Петька Дёров - Виктор Аланов

Людей приняли, проверили данные им явки. Вскоре они были проверены и на деле. Большинство из них были комсомольцы, молодежь, семьи которых по разным причинам застряли в оккупированном Пскове. Не желая работать на немцев, они любыми путями искали связи с подпольщиками и партизанами. Тех, кого нельзя было использовать в городе, Быков направлял в партизанский отряд.

Подпольный центр псковского горкома партии действовал в тяжелых условиях. Гестаповские ищейки и русские предатели рыскали днем и ночью в поисках подполья. Одной из подпольных групп псковских коммунистов руководил старый большевик, участник гражданской войны, член партии с 1923 года, Быков. С ним Чернов был знаком еще до финской кампании. Встречались в горкоме и на партийных собраниях. Теперь Быков был в подполье. Он спасал людей от угона в Германию, отправлял их в партизанские отряды. Так подпольщики-коммунисты сберегали самое ценное — кадры, укрепляли единый фронт борьбы с врагом у него в тылу. В каждой деревне, где проходили партизаны, оставались свои люди. Сергей Андреевич разъяснял народу гнусную политику гитлеровцев. Нити партизанских связей в деревнях становились настолько крепки, что гитлеровцы еще только занимали какую-нибудь деревню, а в партизанский отряд уже прибегали связные — колхозники — и сообщали об этом.

Народ под руководством коммунистической партии встал на защиту отечества.

В комендатуре Полновского района царило волнение. Комендант, майор Крегель, не знал, что делать. Четыре, грузовика убитых гитлеровцев было привезено ночью в район, и только четырех убитых партизан нашли каратели на месте боя.

Их трупы тоже были доставлены в Полну. Убитых партизан положили в саду около комендатуры. Немцы надеялись, что кто-либо из местных жителей опознает убитых и, таким образом, удастся найти их родных и близких, может быть даже выяснить некоторые связи. Обер-лейтенант Генрих Рой, исполнявший должность начальника гестапо и начальника контрразведки Полновского района, распорядился поставить около трупов партизан шпика из местных полицаев-предателей для наблюдения над теми, кто будет подходить к мертвым.

Распорядившись таким образом, майор Крегель и Генрих Рой начали снова ломать головы, — что же делать с убитыми? В бою с партизанами погиб личный друг Геринга, майор Гинзбург, командовавший кавалерийским карательным соединением. Кроме него, было убито еще одиннадцать офицеров. А солдат в бою было потеряно свыше шестидесяти! Хоронить всех на глазах у местных жителей — значило бы показать силу партизан. Что делать? И тут родился хитрый план.

За околицей районного центра Полны было быстро организовано «военное кладбище». Ночью, под покровом темноты, на нем тайно были закопаны все немецкие солдаты, убитые в бою под Замогильем. А на следующий день на этом же кладбище со всеми почестями торжественно похоронены офицеры.

Никогда не забудут жители Полновского района этих похорон, траурную процессию, шествовавшую по улицам от комендатуры к новому кладбищу. Двенадцать гробов в сопровождении траурного эскорта были привезены на кладбище и торжественно преданы земле.

А то, что накануне ночью на этом кладбище были тайком зарыты десятки солдат, скрыть все равно не удалось. Разговоры об этом шли в каждом доме. И, как всегда водится в подобных случаях, число убитых даже преувеличивалось. Жители Полны и ее окрестностей говорили о том, что партизаны положили под Замогильем не десятки, а сотни гитлеровцев. И, еще больше уверовав в силу народных мстителей, с нетерпением ждали вестей об их новых подвигах, готовы были помогать партизанам во всем.

Командование же Полновского района, напуганное такой крупной неудачей карательной экспедиции против партизан, решило действовать путем шпионажа. Было решено заслать в ряды партизан своих людей, прошедших специальную школу.

Обер-лейтенант Рой обратился в главный штаб, находившийся в городе Тарту в Эстонии, с просьбой прислать в его распоряжение четырех шпионов, имеющих специальное разведывательное образование. Их он намеревался заслать в партизанские отряды.

ДЕД ИГНАШКА

Когда начался бой, дед Игнашка, оставленный партизанами на завалинке сельсовета, где он вел с ними весьма оживленную беседу на военные темы, бросился к дому. Побегав вокруг избы и не найдя жену, тетку

Матрену, дед решил, что лучше эту стрельбу переждать в безопасном месте, — в саду, в картофельной яме.

Захватив с собой тулуп и шомпольное ружье, с которым он обычно ходил на дежурства в конюшню, дед выскочил из избы и скрылся за косогором, в котором был выкопан картофельный погребок.

