Рыцарь свободного моря - Клод Фаррер

Ей, Хуане, исполнилось только что двадцать лет. И возраст этот, равнозначный для женщин Андалузии двадцати пяти или тридцатилетнему возрасту наших француженок, — по той причине, что в южных странах более жаркое солнце заставляет скорее созревать всякое живое существо, — возраст этот довершал великолепный расцвет всех редкостных красот тела и лица, подобных которым Тома не видел никогда. По правде сказать, и без поэтического преувеличения Хуана за все время этих новых походов, бывших последними походами Флибусты, являлась столь блистательной и вожделенной всем взорам, ее созерцавшим, что скоро ей стал сопутствовать целый поток жгучих и диких страстей, поток, день ото дня все более бурный и широкий. И для того, чтобы удержать и подавить эти страсти, нужен был тот глубокий ужас, в который одно лишь имя Тома-Ягненка повергало теперь всю Америку, вплоть до самых бесстрашных авантюристов.

Сам же Тома, как бы грозен он ни был и как бы ни становился все более грозен по мере того, как возрастало число его сражений, из которых ни одно никогда не было проиграно, оставался все так же порабощенным своей любовницей и с каждым днем все больше покорялся ей телом и душой. Дело тут было не только в красоте, хотя бы безупречной. Было нечто получше — или похуже: Хуана, ставшая теперь более страстной, более падкой до любовных утех, — выйдя из детского возраста и став женщиной, подобно праматери Еве, после того, как змей ее умудрил, — увеличивала и укрепляла с помощью множества тайных и сладострастных ухищрений ту деспотическую власть, которую она давно уже утвердила над корсаром и которая с каждым днем становилась все более тираничной.

Так, например, как уже ранее упомянуто, на самом деле она командовала «Горностаем», вместо и взамен Тома, сама и единолично решая, что надобно сделать то, а не это, что надо лучше туда пойти, а не сюда, что надо погнаться за таким-то парусом, замеченном на зюйде, а не за таким-то, усмотренным на норде, одним словом, уступая руководство делами лишь в минуту сражения, — после того, как заряжены пушки. Луи Геноле, который никак не мог примириться с такими неудобными фантазиями, с трепетом ждал всегда, что она пожелает взойти еще ступенью выше и потребует в один прекрасный день руководства и управления боем.

Его предположение совсем не было столь невероятно. Ибо Хуана отнюдь не была из тех боязливых бабенок, которых звук пистолетного выстрела повергает в трепет или даже в обморок. Совершенно напротив: странная девушка нигде не чувствовала себя так хорошо, как в самой гуще яростнейшей свалки. И все могли видеть ее под дождем картечи, очень спокойно прогуливающейся в великолепном наряде по ахтер-кастелю, подставляя с презрением свою открытую грудь смертельным ласкам пуль и жадно вдыхая грубый запах пороха.

Помимо этих прогулок, подруга Тома совсем не показывалась из своей каюты, где все ее время протекало в примерках и прихорашивании, в ленивых мечтаниях и любовных делах. Ибо оба любовника, согласуя теперь свои взаимные и настойчивые желания, изнуряли друг друга, не зная ни отдыха, ни срока, яростно терзая свою плоть и кровь в похотливом исступлении, больше смахивающем на ненависть, чем на нежность. Нередко удивлялись матросы фрегата, видя, что их капитан спотыкается поутру, взбираясь по трапу, и торопится прислониться к поручням на мостике; тогда как мулатка — невольница Хуаны — улыбалась, замечая большие темные круги под влажными еще глазами ее госпожи…

Итак, три года и даже больше плавал «Горностай» таким образом, унося к тысяче случайностей и тысяче приключений своеобразное сочетание людей: остервенелых любовников, ко всему вокруг себя равнодушных, серьезного и набожного Геноле, имевшего рядом с ними вид святого, заблудившегося в аду, и несколько сот бравых малуанских молодцов, которые вначале были вольными корсарами и верными подданными короля, но вскоре снизились до Флибусты и продолжали, впрочем, снижаться и дальше, благодаря сражениям, которые они вели в мирное время против флагов всего мира, благодаря также тому, что в их состав все обильнее вливались подкрепления в виде авантюристов всех наций… так как злокачественная лихорадка и вражеский огонь беспощадно косили их ряды; и отовсюду, с английских, голландских и даже испанских земель, а не только с французской земли, приходилось Тома-Ягненку набирать своих новых товарищей…

III

И вот, когда прошли эти три года, без того, чтобы какой-либо из них был отмечен среди других чем-либо особо примечательным, в мае лета 1682 — го произошло событие, незначительное с виду, но чреватое пагубными осложнениями.

