Дар - Алексей Фурман

Все изменилось в тот момент, когда он увидел кровь отца на снегу. Кровь и… что-то еще. Пульсирующее, шевелящееся, бессильно цепляющееся за ускользающую жизнь. Такое совсем еще недавно родное, а теперь нестерпимо жалкое и… отвратительное в своей беспомощности.

Положа руку на сердце, надо сказать, что ни в тот день, ни месяцы спустя у Егора в голове не возникало даже намека на столь складные и законченные мысли, и столь ясное понимание того, что произошло с ним тогда в лесу. Понимание пришло гораздо позже, в тот самый точно рассчитанный момент, когда от него уже не могло случиться никакого вреда – лишь мимолетное сожаление и ничего не значащая печаль…

А тогда, уже ощутив на лице медвежье дыхание, он понял вдруг, что больше не боится! Смерть никуда не делась, она по-прежнему стояла рядом, глухо поревывая и злобно скаля клыки, но Егору почему-то вдруг стало на нее наплевать. Может, он даже и плюнул, этого Егор не помнил, но ему почему-то казалось, что такое вполне могло быть – уж больно неожиданным для него был этот переход от смертного ужаса к ледяному презрению. И вслед за этим что-то изменилось уже не в его душе, а в самом окружающем мире. Егор не умер. Озверевший медведь почему-то оставил его в живых.

Егор не помнил, сколько он просидел в снегу, тупо, без единой мысли в голове глядя на изувеченное тело мертвого отца. На то, что еще совсем недавно было его отцом. А у него в душе не было ни горя, ни страха, ни сожаления.

Кажется, его нашли, когда уже стемнело. Были факелы, крики, испуганный собачий лай. Кто-то долго тормошил Егора за плечи, а он никак не мог взять в толк: чего от него хотят? А деревенские хотели одного: понять, почему озверелый шатун растерзал отца и ушел, не оставив ни царапинки на сыне? Егор при всем желании так и не смог помочь им найти ответ на эту загадку. И надо сказать, что соседских симпатий это ему не прибавило.

Впрочем, на семью Егора и без того всегда поглядывали косо. Отец его был из местных, а вот мать привез со стороны. Деревенские с самого начала начали шептаться: и чем это ему свои деревенские девки-то не глянулись? И на кой ляд ему сдалась эта вечно бледная скелетина? Она и на нормальную бабу-то не похожа, не иначе в роду русалки были!

Но отец Егора был мужик упертый и, посмеиваясь в усы, от всей души чихал на шепоты и пересуды соседей с самой высокой березы. Увидев такое полное пренебрежение мнением общества, деревенские кумушки посудачили немного для порядку, да и заткнулись от скуки. Тем более, что мать Егора поводов для сплетен не давала: вела себя всегда вежливо и тихо, с ближними соседками уживалась мирно, работала на совесть да и знахаркой оказалась не из последних, что для заброшенной в глушь деревни, согласитесь, дорогого стоит!

Нашлись, конечно, злые языки, сразу записавшие чужачку в колдуньи. Однако княжеский жрец, регулярно наведывавшийся в деревню с целью проверки правильности исполнения обрядов Богопочитания, несколько раз обстоятельно побеседовал с новой знахаркой, и вопреки, кое-чьим ожиданиям, не сказал о ней ни единого худого слова. Громко сомневаться в мнении жреца не решались даже самые бдительные «борцы» с колдунами, однако же, как ни крути, а в тихом омуте… сами знаете: ничего доброго не водится.

И рождение Егора – по мнению опять таки кое-кого – эту народную мудрость подтвердило в полной мере. Мать-чужачка после родов долго болела, и умерла, когда Егору не было и трех лет, единственным на свете близким родственником для мальчишки стал немногословный отец.

С малолетства Егор был не таким, как остальные мальчишки. Нескладный и неловкий, вечно бледный и болезненно худой, он держался в стороне от ребячьих игр и был серьезен не по годам, как маленький старичок. Поговаривали, что мать «нагуляла» Егора на стороне в одну из своих поездок на ярмарку – уж больно он был не похож на своего якобы родного отца. Однако сам отец Егора сына любил и этого мнения не разделял, а поскольку кулак у него был тяжелый, дальше очень тихим шепотом передаваемых сплетен дело не шло.

Сверстники Егора звали его (не без заслуги в этом взрослых) не иначе как «доходяга» и не упускали случае отвесить оплеуху или дать пинка – просто так, потехи ради. А тут еще поползли слухи, что у доходяги и имени-то тайного, родового нет, а одно только величальное. Ни дать ни взять, как у скотины бессловесной, которой одна только кличка и положена! И без того прохладное отношение к «странному» мальчишке стало еще более холодным.

Жрец, правда, пытался разъяснить деревенским, что ничего такого уж страшного в отсутствии родового имени нет. Дескать, некоторые народы Тридолья считают тайное имя не источником силы, а скорее слабостью, лишним уязвимым местом человека. Жреца слушали, но без особого интереса: мало ли что кто-то там «считает», здесь-то все по-другому! Как бы то ни было, а поводов для оплеух и тумаков, которыми оделяли Егора сверстники, с той поры прибавилось.

Доходяга терпел. Терпел долго, а лет в десять впервые дал сдачи. И пошло-поехало! Дрался Егор люто, не жалея ни себя, ни противника. Мальчишки вдвое крупнее и сильнее не раз позорно бежали от него, размазывая кровавые сопли и сплевывая выбитые зубы. Пару раз ребятня наваливалась на него скопом, но и тут щуплый «доходяга» умудрялся выйти победителем. Егор не гнушался нечестными ударами, не задумываясь, пускал в ход камни, палки и вообще все, что попадалось под руку, в результате дело каждый раз кончалось тем, что чудом не покалеченные обидчики с воплями разбегались в разные стороны.

Устав слушать жалобы соседей, отец, скрепя сердце, для порядка пару раз выпорол Егора, но тот, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания. К счастью, деревенские мальчишки вскоре поняли, что со зверенышем им не сладить, и оставили Егора в покое. Сам он, даром что почувствовал свою силу, без лишней нужды никого не задирал, и жизнь в деревне снова вошла в привычную колею. Все стало по-прежнему, только вот кличка «звереныш» с той поры приклеилась к Егору намертво.

После того, как с отцом случилась беда, Егора взял к себе в дом дальний родич отца – то ли двоюродный кум, то ли троюродный сват, в общем, одно название «родственник». Однако ж попробуй не возьми в дом «племянничка» – вся деревня, включая и тех, кто Егора на дух не переносил, будет потом до скончания века вспоминать, как Антох, Савелов сын, голоса крови не уважил. Такого позора никому не пожелаешь! Вот и пришлось…

Жили дядя Антох и тетка Дарья небогато – у самих семеро по лавкам! – и они, вполне естественно, не обрадовались появлению нового едока. А тут мало того, что седьмая вода на киселе, так еще Боги послали именно «звереныша»! Егор прекрасно понимал, что новой родне он в тягость, хотя и не слышал от них никогда ни единого слова упрека.