Город Антонеску. Книга 2 - Яков Григорьевич Верховский

принял участие в крещении сирот в одном из сиротских приютов и к трем часам дня заявился в Оперный театр, где насладился оперой Джакомо Пуччини «Тоска».

На этот раз, как указывает «Одесская газета», театр был полон и «зрители устроили маршалу манифестацию».

Что касается «манифестации», то вполне возможно, что таковая имела место быть. А вот что касается «зрителей», то позвольте нам усомниться!

То есть какие-то люди, наверное, заполняли зал и действительно устроили маршалу «манифестацию», но были ли это «зрители» в обычном смысле слова?

Ответ на этот вопрос дает интересное «объявленьице», помещенное в том же номере «Одесской газеты». Оказывается, что «билеты на оперу «Тоска», со штампом на 2 июня 1942-го, действительны на 6 июня».

То есть не действительны на 2 июня!

То есть в тот день, когда Великий маршал почтил наш Оперный театр своим присутствием, «зрители», купившие билеты, в зал допущены не были!

А теперь мы расскажем вам об обряде крещения сирот, по окончании которого Антонеску прибыл в Оперу.

Вы только не подумайте, что речь идет о крещении еврейских сирот.

Нет-нет, крещение «таких сирот» было строжайше запрещено, и русские священники, пытавшиеся нарушить запрет, получали нагоняй.

Еврейские сироты даже не подлежали содержанию в сиротских приютах – сразу же после поимки их отправляли в гетто на Слободке, а после «очистки» гетто – в Березовку, на смерть.

Так что обряд крещения, в котором участвовал Великий маршал, касался только «большевистских нехристей» – христианских детей, которые в советское время не были крещены и, следовательно, остались «нехристями».

Правда, одному пятилетнему еврейскому мальчишке все-таки «посчастливилось» пройти этот обряд и запомнить на всю оставшуюся жизнь.

Этот мальчик рос сиротой.

Видимо, мать его в дни сталинского террора, желая избавить сына от участи детей «врагов народа», оставила его, годовалого, на пороге сиротского приюта.

Там он и воспитывался под случайно полученным именем Михаил Армейцев, не раскрывающим его истинную национальность.

Приезд Антонеску в приют стал сенсацией.

Готовясь к этому торжеству, сирот очистили, елико возможно, от вшей, обрядили в чистую одежду и выстроили перед входом в приют на пыльной, оцепленной жандармами площадке. Там же расположился и военный оркестр, сопровождавший, кажется, каждый шаг Антонеску в Одессе.

Ждать пришлось долго.

Наконец во втором часу дня к дому подкатило несколько легковушек и две военные каруцы, на которых укрытые рогожей лежали «подарки».

Оркестр грянул «Трэяскэ Романия» и… из головной машины вылез сам Великий маршал. А вслед за ним уже из других машин посыпались какие-то важные дамы и господа, румынские офицеры и два священника в полном церковном облачении.

Начался обряд крещения.

Вот как рассказывал об этом ныне уже покойный Армейцев: «…Попы громко молились, кадили, брызгали святой водой, после чего маршал обошел детские ряды, щедро оделяя своих крестников конфетами из каруц…»

Нет, вы только представьте себе.

Пыльная площадка перед сиротским приютом, оцепленная румынскими жандармами.

Какая-то, как говорит Армейцев, «импровизированная купель».

Лоханка, что ли?

И священники в полном церковном облачении громко молятся и разбрызгивают из лоханки «святую» воду, стараясь не дай бог, не замочить стоящего рядом с ним Великого маршала.

Священники явно торопятся – ведь маршалу к 3-м часам пополудни нужно быть в Опере – там начинается «Тоска».

Великое таинство крещенья превращается в «маскарад»!

В тот самый безумный «маскарад», в котором уже несколько месяцев кружится оккупированная Одесса.

Удивительно, но после этого «маскарада» обряд крещения сирот неожиданно «вошел в моду». Как сообщает газета «Молва», 30 июня аналогичный обряд провел известный нам содержатель дешевых борделей Видрашку. На этот раз таинство совершили отец Александр Светлов и отец Пиструй. На торжестве присутствовали офицеры 22-го батальона 4-й румынской армии, а также сам уважаемый домнуле Видрашку, госпожа попечительница приюта Ольга Никифорова и другие представители «новой одесской элиты».

По окончании таинства сироты спели несколько румынских гимнов, прославляющих «регеле» – короля Михая I и «Романие Марэ». А для «гостей» был сервирован «легкий завтрак».

С этого дня воспитанники приюта стали именоваться «крестниками» домнуле Видрашку, так же, как ранее Михаил Армейцев стал «крестником» маршала Антонеску.

Можно, конечно, потешаться над тем, во что превратили оккупанты святое для православных таинство крещения, но этот обряд, как бы ни был он смехотворен, изменил жизнь Михаила Армейцева – еврей по национальности, он всю жизнь числился русским, что в годы советской власти давало ему несомненные преимущества.

Но принесли ли они счастье Армейцеву?

Вот в чем вопрос!

Удивительно, но этот странный, а может быть, даже богопротивный обряд крещенья произвел неизгладимое впечатление на самого Антонеску.

Невзирая на то что он достаточно часто бывал в церкви, а в речах его постоянно присутствовало имя Бога, на самом-то деле он не был верующим.

Скорее, он был суеверным. Болезненно суеверным.

Он верил «вещим» снам, боялся «страшных знамений», а под его походной кроватью, как мы уже говорили, домна Веттурия Гога всегда раскладывала какие-то «магические» предметы, служившие ему «оберегом».

А теперь обратите внимание на то, что обряд крещения сирот был проведен в день его 60-летия!

И это не просто совпадение. Это символично.

С его «языческой» точки зрения, это была «жертва».

Такой своеобразный «договор» или даже «торг» с Богом: «Я тебе Бог это, а ты мне…»

Интересно, чего он просил у Бога, что «выторговывал»?

Победу в войне? Власть? Долгих лет жизни?

Во всяком случае Бог, как мы знаем, не принял «жертвы».

А между тем, «маскарад» в «Городе Антонеску» продолжается.

Танцует, поет, обжирается, упивается в стельку, украшает свои маскарадные костюмы ворованными брильянтами, радуется своим «новым малированным кастрюлям» и «новым» шикарным квартирам в самом престижном районе города.

Врачам, например, особенно полюбилась улица Коблевская – туда переехали профессора Часовников, Сосюра, Коровицкий…

Ну, ладно, дворники, их еще можно понять – им, может, всю «жисть» жидовские «малированные кастрюли» снились!

А вы-то, вы, наши уважаемые?

Вы-то куда ринулись?

Вам что, тоже «малированных кастрюль» захотелось?

Маскарад продолжается, на фоне этого развеселого «маскарада» продолжается охота на евреев, сумевших каким-то невероятным образом затеряться в его сутолоке. То и дело в газетах появляются сообщения о поимке того или иного жида и о смертном приговоре, вынесенном ему «Куртя-Марциалэ».

Родителям Ролли пока все еще удается скрываться в Дерибасовке, на даче тетки Арнаутовой, но их положение с каждым днем становится все опаснее.

Теперь Дерибасовка уже не кажется таким забытым Богом местом, как казалась весной. Теперь она переполнена новыми «дачниками» – «новой одесской элитой».

Изя теперь уже не может работать на огороде. Целые дни он проводит в их маленькой комнате, прислушиваясь к каждому шороху на хозяйской веранде,