За короля и отечество - Роберт Асприн

Взгляд Ковианны похолодел как утренний ветер с далекого атлантического побережья. Арториус выкрикивал распоряжения катафрактам, когда откуда-то из-за поворота древней римской дороги послышался грохот копыт. Не меньше сотни лошадей неслось галопом им навстречу. Мгновением спустя большой отряд хорошо вооруженной кельтской кавалерии обрушился на дальние стоянки пиктов, беспощадно стаптывая всех, кто пытался оказать сопротивление, поджигая жалкие пожитки беженцев, разгоняя во все стороны тощих лошаденок и стада исхудавших овец.

— В атаку! — выкрикнул Арториус. — Они в западне, зажаты между нами и войском Стрэтклайда! Рубите их, пока они не опомнились!

Стирлинг хотел было возразить — и прикусил язык. Он не имел права перечить — даже если осмелился бы изменить историю. Возглавляемая Арториусом кавалерийская лава сокрушила жалкую оборону отчаявшихся пиктов, оказавшихся между молотом и наковальней — кавалерией Стрэтклайда. Тем не менее те пытались сопротивляться, ощетинившись пиками и копьями, осыпая нападавших стрелами. Оружие их чаще поражало лошадей, нежели всадников, летевших в своих тяжелых доспехах на землю. Стирлингу ничего не оставалось, как следовать за Арториусом; любое другое поведение означало бы измену перед лицом неприятеля. Гододдинские катафракты с гиканьем неслись лавой за ними по пятам, а Стирлинг все пытался на скаку вытащить из ножен ставший ужасно непослушным меч…

В конце концов это ему все-таки удалось, и он сделал несколько неуверенных взмахов, не угрожавших никому, кроме его же собственного коня. От неожиданности тот прижал уши и исполнил замысловатый маневр, едва не выбросивший Стирлинга из седла. Панически цепляясь свободной рукой за поводья, Стирлинг все же догадался по возможности заглушить собственные рефлексы, уступив управление давно дожидавшемуся этого Анцелотису. Тот мгновенно взялся за дело, оставив Стирлинга пассивным наблюдателем, пока тело его рубило направо и налево, оставляя за собой смерть и разрушение.

В считанные минуты все было кончено. Катафракты догнали последних пытавшихся спастись бегством мужчин-пиктов и изрубили их на глазах у женщин и детей. Стирлинга трясло от внезапно навалившейся усталости и потрясения. Он сжимал в руке окровавленный меч; доспехи тоже были покрыты кровавыми брызгами. Даже после всего, чего он успел насмотреться в Белфасте, его мутило от жестокости происходящего. И правда, одно дело стрелять в кого-то или даже видеть, как кого-то разносит на куски заложенной террористами бомбой, и совсем другое — лично, своей рукой, протыкать кого-то мечом. Убийство холодным оружием — дело куда как более личное для того, кто убивает, — не говоря уже о том, кого убивают. В общем, Стирлинг видел мало доблести в том, чтобы рубить на всем скаку, можно сказать, беспомощных беженцев.

Анцелотис отозвался на это взрывом холодной ярости.

Оглядись-ка по сторонам, Стирлинг из Кэр-Удея, и повтори еще раз, что эти твои варвары были такими уж беспомощными! И впрямь, на земле валялось с дюжину тел катафрактов, изрубленных отчаявшимися, загнанными в угол пиктами. Ржали раненые кони. Арториус, спешившись, опустился на колени над одним из павших. Рядом с ним склонился над тем же телом веснушчатый паренек лет пятнадцати-шестнадцати, из-под шлема которого выбивались пряди медно-рыжих волос. Судя по его горю, погибший приходился ему отцом. Приглядевшись, Стирлинг увидел, как на шее паренька блеснуло что-то золотое… и на груди у павшего воина тоже… Только тут до него дошло, что в бою пал король. Еще один король, павший от руки пиктов…

Анцелотис громко застонал и тронул коня, чтобы подъехать ближе. В сознании у Стирлинга всплыло имя: Думгуэйл Хен из Стрэтклайда… да помогут нам святые угодники… Стирлинг соскочил с седла как раз тогда, когда паренек расплакался.

— Это все я виноват! Мама наказала, чтобы я прикрывал его со спины, а я не успел! Арториус, что же мне теперь делать?

Арториус положил руку пареньку на плечо.

— Отвези его домой. Похорони со всеми почестями и утешь как можешь мать. Никто на свете не прикрыл бы его со спины так хорошо, как это делал ты. Этот копейщик так быстро выбил его из седла, что никто бы не успел ему на помощь. Ты ведь старался как мог, сынок, и я тоже.

Слезы продолжали катиться по покрытому пылью лицу мальчишки, но слова Арториуса явно сняли по меньшей мере один камень с его души.

Дукс беллорум поколебался и угрюмо покачал головой.

