Карта времени - Феликс Пальма

— Значит, попасть в восемьдесят восьмой год никак нельзя? — Уинслоу не желал сдаваться.

— Боюсь, вам нужно дождаться, когда изобретут машину времени, — пожал плечами Гиллиам.

— Будем надеяться, Эндрю, что ученые не заставят себя ждать, — заключил Чарльз, хлопнув брата по колену и поднимаясь на ноги.

— Вполне вероятно, джентльмены, что ее уже изобрели, — вдруг сказал Гиллиам.

Чарльз резко обернулся:

— Что вы имеете в виду?

— Ну, это всего лишь предположение… — замялся Мюррей, — но, когда мы открыли фирму, нашелся некто, кто яростно воспротивился нашему бизнесу. Он утверждал, что путешествия во времени слишком опасны и человечеству не следует торопить прогресс. Я сразу заподозрил, что он изобрел машину времени, но хочет сохранить это в тайне, пока не испытает свое изобретение. А может, решил приберечь машину для себя, стать самодержавным властителем времени.

— О ком вы говорите? — спросил Эндрю.

Гиллиам подался вперед с довольной улыбкой.

— О мистере Уэллсе, само собой, — ответил он.

— Но что заставляет вас так думать? — настаивал Чарльз. — Уэллс написал книгу о путешествии в будущее. Он даже мысли не допускает о том, чтобы отправиться в прошлое.

— Вот именно, мистер Уинслоу. Только представьте, джентльмены, что вы совершили величайшее открытие в истории человечества, изобрели машину времени. Зная, какую власть дает обладание ею, вы станете хранить свое детище в тайне, дабы оно не попало в руки к человеку недостойному. Но сумеете ли вы промолчать, справитесь ли с искушением? Разве книга — не лучший способ поведать обо всем миру и при этом сберечь свой секрет? Если тщеславие вам чуждо, можно придумать менее эгоистический мотив. Представьте, что вам нужна помощь. Тогда роман «Машина времени» — это призыв, послание в бутылке тому, кто сумеет его расшифровать. Все может быть. Как бы то ни было, джентльмены, я почти уверен, что Уэллс отыскал способ возвратиться в прошлое, чтобы изменить его. Прямо как вы, мистер Харрингтон.

Эндрю вздрогнул, словно его застигли на месте преступления. Одарив гостя насмешливой улыбкой, Гиллиам принялся рыться в ящике стола. Повозившись полминуты, он достал номер «Журнала научной школы» за 1888 год. На потертой, засаленной обложке красовалось название «Аргонавты Хроноса», автор — Г.-Дж. Уэллс. Мюррей протянул журнал Эндрю, предупредив, что с ветхим экземпляром следует обращаться очень бережно.

— Ровно восемь лет назад, совсем почти мальчишкой, явившись в Лондон без гроша в кармане, чтобы покорить мир, Уэллс опубликовал фантастический рассказ под названием «Аргонавты Хроноса», в котором безумный ученый по имени Моисей Небогипфель отправляется в прошлое, чтобы совершить убийство. Возможно, автор понял, что переборщил, и, чтобы не наводить читателей на мысль о путешествиях в прошлое, сосредоточился на будущем, а образ Небогипфеля убрал, заменил его более симпатичным персонажем. И все равно он не смог отказать себе в том, чтобы подразнить публику.

Эндрю и Чарльз переглянулись и уставились на хозяина фирмы, который сосредоточенно царапал что-то на листе блокнота.

— Вот адрес мистера Уэллса, — сказал он, протягивая листок Эндрю. — Не теряйте времени и постарайтесь узнать, верны ли мои подозрения.

X

По вестибюлю «Путешествий во времени» разливался аромат роз. Выйдя на улицу, братья остановили первый попавшийся кэб и велели кучеру править в Уокинг, что в графстве Суррей, где располагался дом Г.-Дж. Уэллса. После беседы с Гиллиамом Мюрреем Эндрю будто в рот воды набрал, погрузившись в раздумья бог знает о чем, но ехать предстояло не меньше трех часов, и Чарльз не сомневался, что ему еще представится возможность разговорить кузена. А пока ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. В этот день на долю его брата выпало немало испытаний, и никто не взялся бы предсказать, сколько выпадет еще. В отношениях Эндрю и Чарльза нередко случались периоды необъяснимого молчания, но Уинслоу всегда находил повод его преодолеть, а посему он спокойно повернулся к окну и принялся наблюдать, как городские улицы сменяются сельским пейзажем.

