Тайны уставшего города - Эдуард Хруцкий

Но мы с младых ногтей были материалистами и знали, что земля круглая, поэтому встречи с прекрасным на «краю света» я не ожидал.

Да и добраться до него было нелегко. В Кустанае в инстанциях мне объяснили, что поезда туда не ходят, а автомобильное сообщение прервано из-за заносов, остается один путь — воздухом.

В аэропорту дежурный, улыбчивый парень в летной вытертой куртке, доходчиво объяснил мне, что облачность низкая, в полетном коридоре снежные заряды, поэтому борты на Тургай не ходят.

Но все-таки некая магия редакционного удостоверения сделала свое дело, в те годы к журналистам относились с опаской и почтением, и дежурный поведал мне, что на «край земли» идет один борт спецрейсом.

— Вы сами-то откуда будете?

— Из Целинограда.

— Да нет, живете вы где?

— В Москве.

— Земляк, — обрадовался дежурный.

Выяснилось, что он с Лесной, окончил Егорьевское училище ГВФ, прибыл сюда по замене кадров на два года и считает дни до отъезда домой.

Мы поговорили о Москве, с тоской вспомнили пивбар «Прага» в Парке культуры и еще много замечательных московских мест.

— Я тебе постараюсь помочь, через час спецборт идет на Тургай, может, уговорю пилота.

Мы вышли на летное поле. Следы заметала поземка, небо, мрачное, как жизнь, низко висело над взлетной полосой; казалось, подними руку — и коснешься темных облаков.

Вдалеке прогревал моторы небольшой Як с красным крестом на борту.

— Санавиация? — спросил я.

— Угу, — ответил мой спутник.

— Врачей везут?

— Можно и так сказать, — усмехнулся дежурный.

Мы подошли к машине. Пилот уже прогревал моторы.

Дежурный замахал руками, и пилот вылез из кабины.

— Слышь, Коля, — сказал мой благодетель, — возьми корреспондента на Тургай.

— Я что, — развел руками Коля, — я со всей душой. Только сам знаешь, кто здесь командует. Попробую уговорить.

Через несколько минут из самолета выглянул казах явно руководящего вида, в овчинном тулупе, накинутом на синее номенклатурное пальто с серым каракулевым воротником.

— Документы, — со знакомыми интонациями распорядился он.

Я протянул ему свое удостоверение, в котором было обозначено, что я — зав отделом краевой комсомольской газеты.

Наверно, нигде в СССР не любили так должности, как в цветущем Казахстане. Чин «зав отделом» заставлял задумываться национальных начальников.

Пока непроницаемый казах задумчиво сверял мою фотографию с оригиналом, из самолета выпрыгнул некто в кожаном пальто и пыжиковой шапке.

Он посмотрел на меня веселыми смеющимися глазами, взял у казаха удостоверение, мельком глянул и протянул мне.

— Откуда сам?

— Из Москвы.

— Земляк. В командировку?

— Конечно.

— Возьмем корреспондента, Есым Естомбаевич, возьмем. Поможем подручному партии.

Я залез в холодную кабину самолета, пилот дал мне ватный чехол, которым закрывали мотор.

— Накинь, корреспондент, а то в своем пальтишке замерзнешь.

— Ничего, врачи не дадут.

— Это точно, — ответил веселый человек в кожаном пальто, — мы врачи-общественники, у нас свое лекарство.

И как только самолет, вылетев, лег на курс, он вытащил из портфеля бутылку коньяка «Двин» и два раскладных стаканчика.

Мы выпили за знакомство, полет стал значительно приятнее.

В Тургае на летном поле рядом со странным сооружением, именуемым «Аэропорт», моих попутчиков ждали местные «врачи-общественники», двое из них были в светлых офицерских полушубках, погоны на них радостно светились васильковыми просветами.

— Ты куда, земляк? — спросил меня кожаный человек по имени Борис.

— В совхоз «Южный».

— Не ближний свет. Возможно, там и увидимся.

Я прилетел в этот забытый богом, но не оставленный заботами КГБ город по письму. В совхозе «Южный» директор школы Бекбаулов избивал русских детей.

Когда я уезжал в командировку, мой московский знакомый Рамаз Мчелидзе, сын знаменитой певицы Веры Давыдовой, работавший в Целинограде зам зав отделом пропаганды крайкома партии, сказал мне:

— Разбирайся как следует, только ни в коем случае не противопоставляй казахов и русских. Никакой национальной розни. Обычное бытовое хулиганство.

Секретарь райкома комсомола встретил меня с положенным радушием, сказал, что в семь утра в «Южный» пойдет грузовик с продуктами и захватит меня.

— Долго ехать-то? — поинтересовался я.

— Да нет, затемно выедете и затемно приедете.

Я все понял, в заснеженной степи никто не мог назвать точное время маршрута.

Так оно и вышло. С веселым приблатненным водилой Серегой мы покинули степную столицу в семь, а приехали около двенадцати ночи.

Два дня я разбирался с фактами бытового хулиганства. Беседовал с испуганными потерпевшими пацанами, с их родителями, написавшими письмо в редакцию, со страшным хулиганом Бекбауловым, который угрожал мне сначала карами за незнание национальных проблем, потом открыто сказал, что здесь вокруг степь, а у него в округе полно родственников.

Но я не убоялся степных разбойников и отловил неведомо куда исчезнувшего участкового и вырвал у него заявления родственников о рукоприкладстве.

Разместили меня на жилье в учебном кабинете бригады механизаторов. Убрали скамейки и поставили две койки. На второй размещался главный инженер Райсельхозмеханизации, который пока отсутствовал.

Вечером я решил пойти в клуб, прочитав на столбе афишу, что сегодня идет новый фильм «Люди и звери».

На улице недалеко от клуба встретился знакомый механизатор, отец одного из пострадавших мальчишек.

— В картину? — спросил он.

И я сразу же вспомнил армию и крик дневального: «Рота! Выходи строиться в картину».

Так почему-то испокон веков именовался в Вооруженных силах кинопросмотр.

— Да, хочу посмотреть, вечер-то длинный.

— А ты, корреспондент, к землячкам своим сходи.

— К каким землячкам?

— Они ссыльные вроде, в последнем бараке по этой улице живут. Хорошие бабы, симпатичные, грамотные. Может, лучше время проведешь.

В длинном одноэтажном бараке светились окна, закрытые кокетливыми ситцевыми занавесками.

Я поднялся на крыльцо, постучал.

— Заходите, открыто! — крикнул звонкий женский голос.

Я открыл дверь, и в лицо ударил забытый запах хорошего парфюма и кофе.

Невероятно, но в этом бараке «на краю света» я встретил трех своих московских знакомых, прелестных девочек, окончивших иняз и МГУ.

В Москве мне кто-то сказал, что они вышли замуж за иностранцев и уехали за бугор.

Лену, одну из первых московских красавиц, бывшую жену моего товарища-кинорежиссера, я знал достаточно хорошо. Она окончила иняз, работала переводчицей на Иновещании радиокомитета, и от поклонников у нее не было отбоя. В 1959 году на Первом международном кинофестивале в Москве она познакомилась с итальянским сценаристом, у них начался бурный роман, и она разошлась с мужем.