Параллельный Катаклизм - Федор Березин

Сейчас она возникла вновь. Слон уже задавил носорога и, расширяя ареал обитания дальше, пока случай подвернулся, вышел на берег моря. Он еще не считает возможным бороться с китом в его стихии, он только отращивает ласты и изобретает жабры, но сделать пастбище из побережья уже хочет. Он заискивающе раскланивается с китом, снимает шляпу и делает реверанс, утверждает, что вышел просто прогуляться и промочить ножки, однако бивни его уже чрезмерно массивны и, хотя оплетены розами, явно не смахивают на предметы туалета.

А кит бессилен против резвящегося наглеца, он может фыркать, пускать фонтаны или строить радугу брызгами хвоста, но ему явно слабо выскочить и забодать наглеца лбом или перекусить пополам. Поэтому, маскируя свою растерянность, он вынужден делать вид абсолютной отрешенности от происходящего на берегу.

А слон, продолжая кланяться, давит ногами-тумбами всяких козявок и, бочком-бочком, расширяет ареал обитания – он мечтает окружить море и сделать кита маленькой аквариумной рыбкой.

45. Заботы генералиссимуса

– Как наш подопечный, товарищ психотерапевт? – Иосиф Виссарионович был в хорошем настроении, это чувствовалось, внушало надежду. Уже долго, на редкость долго, Сталин находился в приподнятом настроении: он награждал, хвалил, иногда журил, гораздо реже карал. Так складывались обстоятельства в этом мире: чего не веселиться, коль из колоды судьбы выпадали козырные тузы и короли.

– Совсем чахлый, товарищ Сталин. Внушает тревогу.

– Так что ж вы, академики, профессора, его не лечите?

– Да лечим, лечим, товарищ Сталин. – Доктор буржуазной лженауки психологии запаниковал, что взболтнул что-то не так.

– Что же делает наш, то есть ваш, больной? – генералиссимус не спеша достал из пачки «Герцеговину Флор».

– Рисует, товарищ Сталин. – Доктор покраснел, как будто сказал о чем-то аморальном, типа онанизма.

Верховный главнокомандующий самой победоносной армии, уже разбившей предыдущую победоносную армию, внимательно посмотрел на доктора.

– Что рисует, товарищ военврач?

– Я прихватил, велите внести, товарищ Сталин? – Психолог засуетился.

Верховный глава мирового коммунизма на неуловимо малое мгновение брезгливо поморщился: не любил он большой суеты. Затем кивнул. За портфелем, оставленным у охраны, послали.

– А может, он по своей Еве тоскует, а?

– Так ведь приводили мы ее, товарищ Сталин. Не стал он с нею общаться – в слезах женщина выскочила. Только все кричал ей что-то на немецком, ну знаете, как он умеет, с выражением, с жестами, прям как раньше в кинохронике, нет, правда, товарищ Сталин. А потом, распалившись, едва снова не свел счеты с жизнью, остановили мы его, как начал вены себе прокусывать.

– Нервный человек – больной. Следите за ним.

– Он не просто больной, товарищ Сталин, он (можно употребить термин) – маньяк.

– Интересное определение. Но вы усильте бдительность, берегите его для международного пролетарского суда. И за дамой этой – Евой Браун – тоже присматривайте. Как бы и она на себя руки не наложила. Черт их баб разберет, чего им надо.

Теперь, после ухода лечащего врача бывшего фюрера, вождь мирового пролетариата внимательно смотрел на эскизы, разложенные на столе. Сам он рисовать не умел, да и считал это чем-то в виде умения чинить сапоги – полезно, необходимо, но зачем растрачивать себя на ремесло? Через некоторое время он поднял трубку телефона.

– Товарищ Поскребышев, соедини меня с нашим главным архитектором.

И сразу же ответили:

– Слушаю вас, товарищ Сталин?

– Вот, товарищ академик, давеча поднимался я на самый высокий этаж в Кремле. Не наблюдается еще ваше строение. Почему, объясните мне?

– Так ведь все по плану, товарищ Сталин. Даже перевыполняем чуток. Ведь воздвигли уже первый этаж, тут ведь самая тяжелая, трудоемкая часть, колонны гигантские, вы же видели.

– Видел, видел. Действуйте. А вовремя ли поставляются материалы наркоматами?

– На редкость вовремя, товарищ Сталин. Даже дефицитная высоколегированная сталь, вся, как надо, приходит. А ведь я понимаю, сколь она нужна фронту.

– Война, товарищ архитектор, будет не всегда. Народы планеты живут мечтой о мире, и надо нам эту мечту крепить и преумножать.

– Так точно, товарищ Сталин.

