Любовь приходит дважды - Ольга Строгова

Во-первых, после аборта (а Шаховской теперь уже не сомневался, что она его сделает) Аделаида останется одна.

Это случится по причинам, которые он недавно излагал ее дурачку мужу: или ее замучает совесть, и она сама не позволит себе уехать в Швейцарию и быть там счастливой, или она не уедет потому, что швейцарец, узнав обо всем, не захочет больше иметь ничего общего с убийцей своего неродившегося ребенка.

Во-вторых, женщина, как она, с пробудившейся в зрелом уже возрасте страстью, оставшись в одиночестве, неизбежно обратит свои взоры на первого попавшегося, более или менее подходящего, мужчину.

А таких рядом с ней будет всего двое: он, Шаховской, и Борис.

Ну, последнего мы считать не станем по причинам более чем очевидным… Значит, бороться с соперником не придется.

Швейцарец разбудил ее, разогрел, расшевелил (скажем ему за это спасибо), после чего удивительно вовремя исчез (за что скажем ему спасибо тоже).

Греться же у разведенного швейцарцем костра, пламя которого, своеобразно окрашенное страданием и душевными муками, обещает стать чем-то удивительным по силе и яркости, будет он, Шаховской.

Истинный знаток, ценитель и умелец, он станет ухаживать за этим пламенем, подкармливать его или, когда нужно, остужать – до тех пор, пока ему, Шаховскому, сие занятие не перестанет доставлять интерес и удовольствие и его не потянет к другим кострам.

…Карл снова очутился на том поле, где оставил Клауса. Только теперь профессор оказался там один.

Поле, прежде снежно-голубое, теперь было красным, оттенка густой киновари. Не ледяные кристаллы – огненные иглы обжигали и впивались при каждом шаге в босые ступни Карла. Величественные серебристые скалы, окружавшие поле, превратились в темные, цвета глубокого ожога, дышащие жаром каменные обломки. Небо, высокое, прозрачное, фиолетовое, как чистейшей воды аметист, стало низким и угольно-черным.

В нем не было и не могло быть ни солнца, ни луны, ни звезд.

Сначала Карл решил, что умер и попал в ад. Учитывая окружающую обстановку, это было вполне логичное предположение; к тому же наш герой совершенно искренне считал себя большим грешником.

Однако потом, немного поразмыслив, он понял, что все еще жив, просто, скорее всего, у него начался перитонит и, как следствие, – жар, лихорадка и галлюцинации.

Да, он был жив, хотя и ненадолго. Перитонит развивается быстро, а он, Карл, к тому же в последние дни здорово перенапряг свой организм.

Ему осталось часа четыре, максимум – шесть.

Карл пожал плечами, вздернул подбородок и, не обращая внимания на жар, окутавший его со всех сторон, зашагал к дальнему концу поля. Туда, где днем была большая, ровная, серебристая скала с шестьюдесятью четырьмя круглыми и совершенно одинаковыми на вид отверстиями, а сейчас сплошной стеной высилась упирающаяся в угольное небо тьма.

Ему казалось, что он идет к темной стене уже много часов, суток или даже месяцев, – а она не приближалась, наоборот, уплывала от него, дразня вспыхивающими время от времени световыми пятнами.

В какой-то момент идти стало легче – сверху просыпался дождь из голубых капель с сильным и резким, хотя и довольно приятным запахом, вызывающим слезы в и без того воспаленных глазах. Капли стекали по его пылающей коже, принося облегчение и успокоение, а там, где они падали на землю, огненные иглы гасли и снова превращались в снег.

Карл воспрянул духом и заспешил.

Тьма впереди изогнулась крыльями и сомкнула их над его головой.

Карл перестал что-либо видеть. Все погасло: и пылающие киноварью скалы, и огненный ковер под ногами, и багровые сполохи в темном небе.

Первым при агонии отключается зрение, вспомнил он страничку из своего старого медицинского учебника.

(Сколько лет прошло с тех пор, как он, Карл, учился в полицейской академии Мехико и должен был, помимо всего прочего, сдавать экзамены по анатомии, физиологии и оказанию первой медицинской помощи? Двадцать два, двадцать три года?.. А кажется, что это было только вчера…)

Но он по-прежнему слышал звуки – шорохи, шелесты, движение горячего воздуха.

Он чувствовал запах гари, запах голубых капель и их кисло-лимонный вкус на губах.

Он по-прежнему ощущал жар и острые камни под ногами.

– Иди сюда, – позвал его тихий, как шелест, голос остывающего камня. – Направление – на прохладу. Где совсем нет боли.

И Карл поспешил туда.

Постепенно иссякли и звуки, словно на уши ему, как и на глаза, надели плотную непроницаемую повязку.

И потому когда Карл, оступившись на краю невидимой щели, вместе с мелкими камешками заскользил вниз, то не услышал их падения, а лишь почувствовал, как они проносятся мимо.

Он уцепился кончиками пальцев за острый каменный край и повис. Внизу была пропасть – Карл все еще ощущал токи воздуха, но теперь они оказались ледяными. Дыхание Непостижимой Пустоты, вспомнил он, вот как это называют буддисты, последователи школы дзэн.

Они правы.

Очень точное название.

И, хорошо понимая, что это бесполезно, что Непостижимая Пустота затягивает его, а из всех чувств у него осталось лишь осязание, Карл тем не менее попытался в последний раз подтянуться на руках.

И тут кто-то схватил его за цепенеющие кисти и рывком выдернул из пропасти.

Во вторник утром Карл проснулся полностью отдохнувшим и в превосходном настроении.

Некоторое время он с любопытством разглядывал высокий каменный потолок и светильник с забавными цветными оконцами, с удовольствием вдыхал чистый, сухой, прохладный воздух пещеры, в котором витал незнакомый ему довольно сильный, но приятный запах, и радовался полному отсутствию боли в теле, завернутом, судя по ощущениям, во что-то мягкое и теплое.

Эти ощущения были настолько приятны, что Карл не торопился с выстраиванием привычной логической цепочки, заключающей в себе ответы на такие, например, насущные вопросы, как «где я?», «который час?» и «как я здесь оказался?».

То есть он помнил, конечно, что оставил на снежном поле Клауса с поврежденной ногой, что долго искал нужную пещеру и ему очень мешала боль от острого приступа аппендицита, но, несмотря на это, пещеру Карл все-таки нашел и поднялся в нее… А вот что было потом?..

От бредовых ночных видений в памяти не осталось и следа.

Ничуть от этого не расстроившись, Карл решил повернуться на бок и еще немного поспать.

К его удивлению, процесс переворачивания занял некоторое время.

Не то чтобы тело совсем не слушалось команд, посылаемых мозгом, просто оно стало относиться к ним критически.

Попутно выяснилось, что он, Карл, совершенно голый, лежит на чистом, мягком, белом меху, а сверху укрыт одеялом из тонкой и легкой шерсти, которое кто-то заботливо подоткнул со всех сторон.