Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная

кажется, спасение. Лияна встала, схватившись за сустугу плаща, не зная, что и делать теперь. Вышемила, продолжая подругу за руку держать, едва в спину её не ткнулась, не успев вовремя остановиться.

Ещё мгновение стояли они, слушая собственное рваное дыхание и тишину, натужную, звенящую, как снова взметнулись высокие женские голоса в отчаянном ужасе — и из леса выехали всадники, да вышли пешие. Тут даже издаля поймёшь, что не свои. Черноголовые, словно смолой облитые, скуластые. Они гнали коней, будто через широкий овраг прыгать собирались. Лияна развернулась и помчалась прочь.

— Скорее, пока не заметили! Спрячемся там, — она указала на негустой островок деревьев чуть в стороне.

Но они не успели. Медленно поднялось над палом широким, что лежал под ногами, Дажьбожье око. Самым краешком, кажется — но бросило косые лучи по траве, по лядине зелёной от всходов. И осветила фигурки бегущих в ужасе женщин так ярко, что косляки тут же загикали, слегка поворачивая в их сторону. Накрыл плотным пологом глухой топот приближающихся всадников.

Их окружили быстро. Вышемила остановилась, поняв, что не прорваться, хоть лесок спасительный был уже совсем близко — всего в нескольких саженях впереди. Даринка взвизгнула, до боли впиваясь пальцами в её руку. Всадники нависли, разглядывая добычу насмешливо и отрывисто переговариваясь на своём языке. Наверное, так и хорошо — не знать его. Но, судя по лицам, говорили они что-то похабное и присматривались всё, решая что-то. А стоило лишь дёрнуться прочь — в просвет между ними — как они сомкнулись плотнее. И закружили неспешно, заставляя женщин жаться друг к другу. Подоспели и пешие скоро, собрались полукругом, обсуждая между собой новых пленниц — это уж можно было понять по тому, как глядели. Лица их приплюснутые будто, казались жёлтыми в рассветных лучах, а в маленьких глазах почти не отражалось света, и потому казались они тёмными, хоть такими и не были. Первый раз Вышемила видела косляков так близко, а надеялась, что такого не случится никогда.

— С нами пойдёте, — гаркнул один, выходя вперёд. Говор его оказался чистым: знать, часто на чужом наречии обращаться к кому приходилось. — Шевелитесь!

Первой подтолкнули в спину Лияну, распознав в ней старшую, а уж остальные за ней поплелись, озираясь пока и помалкивая. Лучше не злить попусту.

— Что будет теперь? — шепнула Дарина. — Лучше бы дома сидели…

И захныкала тихо, поглядывая с опаской на косляков пеших, поднимая голову на всадников, что со всех сторон теперь охраняли.

— Тут путей у нас немного, — вздохнула Лияна. — Коль не вызволят свои, продать могут. Или себе оставить рабынями. Всё одно хуже не придумаешь.

— Отец нас выручит, как узнает, — постаралась как можно увереннее сказать Вышемила, чтобы женщин приободрить. — Обязательно.

Те посмотрели на неё недоверчиво и уставились перед собой, каждая, видно, размышляя, как бы сбежать. О том и надо думать, да понять вначале придется, куда их отведут и зачем.

И мало как будто случилось беды, да навстречу отряду косляцкому другие всадники со стороны веси выехали. И хотелось бы верить, что свои, только не так это было. Старшой их коня подогнал и первым приблизился к пленницам, которых сводили с разных сторон в одну гурьбу. Вышемила лишь мельком на него глянула — и омертвела вмиг. Рожу эту вовек не забудешь, коли увидела один раз, да ещё и близко так, когда нависал он над ней, взглядом своим волчьим давя и вбиваясь в неё резко.

Мужик обвёл взором довольным женщин и на ней вдруг остановился. Расплылась по его губам улыбка похабная, он спешился и подошёл, приглядываясь, будто подумал, что и обознался. Но чем ближе становился, тем яснее на его лице отражалось узнавание. Он оттолкнул Даринку в сторону и схватил Вышемилу за подбородок. Пахнуло в нос его запахом кисловатым и душным. Она дёрнулась, но тать удержал.

— Эту я заберу, — бросил, оборачиваясь на вожака косляков.

Тот лишь кивнул безразлично и дальше поехал.

ГЛАВА 6

Светило нынче знатно припекало макушку. Только белый льняной повой защищал от его неласковой нынче длани, которая поутру гладила легонько и мягко, а к полудню отяжелела. Елица убрала концы платка с шеи и завязала под затылком. Лёгкий, почти неощутимый ветер тут же тронул влажную кожу, пробрался под ворот легонько — и в голове словно тиски разжались.

— Справный день выбрали, чтобы ехать, — тихо проворчала челядинка, которую оставшаяся в Остёрске Вея отправила с Елицей.

Она подёргала рубаху на груди, гоняя под ней воздух.

— Выбирать уж не приходится, — хмыкнул Чаян, который держался всё время рядом с повозкой, куда женщин и усадили.

Хотела Елица снова верхом ехать, да братья настояли, чтобы не мучила себя уж. И как ни хотелось воспротивиться — неведомо зачем — а пришлось повиноваться. Уж сёдла ей эти надоели, признаться, до оскомины. Но вот сейчас, спокойно сидя в добротной телеге с широкой удобной лавкой у заднего борта её, она всё ёрзала, считая, что двигаются они больно уж медленно. И до Яруницы ещё неведомо сколько вёрст — состариться можно. Когда пролегает дорога по местам незнакомым, то и тянется она — конца и края ей, кажется, не будет вовсе.

Брашко, что на облучке сидел вместе с другом своим — отроком Радаем, откинул со лба пряди влажные от пота. Ему-то сейчас тоже нелегко приходилось. Лучи Дажьбожьего ока жалили, кажется, даже сквозь листву, что прикрывала тропу широкую ненадёжным, трепещущим от каждого обрывка ветра пологом. Чаян тоже то и дело сдувал с чела влажные вихры, а тут и вовсе не выдержал: пошарил в суме седельной, вынул ремешок кожаный плетёный и волосы повязал, чтобы не мешали.

Одному Ледену, похоже, было всё равно, какая погода сопровождает его в пути. Холод ли сырой, пекло ли душное — а на лице его и в жестах ничего не отражалось. Едет себе впереди и едет, хоть на рубахе вдоль спины и проступила тёмная мокрая полоса. Но ни разу он не вздохнул, не пожалился, когда все вокруг хоть раз да поворчали.

А чем ещё в дороге заниматься: только о погоде говорить да о том, что ждёт впереди, даст ли очередная весь, которым, того и гляди, счёта не будет скоро, хоть какие-то ответы.

И много ещё в Остёрске осталось нерешённого: Чаян велел Зимаве покамест о том, что сын её с того света выкарабкался, весть не отправлять.