– Давайте, давайте, завершайте стройку. Когда наступит всеобщий мир, народы захотят послать своих представителей на всеобщий съезд, и грош нам цена, если мы не управимся вовремя. Нужен Дворец Советов, очень нужен, как танки и самолеты армии-победительнице. И вот что, товарищ инженер, есть у меня тут интересные схемы, эскизы, один товарищ, немецкий специалист сочинил. Не хотели бы вы взглянуть на них, к примеру, завтра? Вдруг почерпнем чего у буржуазных мыслителей. Нельзя ведь отринутый историей строй полностью в утиль сдавать. Что-то ведь есть и нужное, хорошее.

– Прибуду завтра, товарищ Сталин. Есть, есть у немецких спецов много полезного. Вот, например, у меня пристроен один, друг известного всем Адольфа Шикльгрубера, большой опыт у товарища в макетах.

– Рад, что сходятся в некоторых вопросах наши устремления в завтра, – удовлетворенно подвел итог главный освободитель планеты от фашисткой чумы, кладя телефонную трубку на рычаг.

Упомянутого специалиста он отрядил в наркомат архитектуры после освобождения Берлина, точнее того, что от него осталось. Не получилось у них там с маньяком Адольфом превращение названного города в столицу мира, ну так пусть здесь попробует, может, и пригодится какой-нибудь макет невостребованный.

Верховный Главнокомандующий встал, прошелся по кабинету, замер у карты (огромной, занимающей всю стену). Да, большая работа проделана, но сколько еще впереди. Он навис над Испанией. Он словно видел реальность на этом условном плоском изображении. Там, там в ста пятидесяти километрах от Гибралтара, разгружались новые, только что доведенные до ума из бумажных проектов супертанки. Постарался Кировский завод, на славу постарался, управились досрочно и к тому же сразу две модели, надо же. А уж как потрудились военные железнодорожники; уму непостижимо – перешить всю колею на расширенную и перешить от белорусского Бреста, почти до самой английской базы. И ведь все в секрете. Захватили империалисты ее в 1704-м, пора и честь знать, недолго осталось терпеть народу Испании великобританское ярмо. Сталин пыхнул дымом и загасил окурок.

46. Топот слона

Слон бесится на бережку. Действительно обидно, Франция освобождена от агрессоров-немцев, умело очищается от язв капитализма, готовятся местные молодые кадры для расширения дороги в завтра, а колонии Франции, бесчисленные необозримые просторы, превосходящие метрополию в десятки раз, по сию пору в феодализме и латифундиях загнивают. Не дело. Однако как быть?

Хуже дело. Испания дружно и яростно с фашистским прошлым рассталась, а проблема та же самая. Мучается негритянское и арабское население ее колоний в цепях позорного в двадцатом веке рабства.

А Италия? Одна Ливия чего стоит, посмотрите на размер, а еще Эфиопия с Сомали. Обидно, досадно за тамошний народ. Ведь обидеться может. Скажет, вон смотрите, Красная армия всем помогла буржуев выгнать в шею, а нам не хочет. Может, не любит она негров? Может, арабов не жалует? Так, значит, она тоже тайно страдает расизмом?

Оно конечно, когда-нибудь солнце свободы неминуемо и там взойдет, потому как процесс загнивания эксплуатации предопределен классиками немецкими и советскими, но когда будет-то? Устали народы мира.

А еще хуже то, что есть еще мощные буржуйские страны, где они рябчиков жуют за обе щеки и до сих пор не давятся. И ладно бы кушали их втихую и дали бы прогрессу самому себя толкать потихонечку, так нет – заблестели у них глаза завидущие, зачесались руки загребущие – хотят они бесхозные колонии, без внешней эксплуатации брошенные себе в нутро запихать.

Вот и бесится слон сухопутный, гневом праведным пылающий, потому как нет у него покуда флота океанского. Строится флот.

А киты посмеиваются. Не видать, говорят, тебе конца-края мучений негров и арабов многочисленных, не дождутся они твоей помощи, быть им рабами нашими до самого коллапса Вселенной.

Флота еще нет, слабы мы покуда в море, окромя северных ледовитых, ну так зато в океане воздушном можем кого хошь за пояс заткнуть. Сколько у вас самолетов военных, Англия с Америкой? Сколько летчиков? Много? А у нас вон сколько, и еще больше будет. У нас ресурсы народные в едином кулаке, а не по карманам частным распиханы. А не хватит денег, так кликнем народу клич: «Народ, спасай Россию, давай заем государственный, лет на тридцать-пятьдесят!» Есть у нас сто тысяч самолетов, а будет двести! Построим столько, сколько места на аэродромах найдется, а не поместятся, так еще аэродромов наделаем.