Жан Кальвин и некоторые проблемы швейцарской Реформации - Ким Сун-чжон

Традиционное католическое богословие основывало авторитет человека, занимавшего какую-либо должность, на самой этой должности и подчеркивало, например, историческую преемственность епископского служения, восходящего к апостольским временам. Реформаторы авторитет епископов основывали на их верности Слову Божьему. Кальвин по этому поводу писал: "Различие между нами и папистами заключается в том, что они верят, будто Церковь не может быть столпом истины, если она не возвышается на Слове Божием. С другой стороны, мы утверждаем, что истина сохраняется в ней и передается ею другим благодаря тому, что она благоговейно преклоняется перед Словом Божиим" (55,с.178).

Для католика Писание было трудно истолковать и потому римско-католическая церковь взяла на себя этот "труд". Реформаторы категорически отвергли это и сделали не правом, а обязанностью каждого верующего чтение и толкование библейских текстов. Уже "Малый Катехизис" М. Лютера (1529) давал читателю рамки, в которых они могли разбирать Библию. Однако именно "Наставление" Кальвина являются наиболее известным руководством по Писанию, особенно окончательный вариант 1559г. Это сочинение построено по модели катехизиса Лютера. В предисловии к французскому изданию 1541г. он утверждал, что эти "Наставления" "могут служить ключом, открывающим всем чадам Божиим доступ к пониманию Священного Писания". "Для полного доступа к реформатской вере читателю нужны были всего две книги Библия и "Наставления" Кальвина. Использование Писания в "Наставлениях" было столь убедительным, что многим казалось, что эта книга была ключом к правильному толкованию Писания. Сложные герменевтические схемы средневековья можно было отбросить, получив эту изящно написанную и понятную книгу" (55,с.190).

Таким образом, "превращение Библии в объект изучения и индивидуальных размышлений и споров о ее содержании рассматривалось официальной церковью как путь к утрате "истинной веры", той веры, которая претендовала на внутренний мир и жизнь верующего, заставляла забывать об отдыхе и развлечениях ради "дела", диктовала политическую принадлежность и освящала любую войну за "правильный" вариант христианства" (81,с.94).

Социально-политические идеи

Жана Кальвина

Социально-политические представления Жана Кальвина сложны и разнообразны. Прежде всего его интересует проблема государства. Вопрос о наилучшем государственном устройстве, волновавший умы гуманистов того времени, Кальвин считает теоретически неразрешимым, ибо, по его мнению, всякая форма правления имеет свои плюсы и свои минусы. Государство должно охранять собственность от обмана и грабежа, обеспечивать людям доступность материальных благ. Однако современные государства не только не гарантировали собственности, но и фактически покушались на нее путем налогов, произвола чиновников и т. д. Кальвин в своих сочинениях обрушивается на королей с обвинениями в жадности и произволе. Он находит много ядовитых обличительных слов для характеристики налогового произвола, называя его разбоем, грабежом и насилием, возмущаясь тем, что короли придумывают новые налоги и с их помощью "похищают большую часть имущества, без которого не может обойтись бедный народ". Правители посылают своих налоговых агентов, которые "словно охотничьи собаки на службе у тирана, разнюхивают следы денег, чтобы отобрать их", "они не успокаиваются, пока не высосут из человека его кровь и мозг костей", часто "самый могучий из монархов может по праву быть богатым сыном большого разбойника" (43,24).

На этой основе защиты неприкосновенности собственности Кальвин строит свои обвинения королей в произволе, тщеславии и эгоизме: "чем могущественнее государи, тем тяжелее давят они народ" (71, 275). "Короли, - говорит Кальвин, - желают быть свободными от всякого закона", они "полагают... что весь мир создан для них", "им служат конями и колесницами... гордость, высокомерие, надменность, самонадеянность, жестокость, вымогательства, грабежи, насилие" (71,275).

Хотя он и видит плюсы у разных форм государства, все же аристократическая республика ему ближе, чем монархия. Он лучше "не по своей сущности, а по тому, что необычайно редко случается, чтобы короли налагали на себя сдержку и их воля не отступала от истинной справедливости; ... прочнее и легче правлением многих лиц, устроенное таким образом, чтобы одни помогали другим, взаимно направляли и наставляли друг друга" (71,175).

