивая, точно в люльке, к перевязочному пункту.

"Слава богу! Я жив!" - промелькнуло у него в голове, и сердце забилось радостью жизни. Он поднял глаза. Над ним нависли тяжелые свинцовые тучи, и крупные дождевые капли падали на его лицо. Начинало смеркаться. Изредка раздавались пушечные выстрелы, но уже не слышно было шипящего свиста снарядов. Стреляли где-то далеко. Бой, очевидно, замирал.

Венецкому казалось, что его несут тихо, но он не решился пожаловаться. Он слышал, как тяжело дышали солдаты, и чувство беспредельной благодарности к ним наполняло его умиленное сердце. По временам до него доносились жалобные стоны. "Верно, тяжелораненые!" думал Венецкий и тут же эгоистически радовался, что он, верно, не так тяжело ранен, что не стонет. Он чувствовал боль в ноге, чувствовал жар и какую-то тяжесть, но терпеть было можно. Он поднимал глаза к небу, вдыхал с наслаждением воздух, смотрел любовным взором на белые рубахи и на стриженые затылки двух солдат, шагавших перед ним, и жажда жизни охватила все фибры его молодого существа.

"Жить, жить, жить!" - вот одна мысль, неотвязно преследовавшая его. Ему показалось, что рана его совсем ничтожна, что он напрасно лежит на носилках и заставляет солдат нести себя; он мог бы сам дойти до перевязочного пункта. Под влиянием этой мысли он попробовал шевельнуть раненой ногой. Жгучая боль заставила его застонать. Опять он ощутил на ноге что-то теплое, мокрое.

- Ваше благородие! Алексей Алексеевич! - раздался над самой его головой прерывающийся от усталости знакомый участливый голос Барсука.

И Венецкому сделалось точно легче от этого участливого слова и совестно, что он не удержался от стона.

- Может, испить хотите? Я захватил водицы.

- Спасибо! Спасибо, голубчик Барсук. Не надо.

- Сейчас перевязочный!.. - утешил Барсук. - Рукой подать... Ну-ка, ребята, прибавь шагу! - скомандовал Барсук.

И солдаты прибавили шагу.

- Вы устали. Зачем спешить? Я, слава богу, не опасно, кажется, ранен!.. - промолвил Венецкий.

- Не велика беда для нас, ваше благородие, и устать маленько. Тоже и мы люди! - отозвался Барсук.

- Кабы все были такие господа, как вы! - заметил другой солдат. - Вы тоже нашего брата жалеете!..

"За что? За что они так добры ко мне? - подумал Алексей Алексеевич, умиляясь над наплывом теплого, хорошего чувства. - Что я для них сделал?"

Он пережил одну из тех редких минут, которые потом никогда не забываются. Каким недостойным казался он себе в эту минуту перед этими простыми людьми, которых не теснит только тот, кому лень, готовыми только за доброе слово, за человеческое обращение отплатить сторицей.

"А мы... мы чем им отплачиваем?"

И перед ним пронеслись картины одна другой печальнее, одна другой возмутительнее...

- Вот и перевязочный, Алексей Алексеевич! - проговорил Барсук над головою Венецкого.

Солдаты остановились среди болгарской деревни, перед домом, на крыльце которого развевался флаг с красным крестом. У крыльца, освещенного фонарем, суетился фельдшер и стояла куча легко раненных солдат.

- Неси сюда!.. - крикнул фельдшер.

Венецкого принесли в довольно большую комнату, освещенную свечами и фонарями. В комнате было душно и смрадно, несмотря на отворенные окна. На полу, устланном соломой, лежали рядами раненые, и комната оглашалась стонами и жалобами. У двух больших столов, посреди комнаты, доктора с засученными рукавами, в кожаных фартуках, работали над человеческим мясом; фельдшера с полотенцами стояли около... Венецкий с ужасом взглянул на этот приют людских страданий. "На воздухе так хорошо было, а здесь так скверно!" - испуганно подумал он, и ему хотелось скорей на воздух.

Солдаты в нерешительности остановились, не зная куда идти.

В это время свежее румяное женское лицо заглянуло в носилки. Венецкий заметил мягкий взгляд, брошенный на него, и услышал тихий голос, обращенный к солдатам:

- Сюда несите. За мной!

Его пронесли к стене, в дальний угол, бережно опустили носилки и положили на солому рядом с другим раненым офицером.