— Совет старейшин Стрэтклайда должен огласить имя нового правителя, и сделать это безотлагательно. Не принимай их решение слишком близко к сердцу, Клинох, каким бы оно ни было: выберут ли они тебя, или назначат кого иного до тех пор, пока ты не будешь готов принять трон. Я отдам свой голос за тебя, ибо видел, как ты бился нынче, и я знаю тебя как юношу, на которого можно положиться и не по годам мудрого, которому хватит решимости поступать так, как надлежит. Однако же советники ваши должны действовать в интересах всего вашего народа — так, как действовали старейшины Гододдина, отдавшие трон Анцелотису до тех пор, пока Гуалкмай не подрастет. Твоя прямая обязанность помогать им всем, чем можешь.

Голова паренька дернулась как от удара, и лицо под пылью и веснушками побелело как мел: похоже, до него только сейчас дошли все последствия отцовской смерти — то, что его могут провозгласить королем, или еще хуже: не провозгласить.

Анцелотис шагнул к нему и как равный равному пожал руку.

— Я скорблю вместе с тобой, Клинох, и вместе со всем Стрэтклайдом. Смерть твоего отца — тяжелый удар для нас всех. Но, — он тоже положил руку на плечо продолжавшего всхлипывать паренька, — отец твой успел воспитать достойную смену. Мой меч и мои люди всегда в твоем распоряжении, буде случится нужда. Я клянусь защищать Стрэтклайд в эти дни тревоги и скорби. И ты отомстишь за отца, Клинох, как я отомщу за убитого брата моего — в этом я клянусь всем святым, что есть у меня.

Паренек подавил очередной всхлип и поднял на Анцелотиса взгляд покрасневших глаз.

— Да, — хрипло произнес он. — Я и мой народ отплатим врагу. — Тут он спохватился. — И прости меня: вести о Лоте Льюддоке не дошли еще до нас.

— И не могли дойти: тому всего два дня, как он пал в бою. Мы держим путь на совет северных королей в Кэрлойл — на совет, где ты, надеюсь, будешь присутствовать на равных, ибо я также отдам свой голос за тебя, Клинох, сын Думгуэйла Хена.

— Спасибо тебе за это, — отозвался юноша, взявший наконец себя в руки.

— Так поедем же, Клинох, — негромко произнес Арториус. — Нам нужно отвезти его домой, к матери в Кэр-Бритон, а потом скакать в Кэрлойл так, будто все демоны ада гонятся за нами по пятам — ибо саксы оспаривают права на сам Рейгед.

У Клиноха перехватило дух, и он изумленно уставился в лицо Арториуса.

— Оспаривают Рейгед? Они что, рехнулись?

— Если и рехнулись, так только от жадности. Ты будешь нам нужен, наследник Стрэтклайда, — так, как еще никогда в жизни.

— Раз так, мы пропоем поминальные молитвы, сидя в седле, а хоронить его оставим матери и младшим братьям. Стрэтклайду ни к чему сироты, которыми могут одарить нас саксы.

— Хорошо сказано, — кивнул Анцелотис.

Они подняли тело Думгуэйла Хена, положили его на седло оставшегося без всадника коня и крепко привязали для последней королевской поездки. Жеребец самого Думгуэйла лежал у ног Стирлинга, ощетинившись обломками копий и пик. Клинох подобрал отцовский меч, стер с него кровь, убрал в украшенные серебряным орнаментом ножны и приторочил его к своему седлу.

Тем временем катафракты тоже подобрали своих убитых, не забыв снять с павших пиктов мало-мальски годное к употреблению оружие. Насколько показалось Стирлингу, ничего другого соблазнительного у тех отыскать и не удалось бы. Впрочем, и от этого зрелища его мутило сильнее, чем в Белфасте. Лишенные провизии и запасов оставшиеся в живых женщины и дети были обречены на голод. Наверняка ведь Арториус с Анцелотисом не могли не видеть угрозы, которую представляют собой отчаявшиеся от голода мародеры. Тем временем уцелевших беженцев безжалостно гнали с поля на север, не дав даже похоронить убитых родных. Над головой уже зловеще кружили в ожидании своей очереди вороны.

Забираясь обратно в седло, Стирлинг услышал обрывок разговора кавалеристов-кельтов: те возмущались назойливостью пиктов, которые, вместо того чтобы тихо и спокойно помирать по ту сторону границы, ломятся толпами на юг, убивая по дороге кельтских королей. Ковианна Ним, Ганхумара и королева Моргана не участвовали в бою, однако обе королевы держали мечи наготове, а Моргана стискивала рукоять своего с такой силой, что пальцы побелели. Теперь женщины подъехали ближе, а Ганхумара протолкалась к Медройту — тот бился, не отставая от Арториуса с Анцелотисом, а теперь сидел в седле, уставившись незрячим взором в наследника Стрэтклайда. Крови на его мече было не меньше, чем у остальных бриттов.