Принципы организации церкви, перенесенные на государство, по мнению реформатора, могут способствовать его процветанию. В проповеди на тему о пророке Михее Кальвин говорит: "Пророк прославляет здесь особое благодеяние бога: возвращение народу его свободы. Ибо, в самом деле, самое желательное из всех положений, это когда пастыри избираются и устанавливаются общим голосованием народа. Ибо там, где одно лицо насилием захватывает власть и господство, это - варварская тирания. Там, где цари управляют по праву наследования, это тоже не вяжется вполне со свободой. Итак, пророк говорит: поставим себе государей, причем - всеобщим голосованием"(43, 24). В проповеди на Второзаконие он продолжает: "Эта свобода - особый дар. Действительно, мы видим, что она позволена не всем. Там, где господствуют государи, они ставят судей по своей фантазии и произволу, здесь все делает гордыня... Видя такие примеры, поймем тот бесценный дар, когда бог разрешает, чтобы народ имел свободу выбирать, судей и начальство" (43,25). Таким образом, божественное происхождение власти, по Кальвину, совмещается с народным избранием.

Но и республика чревата "смутой", "тиранией народа": "Мы знаем, как велика невоздержанность народа. Поэтому там, где каждому предоставлена полная свобода, должен возникнуть огромный беспорядок" (Комментарий на Евангелие от Иоанна). Самым ужасным злом представляется Кальвину безрассудство и невоздержанность народа: "Сравните тирана, предающегося всевозможным жестокостям, с народом, у которого нет ни правительства, ни власти, но все равны, и вы увидите, что в этом последнем случае среди народа неизбежно возникнут гораздо более ужасные смуты, чем если бы он находился под гнетом непомерной тирании" (71,275).

По этим-то причинам Кальвин и считает лучшим типом власти аристократическое правление или умеренную демократию: "Если сравнить по существу три формы, различение которых установлено философами, я буду настойчиво утверждать, что аристократия или строй, представляющий смешение аристократии и умеренной демократии несравненно лучше всякого другого устройства. Это доказано и опытом всех времен и волей бога, учредившего у израильтян аристократию, близкую к умеренной демократии, когда он хотел поставить их в лучшие условия" (43,24). Эту идею он защищает и в конце жизни в своих толкованиях на первую книгу Самуила и книгу Даниила, где решительно осуждает абсолютизм.

Конечно, всякая власть установлена богом и служит к его прославлению, но аристократическая республика - особый "дар божий", "особое благодеяние бога". И все Кальвин всякое намерение ввести ее там, где бог по своему неисповедимому замыслу уже установил другую форму правления, называет делом "не только нелепым и неуместным, но и в высшей степени вредным" (71,275).

У такого государства и большие обязанности. Кальвин считает, что церковь и светская власть в определенном смысле должны быть независимы. Но и государство - установление бога. Поэтому светские должности должны считаться не исходящими от городской общины, а божеским учреждением. А это значит, что государство обязано обеспечить соблюдение воли божьей, торжество истинной религии. Таким образом, государство Кальвином понимается как исполнительный орган церкви. Ему отводится роль защитника и материальной опоры церкви. Светская власть, следовательно, по Кальвину, подчинена власти духовной.

Не мог Кальвин пройти и мимо проблем социальной и классовой борьбы, которые живо обсуждались в его время. Реформатор при этом исходил из того, что всякая власть установлена богом и служит к его прославлению. Монархи это "земные боги, наместники бога" (43,23). Неподчинение им - величайшее святотатство: "власть от бога, даже если король - разбойник", "все те, кто имеет право меча и общественную власть, - рабы божьи, даже если они тираны и разбойники" (там же). Но если правитель перестает быть защитником церкви и не выполняет ее предписаний, то автоматически становится простым тираном и в "Комментарии на книгу пр. Даниила" Кальвин прямо рекомендует: "Лучше плюнуть в лицо безбожному королю, чем повиноваться его велениям" (43,27). "В вопросе о повиновении, которое, как мы учили, должно быть оказываемо высшим, существует одно исключение, или лучше сказать, правило, которое мы должны соблюдать прежде всего. Оно состоит в том, чтобы это повиновение не отвращало нас от покорности тому, воля которого должна ограничивать все желания государей, перед чьим величием должно меркнуть их величие. Если люди прикажут нам что-нибудь противное воле бога, это не должно иметь для нас никакого значения, и мы не должны обращать при этом внимание на звание этого лица". "Наставление" Кальвина заканчивается четкими словами: "Лучше повиноваться богу, чем людям" (43,27).