Судя по всему, полная тишина, нарушаемая только скрипом рессор, нисколько не мешает нашим героям, однако уважаемым читателям, которые, я уверен, мысленно присоединились к ним на пути в Суррей, она может довольно быстро наскучить, так что позвольте мне, вместо того чтобы подробно описывать глубину и консистенцию этой самой тишины, или заострять внимание на лошадиных крупах, на которые был устремлен взгляд Эндрю, или взять на себя напрасный труд распутать клубок мыслей молодого человека, в душе которого постепенно таяла вера в спасение Мэри Келли и одновременно зарождалась новая, еще призрачная надежда, воспользоваться паузой, чтобы поведать вам нечто такое, о чем кузены даже не подозревают. Я говорю о стремительном восхождении Сидни Уинслоу и Уильяма Харрингтона по социальной лестнице, об их головокружительной карьере, которой они были обязаны отчасти везению, отчасти трудолюбию и упрямству, отчасти вещам, которые они предпочитали держать в секрете и о которых ваш покорный слуга не смог бы промолчать, даже если бы захотел.

Я готов как на духу высказать все, что думаю об Уильяме Харрингтоне, но кого интересует мое мнение? Скажу лишь, что представления Эндрю об отце были недалеки от истины. Для сына Харрингтон-старший был храбрым солдатом коммерческих войн, готовым на подвиг во имя прибыли, однако для иных сражений, тех, что день ото дня смягчают наш нрав, заставляя проявлять благородство и милосердие, он был слишком ограничен и мелочен. Уильям Харрингтон принадлежал к тому благословенному и в то же время несчастному типу людей, которым свойственна непробиваемая, всепобеждающая уверенность в себе, готовая в любой момент обернуться опасным, слепым высокомерием. Такие люди думают, что мир перевернулся бы, случись им повиснуть вниз головой, и твердо верят, будто Господь создал солнце исключительно для того, чтобы на их грядках зрели овощи, и к такому определению мне решительно нечего добавить.

Вернувшись из Крыма, Уильям Харрингтон оказался в мире, в котором царили машины. Впрочем, вскоре он понял, что их власть не абсолютна, ведь даже стекла Хрустального дворца, этого гигантского прозрачного кита, что высился над Гайд-парком с желудком, полным рыбешек-автоматов, были сделаны вручную. Но разбогатеть на этом было нельзя, а Харрингтон в свои двадцать с небольшим лет больше всего на свете хотел именно разбогатеть и думал об этом ночи напролет, лежа рядом с молодой женой, застенчивой дочкой своего хозяина, спичечного фабриканта. Однажды он до рассвета проворочался с боку на бок, не в силах смириться с собственной жалкой участью. Стоило матери мучиться, рожая на свет такого сына, если главным событием его жизни грозило навсегда стать то, что вражеская пуля оставила его хромым? Суждено ему сгинуть в безвестности или войти в историю? Печальный крымский опыт говорил скорее о втором, но ненасытный дух Уильяма Харрингтона не желал покоряться. «Жизнь у нас, как известно, одна, — любил он повторять. — То, чего я не сделаю в этой, не будет сделано и ни в какой другой». Наутро Харрингтон явился к своему шурину Сидни Уинслоу и предложил объединить усилия, посулив трезвому и смышленому юноше, прозябавшему над бухгалтерией скромного семейного предприятия, блестящее будущее. Однако во имя достижения высшей цели требовалось распрощаться со спичками и открыть собственное дело, и тут новоиспеченным компаньонам пригодились бы средства фирмы, которые каждый день педантично подсчитывал Сидни. Чтобы убедить шурина, Уильяму пришлось зазвать его в паб и за обильными совместными возлияниями внушить молодому человеку, что его размеренному существованию не помешала бы капля авантюризма. Обоим было почти нечего терять, обоим предстояло многого добиться. Перво-наперво надо было отыскать бизнес, способный принести быструю и верную прибыль. К удивлению Харрингтона, Сидни внял его словам и дал волю своему недюжинному воображению. Ко второй встрече в пабе у него было готово поистине революционное изобретение. Оно называлось «Помощник холостяка», предназначалось любителям пикантной литературы и являло собой специальное кресло с механическим пюпитром, позволявшим перелистывать страницы без помощи рук. К этому оригинальному приспособлению прилагались, как следовало из подробных чертежей Уинслоу, не менее полезные аксессуары, позволявшие ни на минуту не прерывать чтение, среди которых были маленькое ведерко и губка. Сидни не сомневался, что с этим изобретением они завоюют мир, но Уильям охладил пыл своего шурина, предположив, что тот спутал собственные нужды с общественными. Иными словами, у «Помощника холостяка» не было ни единого шанса покорить мир, и компаньоны вернулись к тому, откуда пришли, поскольку других идей у них не было.