Повседневная жизнь Европы в 1000 году - Эдмон Поньон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не удержимся от замечания: здесь речь идет о горожанах. Челядь графа, светские слуги «регулярного духовенства» Сен-Сибарда, ремесленники и торговцы, необходимые участники городской жизни, — все они, как бы мало их ни было, вместе со своими семьями вполне могли произвести впечатление «огромной толпы людей»; ведь эти слова могут одинаково означать и сотню, и тысячу. В любом случае, встреча, оказанная Гильому, ничего не говорит нам о вере крестьянства. Есть ли информация о ней в других цитируемых здесь источниках?
Давайте вспомним две детали: «самые отверженные», которых Рауль видел рядом с «высокородными дамами»; и «бедняки», которые, согласно Адемару, сопровождали сеньоров и людей среднего класса. В те времена нужда в большей степени поражала сельскую местность и деревни, нежели города, население которых, упомянутое здесь в нескольких строчках, обычно не было лишено самого необходимого.
Разумеется, правда и то, что крестьяне в целом не могли стать активными участниками этих паломничеств, пеших путешествий, которые должны были оторвать их от их полей и скота на многие месяцы. Тем не менее в семье, которая часто была многочисленна, всегда мог найтись кто-нибудь, чья помощь не была постоянно необходима. Кроме того, не говоря о «самых отверженных», следует вспомнить, что были и такие, кого скука повседневной жизни, стремление к приключениям, мистическое притяжение Иерусалима, необходимость и надежда изменить свое серое существование при соприкосновении с тем, что считалось самым священным, необходимость получить прощение за грехи и заслужить место в раю заставляли забыть об обыденном благоразумии и печальном долге своего сословия. Действительно, вряд ли стоит сомневаться в том, что в этих толпах «людей из простонародья» было немало беднейших и не совсем бедных крестьян, и в том, что их вера свидетельствовала также в пользу веры тех, кто оставался прикован к своей земле.
Глава XII МОРАЛЬ И НРАВЫ
Одной из основных миссий Церкви, влияние которой на людей все более и более крепло, был контроль за их поведением. В отличие от религий древности и в отличие практически от всех других религий, за исключением иудаизма (от которого оно и происходит) и ислама (который претендует на то же наследство), христианство наделило своих священников функцией цензоров повседневной жизни верующих. Священники должны были давать советы, руководить, запрещать, судить, наказывать, прощать.
В конкретном виде это проявлялось в организации покаяния. Именно с этой стороны мы наиболее ясно можем представить себе христианскую мораль того времени и одновременно нравы, которые тогда царили в обществе.
Покаяние по тарифу
Понимание сути прощения и способ отпущения грехов сильно изменились со времени возникновения христианской веры. К 1000 году в течение уже около двух веков существовал режим «покаяния по тарифу». Иначе говоря, каждому греху соответствовало определенное наказание, соразмерное с тяжестью греха. Следовательно, существовали тарифы, изложенные в письменном виде. Их называли уложениями о покаянии. Что бы ни думали об этой поддающейся подсчету морали, документальная ценность таких каталогов грехов очевидна.
Наиболее поздний из них относится ко времени после 1000 года, поскольку он был составлен в 1008-1012 годах Бурхардом, епископом Вормским. Этот известный юрист был автором полного изложения канонического права, которое он назвал «Декретом». Уложение о покаянии Бурхарда — не что иное, как XIX книга его огромного «Декрета». У этой книги особое название: «Целитель», или «Врачеватель». Она была очень широко известна, особенно в церквах Германии в течение всего XI века и позже. Однако если после Бурхарда никто не составлял таких уложений, то это объясняется все-таки не столько неизменным успехом этой книги, сколько изменением самих представлений о покаянии, подробно описанным 10 лет назад аббатом Сирилом Фогелем[120].
То, что система исповеди уступила место тарифам наказаний, означает некоторое смягчение отношения к грешнику по сравнению с тем, что было принято в ранней Церкви, которая считала, что христианин, принявший крещение и таким образом смывший с себя все предыдущие грехи, должен всю свою жизнь сохранять обретенную при этом чистоту. При таком подходе само собой разумеется, что мелкие грешки и обыденные несовершенства можно было не принимать во внимание. Однако христианин, совершивший тяжкий проступок, мог получить прощение, лишь проходя различные ступени покаяния всю оставшуюся жизнь: он должен был отныне жить жизнью нищего, не имея ни общественного положения, ни семьи. Молодые люди не могли смириться с этой системой. Церковь и сама не настаивала на выполнении этих правил; иначе, в результате их неумолимого соблюдения, общество могло бы совсем обезлюдеть. Поэтому грешнику позволялось грешить всю жизнь, имея в виду, что покаяние будет ему определено в глубокой старости или на пороге смерти. Из этого легко понять, каким проклятием казалась людям внезапная смерть. Именно поэтому, как хорошо показал Филипп Арьес, она часто воспринималась как результат гнева Божьего. С другой стороны, поскольку нераскаявшийся грешник не имел права на причастие, такой порядок был чреват тем, что большая часть христианского общества не имела возможности жить в полной мере по христианским правилам.
