Обитель спящих - Торн Стюарт

— Ну что-что, — проворчал дракон, успокаиваясь. — Плавал к островам и слушал, как поют колыбельные детям. У меня очень хороший слух. Иногда мне везло: на берег приходила какая-нибудь девушка и начинала расчесывать волосы, напевая. Они могут делать это часами. И я спал на мелководье. Но это было очень опасно.

— Чем? Ты боишься людей?

Дракон скосил на него мрачный золотой глаз и ответил не без ехидства:

— А вот этого я тебе не скажу, хотя уверен, что именно тебе это не под силу. У меня есть один секрет, но тебе его знать необязательно. Довольно того, что его все еще помнят другие.

— Держи при себе свои секреты, — отмахнулся Конан. Он сейчас думал о другом. — Что ты делал, когда на островах еще не жили люди? Ты ведь старше всей Хайбории, правда? Сколько тебе лет?

Дракон задумался.

— Не помню, — честно признался он. — У меня начисто отшибло память во время Великой Катастрофы. Но когда я пришел сюда, здесь уже жили люди — не те, что живут сейчас, но какая мне разница?

— Так что ты делал до того, как пришел сюда? Как ты спал? Ведь как-то ты спал, раз жив до сих пор?

— Гм, до того? До того я жил на родине всех драконов, а там не нужно музыки, чтобы спать. Понимаешь, — тут он снова вздохнул, — мы, драконы, очень уязвимы. Не так, как вы, люди, но уязвимы. Поэтому они не могут просто взять и заснуть там, где может быть опасно. А вблизи людей всегда опасно. На нашей же родине нам не грозит ничего, и там мы можем спать когда хотим и как хотим.

— Вот и плыви на свою родину! Уж как-нибудь доплывешь, я думаю!

Ответом на эти простые слова служил громоподобный рев. Дракон встал на дыбы и снова полоснул хвостом по ивам, едва не задев киммерийца.

— Ты что, смеешься надо мной, козлиные твои мозги? Я же сказал тебе, что забыл почти все, что было до Катастрофы! Я даже не знаю, цел ли этот остров, не говоря уже о том, в какой стороне света его искать!

Конан задумался.

Сейчас он и в самом деле мог сделать то, что предложил ему дракон: взять кошель безделушек и уйти. Сколотив из каких-нибудь обломков плот, он без труда доберется до ближайшего острова и оттуда продолжит свой путь. Но вот куда?

Выходя из Тай Чанры, Конан собирался идти как можно дальше на восток, где, по словам Юлдуза, ждало его Нечто. Похоже, вот оно, это нечто, взрывает дерн и убивается по своей бессмертной певице, как будто она была последняя на всем белом свете. Значит, не просто так пришел сюда Конан и «разъединил двоих», как и было предсказано. Теперь он, видимо, должен двоих объединить, и, чувствуя за собой все же некоторую вину, он даже не отказался бы это сделать, но как? Не может же он привести на остров на аркане новую девчонку, это слишком бы смахивало на работорговлю!

— Послушай, а почему бы тебе не плавать время от времени к островам, как раньше?

Дракон уже успокоился. Он снова лег на землю, уткнув большой нос в лапы. Похоже, он собрался помирать прямо на этом месте.

— Не хочу, — глухо ответил он. — Надоело. Чем я хуже вас всех, что мне постоянно надо прятаться и трястись за свою шкуру? Самый последний разбойник среди вас живет и то лучше, чем я. Мне надо было сгинуть в Катастрофе, как всем моим сородичам. Нет уж. Как видно, зажился я на свете.

Конан посмотрел на небо — день обещал быть теплым и ясным. Самое время в путь. Вот только куда?

С одной стороны, ему не хотелось тратить время на странствия в компании с гигантским ящером, не видя пока что ни конца этим странствиям, ни даже направления. А с другой — в компании с кем только он ни странствовал! Чем тот же Шапшум-людоед лучше дракона? Скошенный лоб, остроконечные, поросшие волосом уши, расплющенный нос над толстыми губами, клыки размером в палец и чудовищные челюсти… Да еще и рост в три человеческих!

Однако они славно повеселились тогда втроем в Файоне, древней стигийской твердыне: человек Конан, кутруб Шапшум и дух Риорды, Небесной Секиры. Всех троих заточили в ней в разное время стигийцы — Небесную Секиру то ли две, то ли тысячу лет назад, Шапшума — две луны, Конан же не пробыл в Файонской темнице и двух дней. Он, как видно, оказался последним недостающим звеном, чтобы светлые боги смогли, наконец, увидеть, как рушатся древние стены оплота Сета, Змея Вечной Ночи…

Ибо Риорда рубил камень с тою же легкостью, с какой нож режет масло, и втроем они почти сравняли крепость с землей, добираясь до подвалов с сокровищами. Да, вот это было оружие! Великий кователь Гидалла знал свое дело! С такой бы секирой оказаться тогда на галере, — и проклятую ящерицу не спасла бы никакая броня!

Конан покосился на дракона. Тот лежал неподвижно, все так же уткнув морду в лапы. Может, таинственный материк, где все еще живут потомки древних атлантов, дети кузнеца Гидаллы, где лежит на белом алтаре в форме большой чаши-колыбели Рана Риорда, — может, это и есть тот остров?

— Эй, — позвал Конан и пихнул дракона в бок. — А люди на том твоем острове были?

— Были, — не сразу ответил дракон, скосив на киммерийца печальный золотой глаз. Он шумно вздохнул и мечтательно добавил: — Мой отец возил самого Императора на своей спине.

Потомки Говорящих с Драконами приплыли когда-то в земли нынешнего Кхитая, но когда разразилась Катастрофа и часть Лемурийского архипелага ушла под воду, лемурийцы бежали в Кхитай и вскоре вытеснили их. Они уплыли на прародину и с тех пор ни разу не встречал я кхарийцев — ни в море, ни на суше.

— Значит, не то, — пробормотал Конан. — А жаль! Не то бы я знал, куда тебе плыть… Ну, вот что. Вставай, каменная туша, нечего тебе здесь валяться! Слыхал, что говорю?

«Каменная туша» повернула к нему голову. На морде дракона явственно читалось изумление.

— Ты не похож на жаждущего смерти в струе пламени, Конан из Киммерии, — медленно и раздельно произнес он. — Что же заставляет тебя разговаривать со мною таким тоном?

— А вот что: я все равно собирался дойти до Края Мира, а теперь, когда ты убил Сагратиуса и Кинду, на меня, клянусь виноградниками Барахских островов, перешел их обет распить там бутыль самого лучшего вина. Есть на свете место, где помнят, как выглядел мир до того, как море затопило многие земли. И я знаю, где это место. Рорта предсказывал мне, что я побываю еще раз на том берегу, где стоит его алтарь — вот я и побываю.

— И я знаю это место — оно в Вендии, — проворчал дракон. — Что с того? Как я приду к жрецам, если на пороге храма неминуемо превращусь в дракона?

— Твое место ближе, чем мое, — сказал Конан. — Какой еще храм в Вендии?

— Храм Рудры Трехликого. Он стоит над городом Итешвара на острове Ланка. Это древний и суровый бог, древнее Митры и Сета. Но ему нет дела до людских свершений, он проводит вечность в божественной медитации, и лишь когда смещается Равновесие в этом мире и младшие боги бегут к нему за помощью и советом, он покидает свою обитель на вершине Кайласы, самой высокой горы из всех вершин Ги Me Ли.