Мунрейкер - Ян Флеминг

— Какого черта, — возмутилась было она, но он уже вновь исчез в глубине, и к тому времени, когда она выплюнула попавшую в рот соль, и взяла себя в руки, Бонд уже радостно греб ярдах в двадцати.

Она развернулась и равнодушно поплыла прочь от берега, ощущая себя довольно-таки нелепо, но в твердой решимости осадить наглеца. Все произошло именно так, как она и предполагала. Похоже, эти парни из Сикрет Сервис всегда найдут время для секса, даже выполняя самую ответственную миссию.

Однако ее трепетавшая плоть не желала забывать пережитый поцелуй, и день, без того великолепный, казалось, стал еще прекраснее. И пока она плыла от берега, а затем, повернув назад, увидела молочно-белый оскал побережья, далекий Дувр, черно-белое конфетти ворон и чаек, разбросанных по зеленой скатерти лугов, она решила, что в такой день, как сегодня, разрешается все и что она — только на этот раз, — пожалуй, простит его.

Полчаса спустя они лежали, сушась на солнце, у подножья скалы, разделенные целомудренной полоской песка шириною в ярд.

Поцелуй был непреднамеренный, и все попытки Галы напустить атмосферу отчужденности были развеяны в прах, как только Бонд показал ей омара, которого поймал собственными руками. Неохотно они опустили его в лужицу у камня и подождали, пока он в поисках укрытия забьется в водоросли. Теперь они лежали, утомленные и опьяненные, и страстно желали лишь одного — лишь бы солнце не скрылось за краем скалы над ними прежде, чем они успеют согреться и обсохнуть.

Но не только это занимало мысли Бонда. Прекрасное, сильное тело лежавшей рядом девушки, невероятно возбуждающее откровенностью узкой полоски трусиков и бюстгальтера, вклинилось между ним и заботами о безопасности «Мунрейкера». К тому же в ближайший час для «Мунрейкера» он ничего не мог сделать. Еще не было и пяти, а заправка должна закончиться только в шесть. Только тогда удастся ему связаться с Драксом и убедить его в оставшиеся две ночи усилить охрану скалы и снабдить пикет достойным оружием. Ибо теперь он убедился лично, даже во время отлива глубина для подлодки здесь была достаточная.

Прежде чем двинуться в обратный путь, у них оставалось, по крайней мере, четверть часа.

А пока — девушка. Полуобнаженное тело у поверхности воды над ним, когда он всплывал из глубины; скорый и энергичный поцелуй в его объятиях; твердая выпуклость груди, прижатой к нему; и мягкий плоский живот, спускающийся к плотно зажатой между бедер тайне.

К черту.

Он отряхнулся от надоевших мыслей и вперился в бесконечную синеву неба, заставляя себя любоваться парящими чайками, с такой легкостью реющими в воздушных потоках, что бушевали над скалами. Но мягкие белоснежные перья птиц против воли возвращали его к прежним думам и не давали забвения.

— Откуда у вас такое имя — Гала? — спросил Бонд, в надежде прервать череду воспаленных видений.

Она засмеялась.

— Меня еще в школе из-за него дразнили, — сказала она, и Бонд, услышав ее чистый, ясный голос, изнемог от нетерпения, — а потом в части и даже в лондонской полиции. Полное мое имя еще хуже — Галатея. Так назывался крейсер, на котором служил отец, когда я родилась. Все-таки Гала звучит не так безнадежно. Да я уж почти забыла, как меня зовут по-настоящему. Все время приходится менять имя, раз я поступила в Специальное управление.

«В Специальное управление». «В Специальное управление». «В Специальное управление...»

В момент когда обрушивается бомба; когда пилот допускает просчет и самолет падает, не дотянув до полосы; когда отливает от сердца кровь и сознание покидает вас, в мозгу застревают слова или даже обрывки музыкальных фраз, которые заполняют остающиеся до смерти мгновения и звенят погребальными колоколами.

Бонд не погиб, но слова эти все еще звучали у него в ушах и через несколько секунд после того, как все произошло.

Пока они лежали на песке у подножья скалы, Бонд, предаваясь раздумьям о Гале, следил от нечего делать за двумя чайками, что играли возле пучка соломы, который оказался гнездом, устроенным на узком карнизе в десяти футах от верхнего края скалы. Чайки то вытягивали шеи, то наклоняли головы — на фоне ослепительной белизны известняка Бонд видел лишь головы птиц — потом самец взлетел, совершил круг и вновь возвратился на карниз, чтобы продолжить игру.

Бонд слушал девушку и мечтательно любовался птицами, как вдруг обе они с пронзительным криком ужаса ринулись прочь от гнезда. В тот же самый момент у кромки скалы появилось облачко черного дыма, донесся мягкий хлопок, и огромная глыба белого камня прямо над Бондом и Галой как бы покачнулась, ее поверхность покрылась сеткой зигзагообразных трещин.