Действительно, к этому времени, Тома, возвращавшийся с килевания от кубинских Кай, заключил по всем правилам договор с некоторыми капитанами Флибусты, с тем, чтобы отправиться всем вместе на приступ города Пуэрто-Бельо, следуя в этом примеру английского авантюриста Моргана, который захватил его уже десять или пятнадцать лет тому назад и прекрасным образом обобрал его, продержавшись в нем целых десять месяцев под самым носом у президента Панамы, дона Хуана Переса де Гусмана. Столь славный пример достоин был подражания, и тут нельзя было не приобрести разом и славу и богатство. Действительно, Пуэрто-Бельо является главным торговым центром на берегу Атлантического океана для тех американских владений, которые природа отвернула, так сказать, от Европы, обратив их к Южному морю, называемому также Тихим. Сюда-то именно и свозится перед отправкой в Испанию на галионах католического короля весь этот чудесный груз золота и серебра, который Мексика и Перу каждый год извлекают из своих неисчерпаемых рудников.

Итак, указанный договор был подписан на острове Вака, — что было удобнее, чем на острове Тортуга, так как губернатор Кюсси, управлявший последним, несмотря на то, что его первоначальная строгость мало-помалу смягчилась, всегда старался тем не менее противопоставлять широким предприятиям флибустьеров бесчисленные препятствия и затруднения; и самое простое поэтому было действовать без его ведома. Местом встречи назначили якорную стоянку островка Старого Провидения, расположенного, как известно, мористее Никарагского побережья, то есть как раз у выхода из Пуэрто-Бельо. Когда все было таким образом условленно, — и весьма благоразумно, — Тома 19 мая поднял паруса, под покровительством святого Ива, память которого приходится на этот день, и направил курс прямо к месту свидания, убежденный, что найдет там, ожидающими его, почти всех своих Братьев Побережья, большинство которых ушло на три или четыре дня раньше.

И действительно, когда 21 мая, после всего лишь трехдневного, как нельзя более удачного перехода, «Горностай» прямо направился по фарватеру к якорной стоянке, там уже находилось два больших корабля, и тот и другой под белым флагом7, и тот и другой более сильного типа, нежели малуанский фрегат. И Тома, беспечный по обыкновению, не сомневался в том, что эти два корабля принадлежат капитанам Лорану де Граафу и Ван Хорну, принимавшим участие в экспедиции и действительно командовавшим двумя довольно крупными судами. Так что он порядком был удивлен, и неприятным образом, когда оба мнимокорсарских судна, спустив свои белые флаги, подняли вместо них кастильское знамя и в ту же минуту вступили в бой. По счастью, осторожный Геноле, более предусмотрительный, чем его начальник, заподозрил хитрость и, под предлогом отдачи салюта, очень кстати велел открыть констапельскую и созвал к пушкам всю орудийную прислугу. Так что «Горностай» не замедлил ответить на огонь испанцев. Тем не менее, он все же оказался один, и в узком фарватере, совершенно не допускавшем маневрирования, против двух значительно превосходивших его противников. Это была ловушка, устроенная по специальному распоряжению президента Панамы, каковой сановник, совмещавший должность главного управителя в области гражданской и главнокомандующего всеми испанскими силами, расположенными в Перу, поклялся государю, своему королю, что он либо освободит Америку от Флибусты, либо погибнет при исполнении своей задачи. Предупрежденный через шпионов о недавно задуманном походе на Пуэрто-Бельо, он задумал помешать его выполнению, послав к островку Старого Провидения сильную эскадру и поручив ей разгромить или разогнать одного за другим всех корсаров, которые туда явятся. Так, де Грааф и Ван Хорн уже принуждены были спастись бегством от нескольких линейных кораблей. Так, Тома, которому еще меньше повезло, оказался вынужден выдерживать неравный бой против арьергарда той же эскадры, то есть против двух судов, вооруженных вместе шестьюдесятью шестью пушками, тогда как «Горностай» их имел, как известно, всего двадцать.