Ромео и Джульетта. Величайшая история любви - Николай Бахрошин

От досады герцог приказал всем спешиться, и преследовать животное бегом. Кинулся в скалы первым, начал карабкаться, упал и ушиб колено. Поднялся, пожал плечами и усмехнулся:

— Ну что ж, господа, думаю, продолжать не имеет смысла! Клянусь Распятием Христовым, именно так сказал святой Георгио Победосный, отрубив дракону последнюю голову… Сдается мне, этот олень заслужил жизнь в награду за ловкость козла. А мы, господа, проворонили свой сегодняшний ужин!

Прихрамывая, герцог спустился с камней. Несмотря на поврежденную ногу, взлетел в седло как подобает воину — еле коснувшись ногою стремени. Охнул, поморщился и тронул жеребца шагом.

Свита следовала за ним в некотором отдалении. Все знали, неудачу на охоте герцог принимает почти так же близко к сердцу как неприятности в военных компаниях. А именно эти два занятия, он, истинный аристократ крови, ставит выше остальных для мужчины.

«Война и охота! — всегда подчеркивал он. — Война и охота, господа, — это те два занятия, во время которых живешь. А городская политика нашей милой Вероны, эта мутная похлебка с жабами, змеями и пиявками — то, от чего хочется умереть, клянусь мечом воина!»

— Парис! — вдруг окликнул Делла Скала, не оборачиваясь.

Рыцарь Парис пришпорил коня, догнал герцога, и поехал рядом, вежливо отставая всего на полкорпуса лошади.

Несколько минут они ехали молча. Герцог чуть слышно хмыкал, щурился на солнце, обводил взглядом порыжевшие от зноя холмы, поросшие буком и пробковыми дубами. Казалось, он забыл о присутствии рядом рыцаря.

Впрочем, Парис знал, что герцог может забыть, только когда ему это выгодно. Несмотря на нарочитую, воинскую простоту манер герцог Барталамео Дела Скала был совсем не так прост, как стремился выглядеть.

— Капитан стражи Скорцетти отлично справляется со своими обязанностями, ты не находишь? — вдруг спросил герцог.

Парис помолчал, обдумывая ответ.

— Ваше Сиятельство, я слышал…

— Я тоже слышал! — перебил герцог. — Но четыре сотни щитов и копий — хороший нож под ребра нашим муниципальным советникам. А если при этом к рукам капитана прилипнет несколько лишних дукатов — Бог ему судья. В конце концов, я собираюсь оставить своим наследникам крепкое, полноценное герцогство, а не это сборище торгашей, где выжимать налоги так же трудно, как воду из камня.

(Рассказываю, как есть, ничуть не приукрашивая события в свою пользу).

— Ваше Сиятельство, как всегда, смотрит дальше всех нас…

— Вот именно!.. Кстати, Парис, я тобой недоволен!

Рыцарь озадаченно хмыкнул.

— Я в недоумении, мой герцог…

— Будто бы? А почему я узнаю, что ты собрался жениться, от других, а не от тебя? Это невежливо, в конце концов!

Парис помолчал, подумал. Он только позавчера говорил с Капулетти, еще сам не знал, как объявить друзьям-аристократам о своей помолвке с дочерью лавочника, а герцог, оказывается, уже обо всем проведал.

Ходили слухи, что Делла Скала тратит немалые суммы на содержание шпионов среди горожан. Похоже на правду. Парис знал, хоть герцог и подчеркивает всегда, что он, воин, предпочитает гордиевы узлы рубить, а не развязывать, в сложной игре с муниципалитетом Дела Скала чаще переигрывает городских толстосумов. И это их-то, впитавших хитрость и изворотливость с молоком матери!

— Помолвка еще не оглашена, Ваше Сиятельство, — сказал Парис.

— Та-та-та!.. Думаешь, в Вероне легко сохранять подобные тайны? В нашем городе, Парис, все знают больше, чем нужно, но меньше, чем хотели бы знать. Ты никогда не задумывался, к чему это говорят?

Парис, судя по его виду, не задумывался. С некоторой задержкой подбирая слова, он попробовал объяснить:

— Клянусь своим честным мечом, Ваше Сиятельство, вы был бы первым, кто бы услышал от меня о помолвке.

— Верю, рыцарь! Знаю, мой добрый Парис, что ты бесхитростен и прямодушен… Ну, почти как я!

— Ваше Сиятельство льстит мне! — напряжением лица Парис удержался от улыбки.

— Нисколько, — усмехнулся герцог. — Впрочем, я тебя понимаю. Старый Капулетти настолько богат, что может мостить улицы золотыми дукатами. А Джульетта — прелестное дитя, клянусь собственными потрохами! Как-то я видел ее, и, разрази меня гром, залюбовался этим бутончиком… У тебя с ней уже что-нибудь было?

— Ваше Сиятельство…

— Ладно, ладно, не отвечай! Честь дамы, я понимаю! Будем же хранить их честь так же стойко, как они никогда не берегут нашу! — развеселился герцог.

— Если Ваше Сиятельство думает, что я женюсь из-за денег…

— Я не думаю, я предполагаю! Предполагаю, что ты достаточно умен для этого.

Парис помолчал. Его каменное лицо, отшлифованное ветром и солнцем, как обычно, выражало мало. Но все-таки больше, чем всегда.

— Я люблю ее, — признался он хрипловато. — Увидел только раз, случайно, и полюбил на всю жизнь.

— Даже так? — искренне удивился герцог.

— Именно так, Ваше Сиятельство… Один взгляд на нее, один только взгляд, и я понял, что эта девочка создана для меня, как ножны моего меча делались по мерке клинка!

— Та-та-та! Я бы сказал, что ты перечитал рыцарских романов, если бы хоть раз видел в твоей руке книгу… Но, надеюсь, ты не сказал этого старому Капулетти. Иначе этот пройдоха тут же урезал бы вдвое сумму приданного.

— Я люблю ее, Ваше Сиятельство!

— Вот заладил… Да и люби себе на здоровье! — не смутился герцог. — Будь я проклят, если золото хоть однажды сделало девушку менее привлекательной… Словом, Парис, я даю тебе благословение на этот брак, хоть ты и не обращался за ним.

— Ваше Сиятельство слишком добры ко мне…

— Еще бы! И вот что, Парис, уж коль ты женишься… Голос Капулетти на ближайших выборах в муниципалитете должен принадлежать нашей партии. Принадлежать мне! Советую поторопиться с оглашением помолвки, чтоб этот старый мошенник, прости… твой будущий тесть, не отвертелся от наших добрых советов… Ты понимаешь меня, мой рыцарь?

— Надеюсь…

— Я тоже надеюсь, — вздохнул герцог. — А!.. Вот, смотри, за теми буками слуги накрывают стол! — перебил он сам себя. — Хоть наш ужин и убежал от нас по камням, перекусить сейчас было бы кстати! У меня, например, в горле сухо, как в пустыне у мавров… Вперед, господа! Надеюсь с вином и кабаньим окороком мы справимся лучше, чем с тем оленем!

Его Сиятельство гикнул и пришпорил коня. Вся кавалькада устремилась за ним с понятным оживлением.

Теперь, сеньоры и сеньориты, я должен пояснить, почему так подробно остановился на этом эпизоде, вроде бы, не имеющим прямого отношения к моему рассказу. Не имеющим — только на первый взгляд. Для тех же, кто привык в каждом деле видеть скрытые пружины, он совсем не покажется незначительным.