Нежные годы в рассрочку - Анна Богданова

– Володь! Генечку забрали! – И она безутешно зарыдала в трубку.

– В тюрягу загребли? – обрадовался бывший муж.

– Да при чём тут тюрьма-то?! В армию!

– Надо же! В армию! Взяли всё-таки! Так... – он хотел сказать «Так ему и надо, этому фигляру! Жаль, что только в армию, по нему давно тюрьма плачет и т.д. и т.п.», но чудом сдержал себя, выкрутившись из положения следующим образом: – Так выходит, у вас с Авриком никакой мужской защиты и помощи нет? Ай-я-яй! И гвоздь прибить некому! – с напускной печалью и состраданием молвил он, будто за одиннадцать лет хоть раз взял в руки молоток.

– Вот так вот, Володя! Такое у нас горе! – всё ещё шмыгая носом, проговорила Зинаида Матвеевна. – А Аврорка в лагере отдыхает.

– А ты? – спросил Гаврилов, затаив дыхание.

– А что я? Сижу, сыну письмо пишу.

– Одна?

– Одна. С кем же мне быть-то!

– Ой, Зинульчик! – с облегчением воскликнул Гаврилов. – Представляю, как тебе сейчас тоскливо! Как одиноко! И какая глубокая печаль переполняет твоё материнское сердце!

– И не говори, Володь! Прямо кошки на душе скребут! – призналась Зинаида Матвеевна, не предполагая, чем могут обернуться её слова.

– И ведь знаешь, Зинульчик, что самое ужасное во всём твоём состоянии?

– Что? – навострила ушки Гаврилова.

– Да то, что все, все будут сочувствовать, а ведь вот в твоё положение ни одна гнида не войдёт! Никто не поймёт тебя!

– Точно, Володь! В этом ты прав! Как никогда прав! Вот все вроде бы успокаивают – де, что ты так переживаешь, не один твой Генька в армии служит, все через это проходят! А какое мне до этих всех дело? У меня за свово сердце так и сжимается, так и сжимается. Я всё думаю, как он там? Сыт ли? Не обижают ли его?

– Ты, Зинульчик, хорошая мать! Просто образцово-показательная! С таких, как ты, нужно пример брать! – бессовестно льстил Гаврилов. Думал же совершенно иначе: «Это всё её сучья любовь! До двадцати лет лба конфетами да шоколадками украдкой от Аврика кормила!»

– И не говори, Володь, и не говори.

– Зинульчик, сегодня пятница... Выходные... Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук. – Что ты будешь одна-то сидеть?! Так и с ума сойти недолго! Может, встретимся, сходим куда-нибудь?.. – закинул удочку находчивый Гаврилов.

– Ой, да ну что ты! – как-то неопределённо и неуверенно промямлила Зинаида, и Владимир Иванович решил действовать напролом: «Такого удобного момента, может, больше и не подвернётся, а сейчас, сейчас – самое время, когда Генька-падла в армии, а дочь в лагере», – подумал он и танком попёр на свою бывшую супругу:

– Зинульчик! Ты ничего дурного не подумай! Я ведь не из корыстных соображений! Мне от тебя ничего не надо! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук, – Владимир Иванович явно нервничал. – Но ты сама посуди! Мы ведь прожили с тобой одиннадцать лет – не чужие же люди! Так почему обязательно оставаться врагами после развода. К тому же у нас общая дочь! Можно просто поддерживать дружеские отношения и в тяжёлую минуту помогать друг другу словом, делом, поступком, в конце концов! – говорил он горячо и, закрыв ладонью трубку, выкрикнул: – Отстань, падла!

– Вы уже десять минут беседуете! Имейте совесть! Немедленно освободите кабинку! Вы тут не один! – кричал очень порядочный с виду мужчина в парусиновых туфлях, щедро начищенных зубным порошком.

– Пшёл отсюда! У меня судьба решается! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук. – Ща выйду, башку откручу! Это я не тебе, Зинульчик! Я из телефона-автомата тебе звоню...

– А что, вам так и не поставили телефон?

– Нет, Зинульчик, так и не поставили! – Гаврилов явно давил на жалость. – Ну так как? Может, встретимся? Посидим культурно...

– Ой! Ну я даже не знаю! – Зинаиде Матвеевне, как говорится, и хотелось встретиться с бывшим супругом, и кололось.

– Так я приеду часа через полтора. Жди, Зинульчик, – и Гаврилов поспешил повесить на рычаг трубку, дабы не услышать от неё отрицательного ответа.

Ровно через час и двадцать минут Владимир Иванович стоял перед дверью новой квартиры, выменянной при титанических усилиях жены в период бракоразводного процесса. Он был одет в тёмно-синий костюм, приобретённый (по знакомству) на втором этаже ГУМа, в шляпе цвета маренго и замшевых мышиных ботинках. В одной руке он держал три красные огромные (с кулак) гвоздики, в другой – авоську, из дыр которой призывно высунулись горлышко коньячной бутылки и четыре угла коробки конфет «ассорти». На груди, подобно ходящему ходуном колоколу на звоннице, созывающему народ к обедне, болтался фотоаппарат «Зенит».

Гаврилов сунул букет под мышку и, сняв шляпу, сдул с неё несуществующую соринку, снова надел, взял в руку цветы и, глубоко вздохнув, решительно позвонил в дверь.

– Кто там? – услышал он родной голос. Боже мой! Как он скучал по нему всё это время, как жаждал услышать не обыкновенное «аллё» из телефонной трубки, а что-нибудь другое, хотя бы «кто там»! Все эти долгие месяцы после развода Гаврилов не находил себе места, сначала пытаясь восстановить с женой прежние отношения, а потом уж был согласен на любые контакты, лишь бы иметь возможность видеть Аврика. Владимир Иванович так и не нашёл замену своему Зинульчику – вылечившись от триппера, он хоть и встречался без разбора со всеми подворачивающимися женщинами, но связи эти носили случайный, спонтанный и, я бы сказала, одноразовый характер, если, конечно, характер может быть одноразовым.

– Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук. – Это я, Зинульчик, твой несчастный, бывший муж! – выкрикнул он слёзно.

Дверь распахнулась, и «несчастный, бывший муж» увидел на пороге не менее «несчастную» и «бывшую» супругу свою в выходном платье цвета прелой вишни, с укладкой на голове.

– Зинульчик! – воскликнул Гаврилов – у него аж в глазах потемнело от этой долгожданной встречи. Именно так Владимир Иванович и представлял себе это первое после стольких месяцев разлуки свидание – он в своём лучшем костюме, звонит в дверь, дверь открывается, и перед ним стоит она в неизменном выходном платье, а он, сняв шляпу с головы, говорит: «Зинульчик! Я вернулся!» И тут лицо бывшей жены озаряет счастливая улыбка, она не может сдерживать себя – кидается к нему на шею и плачет, приговаривая: «Ах! Володенька! Я так долго ждала тебя!» – Вот и я!

– Здравствуй, Володя, – сухо (в отличие от мечтаний Гаврилова) поприветствовала его Зинаида. На самом деле она очень волновалась, изо всех сил подавляя в себе радостные эмоции и немыслимое возбуждение, что так и рвалось на волю. Ах, как хотелось ей плюнуть на свои принципы и кинуться на шею к Володеньке! Зинаида Матвеевна даже отвернулась от него, дабы не выдать себя. – Проходи. Новый костюм, я смотрю...