Бастард и жрица - Соня Марей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если на одно короткое мгновение представить, что случится, рухни все святилища разом? Мы останемся без своей защиты. Открытые и голые, как младенцы в момент рождения.
Размышляя об этом, я сделала осторожный шаг по неровному полу. Пещера встретила меня гулкой тишиной, но уже через пару мгновений слух уловил мерное кап-кап-кап и призрачный гул в недрах горы. Стоило сойти с вытесанной в камне лестницы, как на стенах начали разгораться бледные огоньки кристаллов горного хрусталя – неправильной формы, собранные в щетки и спаянные конгломератами, торчащие из стен под немыслимыми углами. Они разогнали плотный мрак, приветствуя меня.
Взгляд упал на пористый валун, поросший светящимся мхом и бледными, почти прозрачными листьями, под ними обычно прятались улитки. Я каждый раз приносила глиняную бутылочку, наполненную медом с пасеки – прожорливые малютки были не прочь полакомиться. Вот и сейчас, уловив знакомые шаги, циннии оживились.
– Ну, привет, подруги.
Я сорвала деревянную пробку – сладкие капли брызнули на камень, улитки пошевелили рожками и медленно двинулись на запах меда. Они давно принимают меня за свою и совсем не боятся.
Когда с кормлением было покончено, я прошла чуть дальше – туда, где раскинулось озерцо в форме подковы. Из дна его вздымались, как копья, острые кристаллы с неровными гранями, освещая пещеру призрачным голубым светом. И все вокруг, даже мои вытянутые вперед руки, казалось нереальным.
Там, где озеро делало изгиб, на клочке суши высился каменный алтарь, рядом в плетеной корзине стояли высохшие стебли денника – бархатные на ощупь, как головки камыша. Чиркнув кремнем о кресало, я подожгла один и вставила в нишу – насечки на стеблях обозначали часы и помогали ориентироваться во времени.
Сняв с головы очелье и обмотав вокруг ладони, я опустилась на колени и коснулась своим талисманом кровавого камня. Прежде темный алтарь проснулся, жадно сыпанул искрами и начал медленно алеть – из центра его разбегались жилы, похожие на вены.
– Я пришла к тебе, милосердная Матерь, чтобы вознести молитвы и поделиться своими силами…
Призрачные багровые щупальца, похожие на языки пламени, оплели запястья, амулет мой притянуло к камню – чувство такое, будто мы стали едины.
Впереди ждал долгий день. Иной раз я позволяла себе отступать от молитв, ведя мысленную беседу с Матерью Гор, спрашивая совета, ища утешение. Когда та отвечала, я садилась и слушала, как бурлят подземные реки, как поют камни в толще скалы, как звенят серебряные жилы.
Алтарь тянул мой Дар по каплям: больше я не позволяла. Дай ему волю, так опустошит подчистую – сопротивляться жажде земных глубин искателей учили с малолетства, но все равно жертвы случались. И вдруг вспомнилось, как я потеряла контроль при Ренне, – эмоции тогда были слишком сильны, даже губительны. А чужак каким-то неведомым образом вывел меня из транса, вырвал из жадных объятий гор.
Воспоминания, наполненные чувствами до предела, взбудоражили камень – от алтаря повеяло жаром, путы обхватили крепче, и, казалось, я услышала рокочущий голос: «Иди к нам… В лоно матери, туда, откуда ты пришла».
Ну нет! Я пока здесь побуду, под небом и солнцем, рано мне спускаться в первозданную темноту. До тех пор, пока смерть не пришла за мной и горы не прибрали мое тело, я еще поживу. Пришлось крепче стиснуть зубы – я чувствовала, как платье на спине становится липким от пота. Ладони жжет, будто в руках не амулет, а раскаленный уголь. Голубое сияние озера сменялось закатно-алым светом, он сочился сквозь сжатые веки, обволакивал кожу, гладил по щекам. А горы пели – мелодично, монотонно. Убаюкивали.
Я уже не понимала, реальность меня окружает или грезы. Я видела бескрайние луга, усыпанные тысячами розовых армерий, видела, как ветер гнет тонкие стебли эдельвейса и горечавки, играет с горделивым рододендроном. Как облака стремительно несутся над заснеженными пиками, как девушка в алом платье плетет свадебный венок, а на волосы цвета темного янтаря падают хлопья снега и не тают.
Он укутывал луга белым покрывалом, душил хрупкие стебли цветов. А потом вдруг с неба посыпались золотые монеты – настоящий сверкающий дождь. Их было так много, что вскоре они расплавили снег, укрыли простор, и нежные цветы полегли под их тяжестью. С неба лился золотой поток, сметая тысячелетние валуны, ослепительно сияя под лучами солнца, и вскоре я увидела братьев-искателей: они пытались идти, но вязли в блестящей реке по колено, хватали монеты горстями, но те убегали сквозь пальцы, на лету обращаясь брызгами крови. Отец, дядюшка Льерр, Орм, матушка Этера, старейшины и жрицы – все они перемазались в крови, но им было мало, с жадными лицами они гребли и гребли золото.
Потом за их спинами показался человек.
Он не пытался набить карманы, но одежда и руки его тоже были замараны алыми брызгами. Я не видела его лица, только глубокую рану в боку, которую он пытался зажать пальцами. Но кровь текла и текла, и везде, куда попадали капли, расцветали багряные маки. Нежные трепещущие стебли льнули к его ногам, а лепестки летели по ветру, как осенние листья.
Внезапно мир вокруг начал съеживаться, как подпаленные клочки пергамента, и осыпаться сизым пеплом. Меня подхватил порыв ураганного ветра и…
Очнулась я на полу, сжимая в кулаке ледяной амулет. Вокруг царил призрачный озерный свет, а стебель денника уже догорел.
Сколько я здесь пробыла? Неужели это Матерь Гор подарила мне вещий сон?
От этой мысли прошил озноб – не самое радостное видение, которое наверняка уже вписано в Книгу Пророчеств, ведь магию не обманешь. По всем правилам мне стоит обсудить его с матушкой Этерой, ведь ни одно пророчество нельзя толковать однозначно.
И все же страшно. Беспокойно. Закрывая глаза, я видела расцветающие на снегу брызги крови и…
Маки.
В древних книгах искателей эти цветы означали забвение или смерть. Их сажали на могилах тех, кого не приняли к себе горы – отступников.
Дрожа от слабости, я села и прочистила горло. Тело затекло от неподвижности, и было больно крутить головой. Но некогда рассиживаться – пора идти.
Я застегнула очелье, подхватила с пола мешок и, замерев на мгновение, бросила последний взгляд на алтарный камень. В толще его слабо светились алые прожилки: он получил свою пищу, а мне сейчас так дурно, что слабость накатывает волнами.
Ничего, оправлюсь. И не так уставала.
Внезапно какая-то неведомая сила заставила меня замедлить шаг и обернуться. Взгляд выхватил бледно-розовое свечение на другом конце
