И в сумерках придёт рассвет - Надежда Черпинская

привиделась Маре. Пред ней стоял высокий худощавый мужчина в годах, темноволосый, смуглый. На его тёмной накидке, прямо на груди был вышит раскинувший крылья горный орёл, сжимающий в лапах золотой меч. Его проницательные глаза изучали Мару Джалину.

– Благодарю Вас за подарок, что Вы преподнесли мне, Ваше Величество! – услыхала Мара свой собственный голос и поняла, что это тот день, когда она последний раз видела своего дядю по отцу, короля Даргена Ринай Дри.

– Ты научилась им пользоваться, принцесса Вильсения? – спросил дядя сурово. – Или предпочитаешь вышивания шёлком и кукол?

Вместо ответа Мара взяла свой великолепный лёгкий лук, натянула тетиву, и стрела её вонзилась в узкую колонну, подпиравшую потолок. Не отвлекаясь, девушка спокойно вложила ещё одну стрелу, и она вонзилась точно в тоже место, расщепив древко первой. Вдогонку ей полетела третья, и она вонзилась в первые две, не отклонившись ни на йоту.

Принцесса Вильсения взглянула на короля Остенграда. Дядя не улыбнулся, не похвалил её, но в глазах его промелькнул огонь восторга и гордости.

– Вот теперь я вижу, что ты – истинно моя племянница, ты – истинная Ринай, – спокойно сказал Дарген Дри.

***

Глаза его, глядевшие прямо на Мару стали расти, расти, расти, пока не затопили своей тьмой весь мир. Потом в этой тьме появилась зловещая полная луна, и в её свете Мара увидела саму себя, сидевшую в белой резной беседке, окруженной сиянием серебряных роз. Она мечтательно глядела в небо, пока рядом не появился Джастин. И он говорил ей о тревоге, о надвигающейся беде. И девочка в ночной рубашке слушала его, кутаясь в серый рыцарский плащ, и на лице её отражался страх, что затаился в её душе.

Но она ещё не знала, что через миг этот страх перерастёт в ужас. Маре захотелось закричать: «Бегите! Спасайтесь! Ибо сейчас этот мир рухнет!», но голос не слушался её.

А потом она видела свет уже глазами той юной девочки в Королевском саду… И мир вокруг полыхал, и синие молнии рвали ночное небо на куски, и Джастин умирал у неё на руках, и, вскинув голову  к небесному своду,  она закричала:

– Не надо! Я не хочу больше видеть это!

***

Стало тихо и прохладно.

Мара стояла в тени дерева и слышала звон ручья неподалёку. Она была в Эльфийской Долине. И вздрогнула, услыхав знакомый голос. На глазах её выступили слёзы. Здесь у реки на камне сидел Лиарин.

– Скажи, река Лианэль, где мне искать её, что делать? – тихо сказал он.

И Мара услышала, как звон хрустальных струй и журчание реки сложились в голос:

– Иди, иди, ищи, ищи! Что потерял, вновь обрети! Иди на Юг, и на Восток, увы, мой князь, твой путь далёк!

– Лиарин! – услыхала Мара далёкий зов.

На берегу, сияя звёздным светом, возникла Лиадран. Она присела рядом, откинув серебряные локоны.

– Что с тобой, мой светлый князь? – спросила она нежно. – Ты сам не свой, всё в печали, в тоске! Я иногда боюсь, что ты растаешь!

– Тебе ли не знать, что со мной? – холодно ответил эльф. – Если бы ты удержала её тогда, если бы не провела Тенистыми тропами… О, никогда я не прощу себе ту обиду, что причинил этому светлому, нежному существу! Бедная Эрсель, где она теперь?

– Где бы она ни была, она там, где и должна быть – среди людей! – бросила Лиадран, и, наклонившись почти вплотную к Лиарину, прошептала: – Разве тебе нужна она? Князь мой, забудь печали! И я утешу тебя, я награжу тебя своей любовью, и она будет огромна!

Ревность и боль пронзили сердце Мары, и она поспешила вырваться из этого сна…

Она отступила назад в тень, и лес эльфов начал таять. Мара слишком спешила и не услышала, как в звенящей тишине, слегка отстранившись от лица эльфийской красавицы, Лиарин твердо сказал:

– Но мне нечего дать тебе взамен твоей любви. Моё сердце уже давно не принадлежит мне!

***

И было ещё много снов, они мелькали, как огненные вспышки, неся в себе ответы на вопросы, разгадки всех старых тайн.

Лицо Мары было мокрым от слёз, когда она проснулась. В жилище Аринэли царил полумрак. Сердце ныло в груди, и горькие рыдания сдержать казалось невозможным.

– Проснулась,  принцесса Вильсения? – раздался в тишине голос, для описания которого в языке человеческом слов бы не нашлось. Он лился как песня, как музыка, обладая особыми чарами.

Девушка села на постели, и первое, что бросилось ей в глаза, сияющее золото волос эльфийской волшебницы. Её локоны ниспадали до колен, обрамляя удивительное лицо, которое, казалось, сияло. Особенно, её светлые глаза. Аринэль сидела у каменного стола, и половина её платья горела желтизной одуванчикового поля, а другая была цвета изумрудного мха.

Волшебница поднялась, приближаясь, и одеяние её, вспыхнув, сменило цвет на салатово-жёлтый оттенок первой клейкой листвы.

– Какие сны ты видела, дитя моё? – спросила Аринэль.

– В твоём лесу сняться странные сны, ясная госпожа! – помедлив, ответила Мара.

– Это не тот ответ, что я хочу услышать! Что именно видела ты, Мара Джалина Вильсения Эрсель Ринай? – настаивала златовласая красавица.

– Прежде чем отвечать на твои вопросы, госпожа Аринэль, я хочу знать: кто ты? Зачем я здесь? И кто ты для меня – враг или друг?

– Я – не враг, – ответила Аринэль (и Мара отметила про себя, что «другом» она тоже не назвалась), – и здесь ты для твоего же блага. А теперь  скажи мне, что принёс тебе твой сон?

Мара помолчала и, собравшись с силами, ответила.

– Ты вернула мне во сне забытую боль, горе, о котором я не знала. И эта утерянная боль слилась в моём сердце с той, что уже была в нём, и стала невыносимой! Но я благодарна тебе за это, ясная госпожа, ибо эта боль тоже часть меня. Ты вернула мне саму себя, ты открыла тайны, дала ответы на мучавшие меня вопросы. Сны раскрыли мне все загадки моего прошлого, и я, наконец, обрела себя. Я знаю теперь, кто я: Я – ДОЧЬ КОРОЛЯ ЛЕЙНДЕЙЛА, наследница дома Ринай! И ныне я знаю, кто обрёк меня на скитания и нищету. Однажды он заплатит за это! Катарас должен заплатить!

Гнев угас в очах принцессы, и грустная улыбка осветила её нежное лицо.

– Но ты вернула мне и