Холодный бриз - Олег Таругин

Бериевский ординарец, повинуясь кивку хозяина, довольно ловко влез на броню, скрывшись в танке. Крамарчук успел заметить, как, уже опускаясь в башенный люк, он отработанным движением расстегнул кобуру. Ефрейтор, застегнув шлемофон, забрался на башню следом, стопоря по-походному крышку командирского люка. Обойдя башню, он схватился за ствол орудия и привычно забросил тело в люк механика-водителя, на несколько мгновений пропав из виду, затем снова высунулся наружу. Крамарчук разрешающе махнул рукой.

— Товарищ народный комиссар… — предостерегающе начал Качанов, но Берия лишь пожал плечами:

— Не бойся, лейтенант, у меня хорошие кадры. Надежные. Присмотрит, если вдруг что.

Старлей умоляюще взглянул на Захарова с Крамарчуком: в отличие от подполковника, он-то никаких связанных с ефрейтором подробностей не знал, видя во всем происходящем явную угрозу наркому. Юрий осторожно кашлянул:

— Лаврентий Павлович, он сейчас такую пыль поднимет, ничего и не увидите. Давайте вон на второй танк заберемся, сверху и обзор лучше будет, и пыли меньше.

Берия с усмешкой смерил подполковника взглядом и буркнул:

— Перестраховщики вы, товарищи красные командиры. Хотя определенная логика в этом присутствует. Ну, хорошо, пойдемте на ваш танк. Жаль, бинокля нет.

Пока Берия, деланно кряхтя, забирался на танк, ефрейтор запустил двигатель и прогонял его на малых оборотах, прогревая. Наконец, двигатель взревел всеми своими восемью с половиной сотнями лошадиных сил, окутав корму густым сизым облаком, и Т-64 начал разворачиваться. По утыканной коробками АЗ лобовой броне «их» танка взбежал, оскальзываясь подошвами сапог, запыхавшийся Качанов, протянув Берии и Захарову пару неизвестно где раздобытых полевых биноклей — реплику наркома он услышал.

Управляемый ефрейтором танк меж тем выбросил еще одно дымное облако и тронулся, разгоняясь до заданной скорости и держа курс на «крайнюю левую акацию». Подвернув, боевая машина рванулась вперед, словно выпущенный из исполинской пращи сорокатонный снаряд, за несколько секунд разогналась километров до шестидесяти пяти и вдруг резко остановилась, мощно качнувшись вперед и едва не цепляя грунт срезом ствола. Искоса глянув на генерал-майора, Берия одобрительно хмыкнул, вновь поднимая к глазам бинокль. Корма шестьдесят четверки подскочила кверху, опустилась, снова чуть приподнялась, но танк уже набирал скорость. Не доезжая до дальних деревьев считанных метров (поскольку бинокля Крамарчуку не досталось, на миг ему даже показалось, что танк не успеет остановиться, срежет ближайшую акацию бронированным лбом и вынесется за пределы полигона), бронемашина лихо развернулась, выбросив из-под гусеницы фонтан вывороченной глины, и двинулась обратно, плавно сбрасывая скорость. Остановившись на указанном месте, танк несколько раз качнулся на амортизаторах, и замер, негромко урча двигателем. Из люка показалась голова чрезвычайно довольного собой механика, а вот торчащее над командирской башенкой бледное лицо майора назвать так можно было бы с большой натяжкой. Прекрасно понимающий, в чем дело Крамарчук с трудом сдержал улыбку — ясное дело, укачало беднягу с непривычки не на шутку. Как бы ефрейтор теперь недоброжелателя себе не нажил. Заглушив мотор, мехвод облапил пушку и легко выбрался наружу.

— Впечатляет! — раздался рядом голос народного комиссара. — Я бы даже сказал, очень и очень впечатляет.

Проигнорировав протянутую лейтенантом руку, Берия самостоятельно спустился на землю, крикнул механику:

— Товарищ ефрейтор, идите сюда.

Стоящий позади Крамарчук на всякий случай продублировал команду убедительным взмахом руки, благо нарком этого не видел. Геманов торопливо подбежал.

— Отлично вы с машиной справляетесь, товарищ танкист. Какая была максимальная скорость?

— Километров семьдесят перед короткой, думаю, выжал. После — чуток поменьше.

— А если быстрее? Смог бы?

— На грунте — нет, только на шоссе. Если движок разношен да отлажен, и моторесурс не выработан, то километров пять еще можно выжать. Под уклон может и больше, я не пробовал. Хотя, все это уже запредел, конечно. Стрёмно. Или движок запорешь, или гусянку потеряешь — и все, пипец котенку.

Если Берия и не понял сути последнего выражения, то вида не подал:

— А вот есть такой танк, БТ называется, так он все семьдесят три километра по шоссе идёт. Слыхали о таком, товарищ танкист?

— Так он же колесно-гусеничный, и эту скорость только на колесах выдаст, да и то по хорошей дороге, не по пересеченке. Да и что это за танк, так жестянка. Броня никакая, рациональных углов почти нет, движок карбюраторный, гуськи узкие.

— Думаете?

— Ну, ясное дело. БТ — это ведь что такое? Танк захвата и удержания плацдарма до подхода основных сил. А для обороны или встречного боя он вообще не годится.

— Смотрю, вы, товарищ ефрейтор, в советских танках хорошо разбираетесь? Интересовались?

— Ага, на гражданке еще. В модельный кружок ходил, танчики там всякие собирал, раскрашивал. Типа, стендовый моделизм. Потому в танковые войска и попросился. Военком только плечами пожал: здоровье позволяет, рост тоже — иди, говорит, служи. Ну, вот и служу, уж дембель скоро.

Крамарчук мысленно застонал: ну вот и всё, приехали! Он еще и танками увлекается! Вот уж точно, как переиначивал старую шутку один из его прпорщиков, «песец котенку, задержка мочи не за горами». Ох, что ж делать-то? Сейчас как сболтнет что-нибудь в духе Резуна-Суворова, начитанное дитё девяностых, блин, — и всё. Может ему хоть кулак показать, пока Лаврентий Павлович не видит? Вдруг да поймёт намек?

— Гм, ну хорошо. А вот скажите, товарищ танкист, какие же советские танки лучше?

— Ну, для первого периода войны лучше всего КВ подходил, хоть и тихоходный, зато броню почти никакие немецкие пушки не брали. А потом тридцатьчетверка, что ж еще? Хотя и она более-менее до ума доведенной только к середине войны стала.

— Это вы Т-34 в виду имеете? — искренне заинтересовался Берия, и подполковник показал-таки разговорчивому «механу» из-за его спины кулак. Геманов с искренним недоумением зыркнул на начальника, и Крамарчук вдруг с особой остротой — с такой, что аж под ложечкой засосало! — осознал, что происходит: ефрейтор, похоже, так и не понял, куда он попал, и кто перед ним! Вообще не понял! Парень вёл себя совершенно искренне — и это с точки зрения подполковника было самым страшным. Ох, он сейчас и наплетет, ох и наплетет…

Заметив взгляд механика, народный комиссар, не оборачиваясь, негромко буркнул:

— Товарищ Крамарчук, прекратите, пожалуйста. Не отвлекайте товарища танкиста.