Следующее, что запомнил Бонд — он лежит, накрыв собой Галу и вжавшись лицом в ее щеку, воздух переполнен грохотом; дыхание его прервалось, солнце померкло. Спина онемела и болела от тяжести, в левом ухе, кроме грохочущего эха, застыл оборванный, придушенный крик.

Он едва помнил себя, и пока чувства вновь вернулись к нему, прошло время.

Специальное управление. Что-то она говорила о Специальном управлении?

Он предпринял отчаянную попытку пошевелиться. Лишь правая кисть сохраняла какую-то способность двигаться. Дернув плечом, он освободил всю руку, затем с большим усилием отжался, и в их могилу проник свет и воздух. Давясь известковой пылью. Бонд расширил просвет, и, наконец, его голова сняла свое губительное давление с Галы. Он ощутил лишь слабое шевеление, когда она повернула голову набок — к свету и воздуху. Все возраставший ручеек пыли и каменной крошки, струившийся в проделанную им дыру, заставил его с новой энергией взяться за рытье. Постепенно он увеличил пространство и уже мог опереться на правый локоть. Потом, кашляя так, что казалось, будто легкие его вот-вот лопнут, он подался правым плечом вверх, и внезапно оно вместе с его головой вышло наружу.

Первая посетившая его мысль была о том, что взорвался «Мунрейкер». Он посмотрел на край скалы, затем вдоль берега. Нет. От площадки их отделяло ярдов сто. И лишь прямо над ними в кромке скалы был словно откушен громадный кусок.

Он подумал о том, что, возможно, им до сих пор грозит опасность. Гала стонала, и он чувствовал, как бешено колотится ее сердце. Но теперь жуткая белая маска, возникшая на месте ее лица, получила доступ к воздуху, и он изгибал свое тело из стороны в сторону, пытаясь ослабить давление на ее легкие и живот. Медленно, дюйм за дюймом, — его мышцы чуть не рвались от напряжения, он продвигался, придавленный пылью и осколками, к основанию скалы, где, как он знал, тяжесть меньше.

Наконец, он выпростал грудь и, извернувшись, сел. По изодранной спине и рукам струилась кровь и перемешивалась с меловой пылью, которая все текла и текла поверх краев образованных им отверстий. Однако он чувствовал, что кости его целы, в пылу спасательных работ он не ощущал боли.

Кряхтя и кашляя, но не переводя дух, он приподнял ее, и кровоточащей рукой стер с ее лица белую пыль. Затем, выбравшись из известняковой могилы, он с огромным трудом извлек из-под обломков девушку и усадил, прислонив спиной к скале.

Он встал на колени и осмотрел ее, жалкое белое чучело, несколько минут назад бывшее одной из самых милых девушек, когда-либо виденных им. Глядя на нее, на кровавые ссадины ее лица, он молил лишь об одном, чтобы эти глаза наконец раскрылись.

Когда же секунду спустя, это произошло, то радость Бонда была столь велика, что он отвернулся и его вырвало.

17. В вихре догадок

Когда приступ миновал, он почувствовал на своих волосах руку Галы. Обернувшись, он заметил, как увидев его, она вздрогнула. Она потянула его за волосы и указала вверх. В тот же миг возле них просыпался дождь мелких осколков.

Собрав последние силы, он стал сперва на колени, затем в полный рост, и вместе они, скользя и спотыкаясь, начали спуск с груды битого мела и прочь от ниши в скале, которая их спасла.

Крупный песок точно бархат проминался под их ногами. Затем оба в изнеможении упали плашмя и остались лежать, вцепившись белыми пальцами в песок, будто зернистая желтизна могла смыть эту белую грязь. Кажется, Галу вырвало, и Бонд, чтобы дать ей побыть одной, отполз в сторону. Ухватившись руками за цельную глыбу известняка величиной с малолитражный автомобиль, он с трудом встал на ноги, и только тут его налитые кровью глаза увидели, что им угрожало.

Пляж у основания скалы, о которую бились волны, был усеян грудами известняковых блоков. Белая пыль покрывала почти целый акр. В верхней кромке скалы, прежде представлявшей собой почти ровную линию, появилась теперь уродливая зазубрина, в которую вклинился кусок синего неба. Чайки исчезли. Запах беды, подумал Бонд, еще не один день будет отпугивать птиц от этого места.

Их спасло только то, что они лежали у самой скалы, в углублении, которое вода вымыла в камне. На них обрушился лишь град мелких осколков. Более крупные осколки, любой из которых мог раздавить их, упали дальше, самый ближний из них в нескольких футах от Бонда. И именно по причине их близости к скале вышло так, что правая рука Бонда оказалась сравнительно свободной; в силу чего они и смогли откопать себя прежде, чем задохнулись. Бонд понимал, что если бы рефлекс не швырнул его в момент обвала поверх Галы, то оба сейчас были бы мертвы.