- Воды, бога ради, воды! - простонал раненый, увидя сестру.

- Сейчас... сейчас я вам принесу пить, голубчик... Потерпите секунду! - говорила сестра, участливо взглядывая на раненого...

Тот ответил благодарным взглядом, перестал стонать и, взглянув на нового соседа, спросил:

- Вы куда ранены? Легко?

- В ногу. Кажется, легко.

- И я в ногу осколком гранаты, но тяжело!.. - с завистью в голосе произнес он. - Господи!.. какая мука!.. Скорей бы доктор осмотрел, а то долго как! - снова застонал он.

- Я сейчас приду к вам! - обратилась сестра к Венецкому, - сию минуту! И вам воды принесу! - сказала она соседу.

С этими словами она торопливо ушла.

- Прощайте, ваше благородие! - проговорил Барсук, наклоняясь над Венецким.

- Спасибо... всем вам спасибо! Никогда не забуду, что вы для меня сделали...

Он протянул руку и крепко пожал руку Барсука.

- Кланяйся всем... Еще раз спасибо!

- Скорей, ваше благородие, извольте поправляться! - участливо сказали солдаты и ушли прочь.

Венецкий проводил их глазами и терпеливо стал дожидаться прихода сестры. Кровь лила из его раны.

Не прошло и минуты, как около него уже положили нового соседа, совсем мальчика, белокурого юнкера. Он был как смерть бледен, глядел испуганным, умоляющим взглядом и все хватался рукой за бок и вздрагивал, когда в комнате раздавались отчаянные стоны...

Пришла сестра и сделала Венецкому перевязку. Боль была ужасная, но он терпеливо переносил ее. Он взглядывал на сестру, стараясь по лицу ее угадать, как опасна рана.

- Сестра... скажите... моя рана опасна? - наконец решился спросить Венецкий.

- Нет... Нисколько!.. Сейчас доктор осмотрит вас!..

- Сестра... Сестрица!.. Помогите мне!.. Если б вы знали, как я страдаю! - проговорил юнкер.

- Сию минуту, голубчик... Вот только с ними кончу... Вот и готово.

Она уже снимала шинель с мальчика-юнкера, наклонившись над ним. Венецкий заметил, как вдруг лицо ее стало угрюмо, и он понял, что рана бедного мальчика опасна.

- Голубушка! Скажите, ведь я... я буду жить?.. - спросил он робким, тоненьким голосом.

- Разумеется!.. - отвечала сестра, не глядя на него.

- Мне ведь вынут пулю? да?.. Но отчего ж так тяжело... горит внутри... везде горит... Дайте мне пить... пить... Скорее!

Сестра пошла за водой, а мальчик вдруг заплакал:

- Ах! Мне не жить. Я это чувствую... Боже, как тяжело!

Он вдруг весь вытянулся, отчаянно замахал рукой, хотел приподняться и в бессилии опустился на изголовье... Он тяжело, прерывисто дышал... глаза его стали мутнеть...

Пришла сестра, поднесла ему воды, но мальчик уже был мертв. Его тотчас же унесли.

Сосед продолжал стонать и жаловаться, что долго не осматривает доктор.

Наконец его понесли и положили на стол. Доктор стал возиться около него.

Венецкий смотрел на стол. Он увидал, как при свете блеснул какой-то нож и услыхал какие-то отрывистые стоны: "Ах, не надо... Нельзя так. Доктор... доктор, ради бога, не надо!" Затем все смолкло... Через несколько минут что-то скатилось на пол. Венецкий увидал окровавленную ногу и зажмурил глаза.

Пришли за ним. Ему стало страшно, когда его положили на стол и он увидал серьезное, вспотевшее лицо доктора. Руки его были все в крови. Он закурил папироску и отдыхал, пока с ноги Венецкого снимали перевязку.

Доктор наклонился, пощупал руками около раны, подавил вокруг нее, потом взял зонд и запустил в рану.

- Больно? - спросил он его добродушно.

- Больно.

- Ну, это не беда. Поздравляю вас... Вы ранены очень счастливо... без повреждения кости! - весело сказал он и, обратившись к сестре, проговорил:

- Сделайте ему перевязку. Его можно сегодня же везти в госпиталь. Недель через пять будете совсем здоровы! - обрадовал он Венецкого, махнув ему головой. - Следующего! - крикнул доктор.