И только на второй день после боя дед Игнат решил вылезти из своего убежища, оставив там тулуп и ружье. Он осторожно выглянул из ямы и, потянув носом воздух, почувствовал запах гари, паленой шерсти и мяса.

— Дю, змеи! — выругался он. — Никак всех попалили, окаянные. Да где же Матрена запропала? — скребя рукой в затылке, продолжал ворчать дед Игнат.

Поднявшись на косогор, он не узнал родного места, на котором стояла его изба. От нее осталась только одна труба от русской печки, одиноко высившаяся среди догорающих головешек. Дом сгорел до основания.

Постояв немного в молчании и всё еще не соображая, — неужто его избы действительно больше нет, — дед подбежал к пепелищу и, обойдя пожарище, бесцельно побрел по тропинке, ведущей под гору, в сад. Но, войдя под сень густо разросшихся деревьев, дед остолбенел, — «Свят, свят…»— и перекрестился.

Прислонившись к корявой, сучковатой низкой яблоньке, опершись спиной на развилок обросших мохом сучьев, прижимая руками к груди икону божьей матери, стояла его жена, тетка Матрена, белая, как мел, с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом.

Дед Игнашка, не веря своим глазам, подошел ближе. И тут он увидел, что лицо богоматери на иконе пробито тремя пулями. Пронизав икону, они попали Матрене в грудь и убили ее наповал.

Дед осторожно вынул икону из рук мертвой жены.

— Эх ты… матерь божья! И тебя расстреляли вместе с моей старухой, — проговорил Игнат и вдруг, рассердившись, швырнул икону в кусты, крепко выругавшись. — Тоже бог, бог… Матерь божья… А почему не спасли мою Матрену, почему дом сгорел?.. Почему?..

Похоронив свою жену, дед Игнат пошел к старосте — просить, чтобы определил его куда-нибудь на жительство.

Подойдя к дому старосты, дед Игнат увидел, что дверь закрыта. Он постучал под окном, прислушался. Видно, нет никого.

— И куда это Фадей Николаич скрылся, обходя дом вокруг, ворчал себе под нос дед Игнат.

Он не услышал, как подошла сзади вторая погорелица, Василиса Кузнецова.

— Ты что бродишь тут? — спросила она деда Игната.

— Да вот, хожу, милая, хочу видеть Фадея Николаевича нашего. Погорел я, милая, так вот пришел просить, — пусть хоть баньку какую даст, чтобы было где помереть. Один остался на старости лет. Последнее мое утешение — Матрену — убили. И дом и скотинка вся сгорела. Может, Фадей пожалеет.

— Что? — гневно воскликнула Василиса. — Этот злодей пожалеет? Да это же он, собака, всему нашему горю вина. Это же он немцам доказал, что партизаны в нашей деревне стоят. Все он, проклятый!

Дед Игнат с недоумением смотрел на разгневанную Василису.

— А ты, девка, не врешь ли? — строго спросил он.

— Вот те крест, что не вру! Чтоб у меня язык отсох! — скороговоркой ответила женщина.

— Да ты не крестись, дура. Бог-то, он нам не помощник. Вот мою старуху сквозь икону убили. Божья матерь и та не помогла ничуть. Толком расскажи.

— Да, да, дедушка. Все в деревне говорят, что староста виноват. И что ему надо было, черту! — запричитала она. — Ну, постояли бы партизаны и ушли. Так нет, змей окаянный, фрицев привел, бой устроил, — утирая передником слезы, почти голосила Василиса.

Всё еще не веря Василисе, дед двинулся по деревне. Но, куда бы он ни заходил, он слышал одно и то же. Всё Замогилье только и толковало о новой подлости старосты Фадея. Он донес немцам, больше некому. Да что и сомневаться, если Ванюха Беспятнов, возвращавшийся под вечер из района, из Полны, собственными своими глазами видел, как Фадей поспешал по дороге на Наумовщину. Для чего иного, как не для того, чтобы сообщить стоявшим там карателям о приходе партизан в Замогилье.

— Глаза вылупив, несется по дороге, — откуда и прыть взялась! — взволнованно рассказывал Ванюха. — Аж пот градом катится. Меня даже и не приметил.

— К немцам бежал, змей, иуда подлый. Больше некуда, — судили замогильцы.

Дед мрачно слушал эти речи, и кулаки его сжимались. Теперь он нашел своего злодея, виновника своего непоправимого горя.

— Черт с ним, с домом, — говорил он. — Я бы со своей силенкой и новый отгрохал, еще и лучше прежнего. Но зачем мою старуху убили? Он, он всему вина, Он виноват, что убили четырех партизан. Он виноват, что дома пожгли. Все он, змей, сделал! Ему и ответ держать перед народом, — твердил дед собравшимся вокруг мужикам.