По багровой тропе в Эльдорадо - Эдуард Кондратов

Один из них был, без сомнения, вождем: он шел впереди и был одет богаче остальных. Впрочем, «одет» не то слово: одежду составлял искусно сплетенный фартучек. Зато на голове у него красовался пышный убор» из разноцветных перьев попугая, такими же перьями была украшена и верхушка жезла, который он держал в руке. Его лицо и тело были расписаны замысловатыми узорами, нанесенными красной, синей и белой краской, на шее болтались в три ряда ожерелья из длинных зубов ягуара и кабанов.

Капитан вынул из ножен меч, осторожно положил его на землю и с распростертыми руками пошел навстречу вождю. Они обнялись, причем индеец несколько раз похлопал капитана по спине и трижды слегка приподнял его над землей. Выглядело все это, что и говорить, забавно, и я не сдержал улыбку.

— Обнимите эту свинью, да приветливей, смотрите! — крикнул нам Орельяна. — И этих других — тоже…

Мы гурьбой двинулись к индейцам и стали обниматься с ними, как велел сеньор капитан. Индейцы, сохраняя полную невозмутимость, похлопали и приподняли каждого из нас. Обнимаясь с молодым низкорослым дикарем, я с изумлением заметил, что мочки его ушей чудовищно растянуты и свисают почти до плеч. В них были продеты отполированные круглые брусочки. Я взглянул на других индейцев и убедился, что почти у каждого из них уши изуродованы таким же образом. Только у некоторых вместо деревяшек сквозь мочки были продеты перья и цветы. Все дикари, как и вождь, были ярко раскрашены, хотя и не столь пестро, как их начальник.

Тем временем Орельяна продолжил церемонию. Опять в ход пошли разноцветные бусы, капитан добавил к ним яркую, вышитую серебром перевязь — я видел ее на сеньоре Франсиско еще в Кито, и две белые рубашки. Но самым главным подарком был большой нож в кожаных ножнах. Я заметил, какой радостью сверкнули глаза касика, когда Орельяна легко срезал блестящим лезвием тростинку и вручил ему бесценное в глазах дикаря сокровище. Но внешне он ничем не выдал своих восторгов, напротив — вождь с подчеркнутым равнодушием принял дары, молча передал их одному из индейцев и только потом громко произнес что-то по-своему.

— Он спрашивает, в чем мы нуждаемся, — вслух перевел Аманкай.

— Скажи, что только в пище, — сказал сеньор капитан.

Аманкай перевел. Касик немного подумал, потом, не поворачивая головы, властным тоном произнес несколько слов. Тотчас же больше половины индейцев бегом пустились к своим каноэ и, энергично загребая веслами, поплыли вниз по реке. Около вождя осталось всего десятка полтора воинов. Почти все они были мускулистыми и рослыми людьми, их глаза, показавшиеся мне первоначально свирепыми, на самом деле смотрели с дружелюбным любопытством — это черная краска, которой они обвели глазницы, придавала их лицам выражение жестокости. Каждый индеец был вооружен бамбуковым копьем с очень острым концом и продолговатым щитом, крепко сплетенным наподобие корзины из необычайно толстых прутьев. Раскраска, перья на голове и связки зубов на шее придавали дикарям весьма воинственный вид, но и без этого боевого убранства можно было бы разглядеть в них смелых, гордых, исполненных достоинства людей.

Лодки вернулись очень скоро. Они были доверху наполнены провизией — не только маисом и съедобными кореньями, но и мясом, тушками индеек и куропаток, а также множеством разнообразнейшей рыбы. Опять повторилась церемония, во время которой сеньор капитан и касик демонстрировали друг другу свои нежные чувства. Наконец, Орельяна распрощался с вождем и взял с него через Аманкая слово, что назавтра нашими гостями будет не только он, но и окрестные касики, чьи племена живут по соседству.

Индейцы покинули нас в самом приятном расположении духа. Однако прежде чем мы разошлись по хижинам на ночлег, Франсиско де Орельяна распорядился выставить усиленную охрану вдоль берега и вокруг деревни. Его, как и каждого из нас, смущало отсутствие жителей в занятой нами деревне, и мысль о возможном нападении со стороны реки либо из леса не могла не внушать беспокойства такому опытному и осмотрительному конкистадору, как сеньор капитан.

Ночь, однако, прошла спокойно, и единственными существами, что тревожили наш сон, были полчища москитов. Привыкнуть к ним невозможно, спасаться от них — бессмысленно. В течение недолгих часов нашего ночного отдыха в хижине то и дело раздавалась сердитая брань солдат, разбуженных назойливыми укусами маленьких вездесущих кровопийц.

ГЛАВА ВТОРАЯ. «РЕКЕРИМЬЕНТО»

Наутро, едва солнце коснулось верхушек высоченных голоствольных деревьев, наш друг касик, а с ним еще дюжина пышно разубранных вождей прибыли в лагерь. Капитан был уже на ногах. Он распорядился разбудить солдат — всех до единого, чтобы с достойными почестями встретить ранних гостей. Мы высыпали на деревенскую площадь и кольцом окружили улыбающихся индейцев. Видимо, вчерашний касик не поскупился на лестные слова в наш адрес — индейцы смотрели на нас приветливо, без тени недоверия или опаски.

После того как все мы вдоволь наобнимались с касиками, а сеньор капитан одарил их цветными стекляшками и кусками материй, мой дядя Кристобаль де Сеговия выстроил отряд на площади в три шеренги и приказал соблюдать тишину. Сеньор капитан отошел от кучки робко сгрудившихся индейцев на несколько шагов, повернулся к нам лицом и громко произнес:

— Комендадор Кристобаль Энрикес, Алонсо де Роблес, Кристобаль де Сеговия, Алонсо де Кабрера и Антонио де Карранса… Выйдите из строя и подойдите ко мне!

Ряды пришли в движение. Дядя и четверо названных конкистадоров — я знал их, это были самые заслуженные и знатные дворяне из нас — встали рядом с Орельяной и преподобным отцом Карвахалем.

— Франсиско де Исасага! — назвал капитан имя тихого бискайца, в прошлом монаха.

Узкоплечий Исасага медленно вышел из строя и поклонился.

— Именем его величества короля и сеньора губернатора, заместителем коего я являюсь, назначаю тебя, Франсиско де Исасагу, эскривано 20 нашего войска. Отныне все значительное, что в нашем походе произойдет и свершится, должен будешь письменно удостоверять…

Несомненно, у капитана был накануне разговор с бискайцем, и тот был вполне подготовлен к происходящему. Еще раз поклонившись, он взял у отца Карвахаля Библию и напыщенно присягнул честно и ревностно исполнять свою службу эскривано.

Кивком приказав Исасаге подойти, Франсиско де Орельяна достал из складок плаща маленький жезл и передал его новоиспеченному эскривано. Затем поднял Руку.

— Знамя! — коротко бросил он.

Полуистлевшее бархатное знамя с испанским гербом величественно выплыло на площадь. Его несли Хуан де Алькантара и Эрнан Гутьеррес де Селис. Древко у знамени было сделано из бамбука, очевидно, сегодня утром.