Введение покаяния по системе тарифов было следствием глубокого изменения в отношении к искуплению грехов: оно давало грешнику возможность исповедаться в любой момент жизни, по своему усмотрению. Это преимущество не умаляет того факта, что применение тарифа очень часто влекло за собой чересчур тяжелые и, главное, даже согласно простым арифметическим подсчетам, абсурдно длительные наказания. В течение XI века был сделан еще один шаг к реалистическому подходу и облегчению положения грешника, что позволило отказаться от практики приплюсовывания наказаний друг к другу: признание ошибок и неизбежные при этом смирение и раскаяние постепенно стали сами по себе давать право на Божеское прощение. Покаяние сузилось до того, что стало ограничиваться лишь чтением нескольких символических молитв, которые и сейчас известны католикам, во всяком случае тем из них, кто еще считает нужным исповедоваться.
Суровый юрист Бурхард был далек от того, чтобы допускать такие послабления. Судите сами.
Убийство
Начнем с того, что существует грех, который влечет за собой наказание в стиле древних времен: убийство хозяина или супруга. Бурхард предлагает виновному в столь тяжком преступлении выбор между двумя возможностями искупления. «Покинь этот ничтожный мир и уйди в монастырь; покорись власти аббата и униженно делай все, что он тебе прикажет». Либо — и стоит спросить, не является ли это еще более суровым наказанием, — грешник должен был отказаться от любой деятельности, позволявшей ему занимать определенное место в обществе: от военной службы, от управления своим имуществом… Он не должен был есть мясо и сало, за исключением дней трех великих праздников: Пасхи, Троицына дня и Рождества, его пища должна была состоять из хлеба и воды, и лишь изредка разрешалось добавлять овощи или фрукты. Он не имел права жениться, должен был забыть о купании и верховой езде, не имел права стоять в церкви среди правоверных христиан, а должен был находиться за порогом… Он не имел больше права причастия и мог причаститься только перед смертью.
Следующим по строгости после наказания за убийство хозяина или супруга было наказание за «отцеубийство». Это слово относилось не только к случаям, когда жертвой преступления были отец и мать, но и к случаям убийства брата, сестры, дяди, тетки «или другого родственника». В течение года виновный должен был приходить к порогу церкви, моля о милосердии Божьем. После этого ему разрешалось входить в церковь, но в течение еще одного года он должен был молиться в углу. Затем, «если станут видны плоды его покаяния», он мог получить причастие, «дабы он не погряз в отчаянии». Кроме того, отказ от мяса. Ежедневный пост до часа девятого (15 часов) за исключением праздничных дней и воскресений. Отказ от вина, медовых напитков и пива три раза в неделю. Потеря права участвовать в военных действиях, за исключением войны против язычников. Передвижение только пешком. Однако грешник имел право сохранить семью, если был уже женат. Если он еще не был женат, то должен был соблюдать безбрачие. Епископ мог положить конец его покаянию тогда, когда считал нужным. Как бы сурово ни было это наказание отцеубийц, оно, однако, было явно меньшим, нежели наказание за убийство хозяина или супруга. Этому факту можно дать скорее социальное, чем теологическое объяснение: ради сохранения прочности общества, было важнее защищать власть и брак, нежели любовь к родственникам. Тому, кто с удивлением спросит, почему эти убийства не наказывались смертью, как это принято даже сейчас (пусть теоретически, согласно французскому уголовному кодексу), напомним в первую очередь, что Церковь, проявляя большую заботу о стабильности общества, не имеет права наказывать так, как это делает современная ей светская власть. Ее задача — примирить виновного с Богом, и уложение о покаянии не является уголовным кодексом. Однако следует добавить, что общество того времени относилось к убийству менее сурово, нежели в более поздние времена. Известно, что законы, принесенные различными германскими народами, которые вторгались в Римскую империю начиная с V века, вообще не наказывали убийство смертью, а допускали только денежное возмещение — вергельд, сумма которого зависела от общественного положения жертвы. Убийство человека в 1000 году было куда менее исключительным и менее предосудительным событием, нежели сегодня. Объяснить это грубостью нравов значит ничего не объяснить… Дело в том, что ни в одном государстве (и этому были причины) не осуждалось право самолично добиваться справедливости. Иными словами, месть (вендетта) была допустима, в особенности же личная месть. Тот, кто убил первым и чьи мотивы не всегда были при этом злонамеренны, оказывался с этого момента под угрозой мести со стороны родственников жертвы, и для восстановления справедливости никому не нужны были ни жандармы, ни судьи.